По течению (СИ) - "Сумеречный Эльф" - Страница 67

Если бы и со второго дубля она не сумела выйти из легкого ступора, видимо, начались бы его излюбленные пытки. Но ныне существовал шанс избежать их. Да и что такого сверхъестественного-то произошло? Убила и убила какого-то неизвестного мужчину. Так говорил Черный Фрегат. Ее не пытали, ей не причиняли страданий!

И глаза ее зажглись, она рассматривала кровь. И думала о том, что убивать куда веселее, чем быть жертвой. Все эти люди, воины ракьят и другие пленники, наплевали на нее, игнорировали ее существование. Так почему она должна была заботиться об их сохранности? Так почему она должна была переживать за их боль? Главарь на этот раз пытал не ее, а вместо нее врага. Вместе с ней. Ее руками убил.

— Отлично! Особенно, когда с тобой. Ваас. Повторим? — проговорила она медовым, тягучим голосом, злорадно и ненормально улыбаясь, глядя бархатно на него из-под слегка трепещущих пушистых ресниц.

— Да, мне нравятся такие ответы! Реально нравятся! — весело заулыбался Ваас, добившись желаемого, по его мнению, результата. — Еще немного артистизма. И ты, возможно, станешь звездой!

Он развернул девушку к себе, поднял ее за подбородок, пристально рассматривая лицо. И тогда вдоль ее позвоночника прошла волна сладкого волнения от того, каким тоном Ваас произнес это последнее слово. «Звезда». Она улыбалась ему, улыбалась своему мучителю.

Главарь тоже небрежно оскалился ей в ответ, а потом отшвырнул свою «игрушку», на время забыл о ней, увлеченный более важными делами. А она все сидела на песке возле трупа и улыбалась. В этот день пытали не ее, а пытали вместе с ней. И ей было однозначно приятно. Черный Фрегат умел приспосабливаться к любым условиям, он принимал зло, выпивал чашу отравы до последней капли.

Салли ужасалась произошедшему. Чуть позднее, вечером, ближе к ночи, ей и правда перепало от Вааса немного наркотика, притупившего ощущение непоправимости поступка, а потом главарь делал со своей «вещью» то, что пообещал, как только увидел ее накрашенную. Но Черный Фрегат была не против, ей даже нравилось, она сгорала от страсти.

Жирная алая помада размазывалась по лицу, и казалось, что это кровь убитого ракьят. А Салли, похороненная на дне сознания, с содроганием медленно осознавала факт первого убийства, но апатично мирилась с этим. Все… Для нее все закончилось. Перед Беном, перед ее сказочным принцем, такой уже не предстать, ему не нужен монстр-марионетка, все разбито, все забыто. Ваас своего добился.

Салли размышляла безразлично: «За свое существование на острове я поняла одну простую вещь: никто и никогда меня не любил. С момента рождения одни унижали и издевались, а другие иногда, изредка жалели. Но жалость — это не любовь. Этот Бенджамин… Хотела бы я его любви, я бы рискнула даже изменить Ваасу за толику любви… Но Бен всего лишь один из тех, кто жалеет. Пока что… И я боюсь, что так будет всегда. Ваас прав — все безумие, нет никакой надежды на изменение».

***

А из прибрежных зарослей сцену казни наблюдал никем не замеченный, кроме Алвина с винтовкой, Бенджамин. Доктор испугался, что Салли снова потащили истязать, решив на этот раз во что бы то ни стало отбить ее, а потом сбежать к ракьят. Или… Или куда угодно. Додумать он не успел, когда увидел, что вовсе не девушку пытаются убить. Что это она уничтожает. Он видел отблеск ледоруба. Пираты одобрительно гудели восторженными зрителями. И один только док в ужасе наблюдал со стороны всю эту картину. Неизвестно, что больше его пугало и мучило: сама сцена казни или улыбка на лице девочки. Улыбка, возникшая совершенно без принуждения. Бенджамина трясло… Его Салли, его маленькая Салли улыбалась этому чудовищу, этому проклятому главарю, словно только и мечтала все это время собственноручно пролить кровь. Истинное ее состояние проявилось, когда она села тяжело на песок, подле свежего трупа.

У пиратов же оставался еще один пленник, последний. Ваас кивнул в его сторону небрежно:

— А этому… — главарь на миг задумался. — Отрубить обе руки и выпустить возле «Ржавого Двора». Пусть расскажет, что будет с каждым восставшим ***.

Бенджамин отвернулся, он не мог смотреть на то, как здорового крепкого парня делали калекой, но уши заткнуть не успел. Крик пронзил джунгли. И толку-то закрываться от этой невыносимой реальности! Можно не видеть, не слышать, игнорировать существование чужой боли, но зла от этого меньше не станет. Как раз наоборот.

Доктор, не ощущая ног, наступая на муравейники и цепляясь за корни, путаясь в удавках лиан, побрел обратно на аванпост, где осталась с ранеными Нора. После очередной стычки с племенем много пиратов пострадало, но вот сумели притащить четверых пленников, чтобы их казнили, чтобы и без того надломленная психика Салли испытала новое тяжелейшее потрясение. Прирезать всех скальпелем хотелось! Но док только новые повязки накладывал. Нора вместе с ним, однако встревожено спрашивала, что случилось. Когда им, наконец, удалось остаться вместе одним, доктор заметался из стороны в сторону, размахивая руками, сбивчиво повторяя:

— Я должен действовать, любой ценой. Иначе они сделают из Салли еще и убийцу. Она этого не заслужила! — Бен постарался успокоиться, лохматя сальные волосы. — Вообще, никто из нас не заслужил такой судьбы!

— Ты думаешь, судьбу можно заслужить? — неожиданно сурово и холодно отзывалась Нора. — Думаешь, праведные всегда получают счастье и мир, а грешники низвергаются в ад? После смерти, возможно, так и происходит. А при жизни… Сам знаешь.

Женщина вздохнула, глядя в сторону песчаной косы, что скрывалась за густой растительностью.

— Но что делать тем, из кого делают грешника против его воли? Разве у Салли были силы сопротивляться Ваасу? — садился прямо на пол барака Бен, сжимаясь, точно желая вновь стать эмбрионом.

— Были, — сухо ответила женщина, гладя доктора по голове, как она утешала и Салли, словно старшая сестра, молчала некоторое время, подбирая слова. — Если бы она убила, но не улыбнулась, она бы не упала в этот колодец. Но она не выдержала. Ее тоже можно понять… Понять можно всех. Даже его, — неуверенно произнесла хиппи, имея в виду их общего мучителя. — Если знать первопричину каждого греха. Но от этого он не становится меньшим грехом.

— Именно поэтому я готов рискнуть, — резко выпрямился Бен, озираясь. — Пора прекратить эту череду грехов.

— Ты попытаешься убить Хойта? — заинтересовалась Нора, внимательно сдвигая каштановые брови.

— Нет. Я до него не доберусь, — замялся нерешительно молодой человек. — Я имею в виду побег с острова.

— Тогда череда грехов не прекратится, — тяжело откинулась, опираясь о деревянную стену, женщина. — Не возлагай на себя такую миссию. Побег… — глаза ее сощурились. — Пожалуй, я тоже готова рискнуть.

Однако никакого риска на самом деле не выходило, на вид ничего не менялось. На следующий день, видимо, когда безрукий калека достиг «Ржавого Двора», перестрелки с ракьят стали особенно ожесточенным, не прекращались целый день по всему острову. Ваас так и оставался на аванпосте «Берег Хуберта», отдавая приказы по рации. Он словно желал казнями, что произошли накануне, еще больше разозлить воинов племени, показать, насколько далеко зашел процесс разложения его души, что сделалась хуже гнойных повязок, которые уже рябили в глазах Бенджамина.

Доктору привозили раненых с разных концов острова. Кто-то умирал на его глазах, но это никогда не шокировало, все равно он стремился сохранить жизни. И вместо побега и уничтожения пиратов, он носился по аванпосту, рассчитывал содержимое ящиков с медикаментами, чтобы хватило на всех, и продолжал заниматься своей работой. Клятва. Он оправдывал себя клятвой, даже не успев повидаться с Салли, даже не сказав ей что-нибудь теплое. Не успел сигнализировать, что отношение к ней не изменилось. Но ее уже отправили на «Верфи Келла», одну, без Норы, которая умело сосредоточенно помогала хирургу, хотя не давала никаких клятв.

Ближе к вечеру следующего дня со стороны Храма Цитры послышались выстрелы, да не так, чтобы очереди отдельные, а непрерывный гул, который доносил беспокойный ветер вместе с запахом гари. Вскоре с той стороны начали доставлять первых раненых, кого удавалось вытащить. Один плюс, он же минус — расстояния на северном острове по меркам жителя мегаполиса были небольшие.