Сны Эйлиса (СИ) - "Сумеречный Эльф" - Страница 48

— Кто же знал, что вмешается малахитовый льор, — тоном спокойного философа отозвался Нармо. Его и правда ничуть не возмущало, что их игра усложнилась из-за вмешательства новой фигуры. Еще существовало время, чтобы насладиться перестановками и хитросплетениями, еще не вся магия иссякла.

— Нет! Это ты! Ты виноват в срыве моего плана! При чем тут девчонка? Мы хотели погубить Раджеда! И ты провалил мой план! —взорвалась Илэни, не потрудившись встать, зато грозно тыкала тонким пальчиком. Казалось бы, невесомая угроза, если бы не мощная магия, действие которой ощутил на себе янтарный льор. Проклятая дымчатыми топазами внушала многим только страх и отвращение, как оживший мертвец. Нармо не разделял такого мнения, не питал предрассудков насчет весьма удобного для осуществления их замысла камня.

— Твой план? — саркастично приподнял короткие брови Нармо, вылезая из воды. — Ох, красавица, если бы ты не была последней женщиной в Эйлисе, то я бы к тебе не приблизился на пушечный выстрел с таким характером.

Нармо подошел к чародейке, не потрудившись накинуть одежду. В конце концов, он не собирался в ту ночь покидать топазовую башню. Пусть хозяйка и шипела, как злобная кошка.

— Я о тебе тоже невысокого мнения, сын мясника и шулера, — отвернулась Илэни, вздыхая наигранно: — Раджед хотя бы истинный аристократ.

«Шулера и мясника» — слова неприятно задели, точно напомнили о вечном клейме. Чародей ненавидел, когда его сравнивали с отцом. В какой-то момент он ощутил, что готов ударить женщину, но тут же погасил в себе совершенно неподобающее чувство. Все же какие-то принципы не обошли и его, сына кровавого тирана и простолюдинки. Куда уж ему до благородного рода Икцинтусов! И за это он дополнительно питал неприязнь к Раджеду. Так, для порядка. Должен же кто-то играть эту роль великого злодея, должен же кто-то нести это бремя.

— Аристократ… — фыркнул Нармо, подходя вплотную к кровати, хищно мерцая глазами, нависая над женщиной. — А, может, это твои оставшиеся чувства к нему помешали нам осуществить план? Не просто же так ты нас постоянно сравниваешь!

— Да как ты смеешь… — начала Илэни, но Нармо заставил ее замолчать сочным грубоватым поцелуем, переходя настойчиво к тонкой шее, где еще недавно оставались непростительные следы душившей магии. Женщина не сопротивлялась, когда ее красивое стройное тело отзывалось на ласки. Возможно, только страсть их объединяла, помимо желания захватить Землю. О любви оба ничего не ведали.

«Сумеречный, а тебе не кажется, что это уже верх наглости?» — донеслось насмешливое мысленное послание Нармо, адресованное невидимой тени, что притаилась в углу, вплетаясь в замысловатые узоры шелковых обоев.

«Да как же ты меня вечно вычисляешь!» — недоуменным призраком послышались завывания неудавшегося Стража, который тихо шпионил во вражеском лагере, впрочем, никакой ценной информации не добыл, только еще раз просмотрел воспоминания чародеев, давно минувшие картины, их потаенные страхи и помыслы. Ничто не укрывалось от всезнающего, но он ничем не мог помочь, да и не хотел. Возможно, он сожалел обо всех, о каждом.

Желал он или нет, но нити судеб всевозможных существ из разных миров пронизывали его иглами. Он видел даже когда закрывал глаза, он слышал, даже если бы залил воском уши. Сумеречный летел прочь черным вороном, вспоминая то, что терзало Нармо, вечно помня, как страдала Илэни.

***

В ту ночь чародейка проснулась до рассвета, безразлично обернувшись на довольно растянувшегося вдоль смятых простыней Нармо. Обнаженное мускулистое тело не вызывало в тот момент никаких приятных ассоциаций, хотя еще пару часов назад…

«Проклятая спящая туша, тебе-то хорошо, у тебя-то простые мыслишки», — только и подумала раздраженно Илэни, сжимаясь нервной пружиной, птицей с обугленными крыльями. Она вцепилась длинными ногтями правой руки в левое предплечье, раздирая его до крови, оставляя на коже длинные полосы, потом глубоко вздохнула и остановилась.

Хорошо, что Нармо никогда не видел ее приступов самоуничтожения, ненависти к себе. Проклятая, чудовище! Чародейка сжала кулаки, подавив непрошеные слезы. Не подобает холодному воплощению зла показывать хоть какие-то эмоции, ведь она — вампир, мертвец, вот даже клыки скрывались за податливыми мягкими губами.

Чем уничтожать себя, как рассудила она однажды, лучше причинять боль другим. И ей понравилось, она помнила, каким сладким экстазом отозвались мучения загнанного кролика, отраженные в глазах глупой пленницы. Той, которая без особых талантов украла беспощадное сердце Раджеда, что когда-то не удалось Илэни.

Женщина вновь вцепилась ногтями в свою руку, потом сдавила шею, где остались теперь следы уже не от магии, а от поцелуев Нармо. Задушить себя, ведьму! Вот прямо так, прямо здесь прекратить эти нескончаемые мучения, которые длились уже триста семьдесят лет. Впрочем, нет, мучения начались, когда ей минуло двадцать.

Именно в этом возрасте раскрывалась истинная сила камня, именно тогда все узрели, что дочь знатного древнего рода несет на себе печать магии дымчатых топазов. Издревле в Эйлисе это колдовство считалось запретным, как и во многих мирах, где на смерть и все связанное с мертвецами накладывается определенное табу. С тех пор Илэни не ведала наверняка, какому миру принадлежит: она постоянно, каждый миг, слышала едва уловимый шепот мертвецов.

Они звали из зазеркалья, из-под земли, они носились тенями по воздуху. И никто больше не догадывался, как жутко постоянно находиться в этом нескончаемом диалоге с теми, кто уже давно покинул пределы своей земной оболочки. Чародейка и сама не понимала, что слышит… Говор неупокоенных душ? Отзвуки воспоминаний, застрявшие среди нитей магии, когда кто-то умирал? Сначала она сама содрогалась от открывшейся силы, считала себя проклятой, ведь сознавала не хуже остальных запретность собственных способностей. Но дымчатые топазы звали ее, напевали свои шипящие песни, которые больше никто не слышал. И она научилась тревожить покой давно замерших под толщей земли; людей не трогала, тренировалась на древних ящерах, которые накануне безуспешно стремились пожрать янтарного льора.

«Их можно использовать и во благо! Для защиты льората», — пыталась давным-давно убедить хрупкая девушка. Илэни пренебрежительно скривилась, пеняя на свою прошлую беспечность и наивность. Может, это и привело ее в Малую Башню, ее умение сострадать и пытаться что-то решить миром.

В те времена самым сильным льором был правитель Аруга Иотил, уже немолодой, но полный сил. Он все решал на Восточном Материке, он диктовал другим свои условия. А если кто-то не соглашался, как Жемчужные льоры, их сметали с лица земли, разрушая башни. Силы иолитов хватало на многое, разве только ни единый камень не умел разбудить милосердия. Ко всем просьбам племянницы сжалиться над ней самодержавный льор остался глух навеки.

«Мама! Мама! Мама, мне страшно!» — этот крик разрывал собственные сны, как и в эту ночь, заставляя раздирать руки, царапать лицо, чтобы заглушить воспоминания и какие-то светлые чувства, что истлели под плотным покровом пепла.

— Мама… — беззвучно шевельнулись губы, и Илэни подавилась нервным кашлем, сгибаясь пополам. Нармо сонно пошевелился, но больше не реагировал, видимо, не уловил никакой опасности, не придал значения. Практичный, как рыщущий дикий пес. Никакой поддержки, никакого умения сопереживать, как и у всех них, оставшихся. Им в наследство только замерли бесконечной роскошью башни.

Илэни сидела, обхватив себя руками, неподвижно глядя в пустоту, на все эти многочисленные мертвенные предметы, которые ничего для нее не значили. Снова этот сон, где ее уводили прочь из дома по бесконечной лестнице в темноту.

В тот день умерла ее мать, которая защищала свое дитя, даже когда узнала, что у дочери опасный дар. Она пыталась доказать всему Эйлису, что дымчатые топазы не так страшны, как о них рассказывают. Но история показывала, что льоры, отмеченные милостью этого камня, со временем превращались в самых темных колдунов, самых жестоких, переходя границы миров, преступая запрещенные тайны жизни и смерти.