Голод Рехи (СИ) - "Сумеречный Эльф" - Страница 39

— Чего там еще в деревне? — неуверенно начал Рехи, он не привык поддерживать разговор, а вот Ларт, похоже, любил поболтать. Еще бы! Не просто же так его речи слушали все остальные полукровки, не просто так ему нравилось торчать на троне в свободное время.

— Раненых и убитых не так много. Мне вчера показалось, что больше. Пятнадцать убитых с нашей стороны, — констатировал Ларт, с мрачным торжеством добавив: — С их — больше.

Рехи не удавалось сопоставить цифры, пришлось неловко загибать пальцы, чтобы нормально сосчитать.

— А это немало! — понял вскоре он. — У нас в деревне было всего пять рук эльфов.

— У нас много. Ладно не мучайся со счетом. Пусть для тебя будет просто много, — предводитель рассмеялся. Рехи сжал кулаки, обиженно засопев.

Если уж для Ларта три руки своих убитых людей казалось малым числом, значит, деревня и правда у него была большая. А полчища врагов, наверное, прибегали еще больше.

Накануне они показались единой неразборчивой массой. И одновременно все четче и четче вырисовывались контуры каждого убитого противника — то разрубленного, то разгрызенного. Казалось, они пришли тенями и стояли за спиной, скаля окровавленные зубы и мерцая замутненными смертью глазами. От наваждения Рехи недовольно плюнул через левое плечо — помогло, образы сгинули. Всегда помогало, а то еще прилетала порой всякая «еда» и таращилась. Не просто так Лойэ твердила о призраках, впрочем, неизвестные людоеды не заслуживали внимания.

— Мы успешно отбили нападение. Если помнишь, ты сражался вместе с нами, — усмехнулся Ларт, в очередной раз намекая на то, что Рехи стоит остаться в деревне.

— Ну, еще бы забыть!

Отвечать пришлось с той же беззаботностью, хотя на сердце лежал неприятный камень. Рехи все больше и больше сомневался: «Ларт, тварь ты пустынная, солнце тебе на голову! Вот бы ты сейчас честно ответил, специально ты меня сбросил или случайно. Ты что-то знал про линии мира, знал же! Или про ожог! Что если ты от меня чего-то хотел? Испытать надеялся? Устроил себе веселье! Наверное, решил: „вот сброшу эльфа, выкарабкается или не выкарабкается, пусть линии мира еще раз дернет“. Ага, как же! Думаешь, я ради вас, полукровок, буду руки вот так каждый раз жечь? Надо было не ловить стрелу, чтоб ты сгорел».

— Вечером будет пир. Отмойся, ты весь в копоти. Пойдем, в скале есть озеро.

Ларт отошел к выходу и повелительно махнул Рехи, который смущенно потупился:

— Да я это… песочком. Как привык.

Эльфы не любили воду, даже стоянки выбирали подальше от редких родников и озер, потому что к ним тянулись люди. Обычно вокруг источников выслеживали добычу, а сами разбивали лагерь где-нибудь в отдалении.

— Я сказал: пойдем.

Голос Ларта зазвенел сталью, негромкий и словно бы мягкий, но в нем скрывалось рычание ящера. Рехи недовольно поплелся следом, ища по пути предлоги увильнуть:

— Мне меч тут оставить?

— Кто же его теперь украдет. У меня не крадут! Ты добыл его в битве. Сам. Только почисти его камнем, а то совсем заржавеет. Не умеешь? Ладно, научу, — покровительственно отвечал Ларт, словно бы вновь заставляя доверять, показывая себя с лучшей стороны. Но Рехи ни за что не поверил бы, что ему хоть кто-то готов помогать просто так, даже в мелочах. Он же никому не помогал без выгоды для себя.

— Ну, чего встал? Или что ты там? Не ранен же вроде.

Ларт слегка тронул за плечо, попутно рассматривая, и заставил выйти из шатра. Рехи задумался, что после столь ожесточенной битвы и правда вышел с минимальным количеством повреждений. Иной раз совершенно ободранным приходил с охоты — то со скалы неудачно перепрыгнет, то добыча попадется слишком строптивая. В ранней юности так и вовсе каждое утоление голода сопровождалось болью от множества ссадин и ран неумелого воина. Теперь либо научился за время странствий, либо помогло что-то еще, не хотелось думать, будто все это как-то связывалось с линиями мира. Но иного объяснения не находилось, и Рехи плюнул на слишком сложные раздумья.

Его и так тревожило, куда они шли с Лартом. Последний вел через всю деревню к пещере в скале, зиявшей издали раскрытой пастью. Рехи украдкой рассматривал поселение: сгоревшие шатры уже убрали, на их месте возводили новые каркасы из сухих веток, стальных штырей и камней. Нашлись и новые шкуры, из которых споро мастерили новые покровы. О пожарищах и битве напоминали только запах копоти, пятна крови, впитавшиеся в песок, да отдаленные стоны нескольких раненых, собранных в одном шатре. Ларт на ходу заглянул в него:

— Ну как они?

— Жить будут, — ответила ему какая-то девушка. — На нас ведь все быстрее заживает. Были бы людьми…

— Но мы не люди! — с гордостью оборвал Ларт, прижав кулак к сердцу, словно прославляя самого себя. Девушка скромно кивнула, повторяя жест. Тогда Рехи заметил, как мелькнули рыжие волосы, а ему-то показалось, что у полукровок все белые. Но на самом деле деревня пестрела самыми разными сочетаниями расцветок и форм клыков. Лишь неизменно у всех мерцали светящиеся во мраке синие глаза.

«Странный народец, ой странный», — думал Рехи, украдкой рассматривая раненых. В шатре их набралось, наверное, две руки. Они лежали и негромко постанывали, кто-то спал.

— Я пойду на пир сегодня! Я хочу вечный пир, — исступленно воскликнул при приближении предводителя один из них. Потом Рехи заметил, что у него не хватало… обеих ног. Наверное, о нем с сожалением говорил Ларт в полусне.

— Пойдешь, конечно. Пир придет к тебе, — с неподдельным участием отвечал предводитель, а потом положил руку на лоб другу, вложил в его руку лежавший рядом стальной меч. И вдруг… Выхватил короткий нож и полоснул раненого по горлу, скорбно говоря: — Ты теперь на вечном пиру.

Рехи поперхнулся воздухом и отшатнулся. Девушка в палатке даже не отвернулась, только разделила с предводителем и другими ранеными торжественную печаль. Шестнадцатый погибший в битве, наверное, так говорил себе Ларт.

Для Рехи же произошедшее показалось катастрофическим. Он сам не понимал почему. Но они, убогие кочевники, упрямо таскали с собой и раненых, и умирающих, и беспомощных стариков. Может, потому что их деревня была слишком мала. Но все-таки Рехи не представлял, что добьет кого-то из своих, даже из жалости. Да, конечно, порой кого-то приходилось бросать на охотах, как того же Здоровяка, чтобы выжил весь отряд. Но вот так церемонно прощаться, чтобы лично оборвать жизнь друга…

— Ч-что это… За что?!

— Он просил вечный пир. Это почетно для воина, — отчеканил Ларт, вскидывая голову. Выглядел он напряженным, но, в целом, спокойным и вновь махнул Рехи:

— Ну, идем.

Почему-то казалось, что в пещере Ларт снова вытащит нож и полоснет им по горлу, только уже не калеки, а Рехи, просто так, чтобы расковырять и открыть тайну неизвестной «зверушки» с пустоши. Но остановиться тоже никто не позволял. Рехи казалось, что он добровольно плетется на казнь.

Пещера в черной шершавой скале обдала сыростью, которая непривычно щекотала ноздри после иссушенного воздуха пустошей. Глаза быстро выхватили из непроглядного мрака немаленькое озеро-колодец, притаившееся прямо в скале. В него сочился из стены небольшой водопад. Рехи с опаской приблизился к воде и чуть не отскочил, когда на него уставилось из темной глади чье-то лицо, покрытое запекшейся кровью и сажей.

— Это твое отражение, дурень. Вы все на Равнине Черного Песка такие? — Ларт снова смеялся, как будто не он совсем недавно добил своего воина, друга.

— Все? Да там не осталось никого, — отрезал Рехи, пробуя воду рукой — вязкая, но более жидкая, чем кровь. Озеро оказалось холодным, но нормальным для эльфа. Странная штука эта вода. Нет, конечно, Рехи видел родники и озерца, но это показалось слишком большим, слишком темным. Или сказывалось недоверие к Ларту, непонимание его тайных планов. А Рехи спиной чуял, что у предводителя опять какой-то недобрый замысел, уж очень внимательно буравили мерцавшие в темноте синие глаза.

— Ну… Может, уйдешь?