Темный лес. Ходок - Лисина Александра - Страница 3

Спустя несколько десятилетий после окончания той войны заставы начали медленно, но неуклонно меняться. Их длившаяся почти девять тысячелетий стража наконец закончилась. Постепенно каменные стены разрушились, древние укрепления осели, сторожевые башни были снесены. Некогда могучие крепости из-за неуклонно прибывающего народа разрослись. А еще через полвека и вовсе вышли за пределы каменных стен, уже ничем не напоминая непобедимые суровые твердыни, с высоты которых Дикие псы несли свою долгую вахту.

Потом остатки стен снесли, чтобы не портили внешний вид, высокие скалы вокруг порушили, освобождая место под жилые дома. Улицы расширили, облагородили, разбили парки, обустроили фонтаны… и спустя всего пять веков никто не признает в цветущем Синтаре бывшую Левую заставу. Никто не догадается, что остатки мостовой в центре Дексара старше некоторых перворожденных. Не поймет, что Брадокар и Брадован (что значит в переводе «Непобедимая» и «Неприступная») были не так давно перестроены гномами из таких же могучих твердынь. Что Ардал перехватил эстафету у самой Центральной заставы, а роскошные сады Аллмеры и Литтовы на самом деле посажены покинувшими те места эльфами в знак памяти и скорби по погибшим сородичам.

Нет, бессмертные не оставили Серые пределы полностью. Гномы то ли в силу привычки, то ли по причине многочисленных шахт так и не соизволили полностью отдать смертным свои заставы. Да, их переделали, старые укрепления снесли и с азартом принялись исследовать недра здешних гор. Как ни странно, позволили селиться чужакам в заново отстроенных городах, прежние названия которых – Брадокар и Брадован так и не сменили. Со временем людей в них стало так много, что гномам с Лунных гор досталось лишь несколько густонаселенных кварталов, но бородачи, что удивительно, даже к этому отнеслись вполне лояльно. А с некоторых пор развернули в Интарисе такую обширную торговую сеть, что на их изделия стали поступать даже королевские заказы.

Эльфы, в свою очередь, стали невероятно терпимы к более слабым соседям. Все чаще и чаще их можно было встретить в Аккмале, в Бекровеле[9], в последнюю пару веков даже в Ардал зачастили. Они, по общему мнению, стали гораздо менее щепетильны в отношении полукровок, хотя, естественно, не все и не везде. Но в конце концов и эльфы смогли изменить отношение к себе к лучшему. И теперь редко где можно было увидеть перворожденного, цедящего сквозь зубы приветствие стражнику-человеку на воротах. Или смертного, шипящего проклятия вслед остроухому, посмевшему ни за что окинуть его презрительным взглядом.

Конечно, происшествия все же случались, но нечасто. А в Золотом лесу, где, по слухам, устроились целых два эльфийских рода, остроухие не гнушались обучать особо одаренных смертных своему искусству. Даже маги с некоторых пор считали за честь у них поучиться. Не говоря уж о том, что на Лиаре появились счастливчики, которым впервые за девять с половиной тысяч лет повезло заполучить в руки выкованное эльфийскими мастерами оружие. И это был несомненный прогресс, за который столько времени боролись светлый и темный владыки. Потому что теперь, когда эльфы перестали считаться реликтовой расой, когда прервали свое добровольное отшельничество и наладили прочные отношения с соседями, Лиара могла не опасаться новых расовых войн, а спокойно жить и развиваться так, как когда-то заповедал создатель.

Казалось, за эти века Серые пределы преобразились. Забыли о прошлом и смирились с тем, что люди так ловко обжили эти бескрайние просторы. Казалось, они безропотно отдали себя в руки предприимчивых чужаков, которые без приглашения явились на опустевшие заставы. И это было бы сущей правдой, если бы не одно «но». Потому что даже сейчас, через пять веков мирной жизни, когда о древних войнах почти забыли, когда Серые пределы исчезли, а возникшие на их месте Новые земли по-настоящему расцвели… когда люди познали богатства этой земли… когда эльфы прекратили враждовать с гномами… большая часть этих просторов до сих пор осталась неизведанной. Люди так и не заселили их полностью. Предусмотрительные эльфы не смогли обойти их целиком. Жадные до подземных чудес гномы не выбрали эти горы до дна. Предприимчивые крестьяне не распахали на пастбища бескрайние равнины, не посеяли рожь на всех полях, не вырубили под корень деревья…

Как будто что-то останавливало их от излишнего продвижения вглубь Серых пределов. Страшные сказки и подзабытые легенды все еще заставляли чужаков осторожничать, напоминали о прошлом. Незваные гости и сейчас старались не тревожить старый лес, словно чувствуя в нем дремлющую силу, и редко заходили дальше хорошо изведанного межлесья[10].

Многое еще оставалось скрытым под зелеными кронами. Казалось, с деревьями что-то не так. До сих пор витал над ними аромат скрытой силы, какой-то древней магии. Тщательно замаскированный флер угрозы, старательно скрытый за дымом печных труб и восхитительным ароматом свежеиспеченных булочек… почти неуловимый и невесомый, но он все-таки был. Даже в городах, вдали от роскошного, почти нетронутого леса, восточную окраину которого столь бесстрашно облюбовали перворожденные.

Да, Проклятый лес больше никого не тревожил. Однако тот, кто отваживался зайти дальше знакомых с детства тропинок, переступить невидимую черту межлесья и нарушить покой старого леса, нередко исчезал в его бездонных недрах. А старожилы, особенно из числа местных рейдеров, поговаривали о странном зареве над деревьями в лунные ночи, о непонятных тенях, мелькающих в темноте. Невиданных доселе цветах, чей аромат способен свести с ума или вызвать чарующие видения. О громадных следах неизвестных зверей и гигантской паутине, перекрывающей небольшие ущелья.

Говорят, там видели огромных волков, способных становиться людьми. Гигантских гиен и поистине страшных в своей мощи вепрей. Говорят, у границы[11] до сих пор можно наткнуться на громадных змеюк, чьи тела способны разрушить даже здание городской ратуши. А где-то там, далеко, за холмами и реками, оврагами и неодолимыми горами, в безвестности, за надежными зелеными стенами все еще существуют твари, о которых эльфы и по сей день говорят с содроганием. Самые совершенные хищники этих земель. Страшное наследие Изиара. Лучшие его убийцы. Неутомимые охотники, чутко ждущие приказа хозяина.

Говорят, именно там, в глубине, бьется настоящее сердце Проклятого леса – пугающе большое, крепко уснувшее, но отнюдь не погибшее. А стерегут его покой громадные костяные кошки – знаменитые своей жестокостью, вечно голодные и поистине беспощадные хмеры…

От глубокомысленного созерцания дна собственной кружки Терга отвлек странный звук, подозрительно похожий на то, будто кто-то крутил на столе тяжелую монету. Долго так крутил. Настойчиво. Терпеливо.

Кр-рак… Завертелся и упал на стол невидимый кругляш. Кр-рак… Звякнул снова. Кр-рак…

Поначалу Терг не обратил внимания, но теперь, когда ровный гул в помещении перестал быть монотонным и распался на отдельные голоса, в мысли ворвался грохот кастрюль и сковородок, а у побратимов закончилось вкусное пиво, этот звук стал слишком выбиваться из общего шума и начал раздражать его чуткий слух.

Поморщившись, Терг оглядел ближайшие столы. Где тут объявился надоедливый сосед? Но нет, все вроде в порядке: купцы по-прежнему ведут степенную беседу, обсуждая цены, дороги, прибыль и товары. Охранники рядом с ними так же неторопливо трапезничают – ровно, неспешно, как звери, знающие, что в следующий раз перекусить удастся не скоро. Руки держат на виду, оружие тут же, на лавке, спины прямые, острый взгляд безостановочно шарит по залу и при виде Терка немедленно холодеет. Правда, ненадолго – охранники понимают, что он тут не по их душу.

Кр-рак… А следом – тяжелый вздох верзилы у входа. Кр-рак…

Вышибала испустил очередной страдальческий вздох, но не пошевелился, чтобы найти неведомого любителя крутить монетки. Здоровенный, макушкой он почти доставал до потолка. Плечищи огромные, ручищи мощные. У иных ноги тоньше, чем предплечья у этого кабана, а на шею вообще взглянуть страшно – такую никакими цепями не удавишь. Кожаная безрукавка на груди распахнулась, демонстрируя толстые жгуты мышц. Волосы коротко стриженные, чтобы в драке не ухватили. Над левой бровью – старый шрам, придававший парню еще более грозный вид. Кожа на лице гладкая, молодая, а глаза – голубые и ясные, как весеннее небо.