Дети, которые хотят умереть (СИ) - Гаd Григорий - Страница 17

Андрей сел за пустой стол в стороне от оранжевых повязок. Вряд ли он и Лютин усидели бы за одним столом. Рита примостилась напротив. Она смотрела на Андрея.

— Я еще не решил, — сказал Андрей.

Рита накинулась на сырник, умяла желтый кружок в два укуса. С приподнятого сандалика девочки капала кровь.

Один урочник назад вся старшая школа собралась на построение на площади у стойки с густо-черным колодцем.

Под флагом учеников ждал Зенин. Учитель следил, как оябуны ведут переклички своих кланов.

Андрей стоял в стороне от клана Охотникова, вымытый, причесанный, с гладким хвостиком, новая серая форма Кодзилькинской школы скрывала всю тощую фигуру, кроме острых плеч. Пережиток старой формы — ярко-красный оби — плотно охватывал талию.

Перед построением в комнате Андрея Рита помогла стянуть с него рваное черное кимоно, затем две кожаные перевязи с четырьмя красными пластинами. Под пластинами открылись худые плечи и твердый живот.

Рита раздевала Андрея, потому что была обязана ему жизнью. Такой долг сложно оплатить.

— Теперь ты мой господин, — сказала Рита, — теперь я — твоя.

Левая сторона живота и правое плечо Андрея покрылись фиолетовыми пятнами. Такого же цвета ненадолго стали и губы Риты, когда Андрей разбудил Красоткина. Когда наложница стала принадлежать Андрею. Убийце ее предыдущего хозяина.

Если перед ударами «лучников» Андрей не успел бы стать в стойку, жала не соскользнули, а пробили бы тонкие пластины и у Риты сейчас бы был другой господин. Сейчас она раздевала бы Красоткина.

Рита расстелила на тюфяке новую форму Андрея, разгладила руками складки на жесткой ткани.

— Ты не знал, а? — спросила Рита. — Что победишь?

Памятка бусидо. Долг чести перед именем. Постулат восьмой: «Ученик без рассуждений и без страха бросается на вражеские мечи, если того требует долг».

— Я не вижу будущее, — сказал Андрей, — и не слышу чужих мыслей.

Рита наклонилась и стянула к сандалиям его черное хакама. Холодные пальцы наложницы коснулись голых бедер ее господина. Андрей вздрогнул.

— Не волнуйся, Сингенин-сан, я часто одевала Охотникова-сан, — сказала Рита, — и раздевала.

Амурова села на пятки. Андрей по очереди поднял ноги, и наложница сдернула грязную тряпку. Медные волосы Риты рассыпались по ногам Андрея.

Ученик беспомощно посмотрел на катану, оставленную у стены. Волк усмехнулся.

«Меч для этой битвы и так при тебе, — сказала зверюга, — смотри-ка, да он вот-вот выпрыгнет из ножен».

— Если тебе неловко стоять одному голым, я тоже могу раздеться, — предложила Рита.

Как раздевалась перед Охотниковым?

— Нет, скоро перекличка, — сказал Андрей, — позволь мне одеться самому.

Рита низко опустила голову, густые волосы упали на грязные ступни Андрея.

— Не понимаю, тогда зачем ты дрался за меня?

Потому что мое сердце вылеплено из глины. Этого, конечно, он не сказал.

На перекличке оябуна клана Охотникова заменял Лютин. Глеб читал фамилии с тетрадки и ставил «галки» напротив, когда раздавалось громкое «я».

Лис стоял рядом с Андреем и шепотом называл главные в школе кланы.

Семь высоких здоровяков с чернильными мордами демонов на спинах учились в 11 «А» и составляли клан Они — так сказал Лис. Впереди по правую руку от оябуна Губительного Вихря стояла огромная онна-бугэйся Сомова.

Еще столько же учеников в том же 11 «А» носили вышитые на форменных рукавах синие зигзаги молний — Лис сказал, это знак клана Райдэна.

Один из самых больших и грозных кланов — Черных Змеев — включал весь 10 «А» из двадцати учеников, а также, сказал Лис, дюжину девятиклассников, плененных и под пытками присягнувших «змеям». А еще сонм наложниц из девятых, восьмых, седьмых классов.

На площади зычный голос оябуна Черных Змеев перекрывал все прочие. О сегун! Огромный и мощный, как дуб, десятиклассник Усами Ахметов казался достойным служить главнокомандующему уже сейчас, не дожидаясь выпуска. Перевязь с тяжелым изогнутым тати в подтверждение качалась у оби на ветру. На мощной шее чернела наколка толстой змеи — такая запросто заглотила бы и крысу. Густая курчавая поросль бороды и бровей окружала горбатый нос и злые, ядовитые глаза. Осью бычьей туши могло быть только сердце из чугуна. Или булыжник.

После переклички оябуны поднесли Зенину листки с «галками» и вычеркнутыми фамилиями — мертвецами. Учитель с вежливой улыбкой забрал листы.

Затем над площадью грянул единый слитый ор из сотен глоток:

«Жизнь — ничто, правое дело — все!»

Птицы в грязном разрытом небе поддержали ор испуганным клекотом.

В столовой на завтраке Черные Змеи встали из-за столов и направились к выходу вслед за своим оябуном-великаном. Между высокими спинами семенила Марина Ягодка, сразу за наложницей следовал ее охранник — Авраам Выгузов.

Шедший за Выгузовым курносый самурай отбился от клубка Змеев, повернулся к почти пустой столовой и хозяйским взглядом оглядел столы. Самурай заметил почти нетронутую овсянку Андрея и стремительно двинулся к нему.

Как только в поле зрения Андрея вырос змееносец с ладонью на оби, восьмиклассник подбросил вверх палочку для еды и резко выхватил меч.

Змееносец видел, как палочка вдруг взлетела над столом, один раз моргнул и резко встал на месте. Палочка будто сама по себе раскололась в воздухе, две одинаковые щепки упали на пол.

Катана восьмиклассника недвижно сидела в ножнах, только его правая рука крепко держала рукоять.

Восьмиклассник резко повернулся на стуле и глянул змееносцу в глаза. Быстро, колко.

Змееносец свернул к выходу. Глядя на дерзкого с обещанием скорой встречи.

Рита взглянула на щепки на полу.

— Ты очень быстрый, Сингенин-сан, — сказала Рита, слизав желтые крошки с кончиков пальцев. — В старой школе тебя тоже называли Железногрудым?

Еще до утреннего построения Андрей спросил Лиса:

— Железногрудый?

Катаны целились в плечо и живот.

Лис улыбнулся, его ухмылка всезнайки начинала бесить.

— «Железнобрюхий» пришло первым в голову, — сказал сероглазый, — но мне не хотелось, чтобы ты разбудил меня за неуважительное прозвище.

В столовой зеленые камни смотрели на сырник Андрея.

— Нет, — ответил ей Андрей, поднял блюдце с желтым кругом и поставил Рите на поднос, — кое-кто называл меня Широкоротиком.

Рита не притронулась к сырнику.

— Твой долг передо мной и так огромный, — сказал Андрей, — от этой лепешки немногое изменится.

Рита расцвела, словно получила подарок, и нежно взяла сырник.

— Уверена: все они мертвы, — сказала Рита. Маленькие ручки бережно заворачивали кружок в складку оби. Про запас.

— Кто? — спросил Андрей. Темно-серая ткань завернулась вокруг кружка раз, второй. Получился выпиравший на талии серый комок. Как вчера с ватрушкой.

«Обожаю ватрушки и творожники», — сказала Рита день назад.

— Конечно же — те, кто посмел называть Сингенина-сан Широкоротиком, — сказала Рита сейчас.

«…но иф рефко рафдают, — говорила Рита вчера с набитым ртом, — и я вфсефта съефаю срафу, как получфу на расфдаче».

Сегодня Рита умяла свой сырник со скоростью, с которой Андрей выхватывает катану.

«…Ужафно, а?»

— Кто дал тебе вчерашнюю ватрушку? — резко спросил Андрей.

Зеленые камни застыли. Рита держала складку в руках и не двигалась.

Если Охотников, то зачем? Зачем баловать безвольную вещь жестокому оябуну, раздевающему вражьи трупы догола? Ведь его-то сердце не вылеплено из глины.

Андрей вскочил из-за стола и навис над Ритой.

— Кто дал ватрушку, что ты разделила со мной? — повторил Андрей, и рука сжала катану. Рита побледнела. Медная челка упала на глаза. Медно-ржавая челка, немного темнее, чем красное хвостище Гардеробщика.

Слова Лиса стучали в голове Андрея: «…отобрал у меня оябуна. Отобрал Охотникова у родного ему человека».

Отобрал. Отобрал. Отобрал. Стук сотен рук по доскам сцены. Тук-тук-тук.

Очередь свинцовых плевков по стеклам школы. Тра-та-та-та.