Зависимость (СИ) - Титаренко Валентина - Страница 38

https://ficbook.net/readfic/6499225

Буду рада, если это заинтересует Вас.

Спасибо за внимание и приятного прочтения♥

— Какой красивый мальчик! — протягивает девушка, тиская щёчки Чимина. — Такой милашка, можно, я возьму его себе?

Как вещь.

Игрушка, с которой наиграться и выбросить.

Девушка спрашивает и теснее прижимает его к груди. От неё несёт чем-то приторно-сладким и только через время маленький Чимин понимает, что это ваниль. И начинает ненавидеть этот запах до рвоты, до чёрного исступления. Он кутается в мягкое одеялко и отодвигается от неё подальше, потому что ему кажется, что ещё немного и она задушит его своим присутствием. Девушка улыбается ему и гладит по голове, наигранно ласково перебирая светлые пряди. И Чимин куксится, боится шевельнуться лишний раз, чтобы мир вокруг просто не рухнул, в один миг превращаясь в пепел.

За стенкой крики и звуки бьющегося об пол стекла. И семилетний мальчик боится, что крики стихнут. А они стихают через время. Чимин боится, беспомощно жмурит глаза, для надёжности прикрывая их маленькими ладошками. И дрожит. Всем телом. Потому что знает, что ничего хорошего сегодня больше не будет. И он понимает это своим несформировавшимся мировоззрением. И он вскакивает с нагретого места, когда дверь в комнату распахивается и на пороге показывается перекошенная от злости физиономия отца. Чимин опасливо пятится и почти падает. У него сердечко маленькое и хрупкое, словно фарфор. И оно болит, когда его без сожаления разбивают вдребезги.

Словно в бреду, Чимин двигается к двери, обходит отца и оставляет его наедине с той ванильной девушкой. Он несмело перебирает ножками и замирает всего в шаге от двери в свою комнату, потому что слышит плачь. И его маленькое сердечко снова разлетается осколками, когда он входит внутрь. Мальчик делает вид, что ничего не видит и не слышит, поэтому молча ложится на кровать, маленькую и неудобную, и прижимается к родной спине так крепко, как только может. И жалеет, что от него ничего не зависит, ведь он просто ребёнок.

— Мамочка, — тянет он, зарываясь носиком в плавный изгиб руки. — Я защищу тебя, мамочка, — почти скулит, заставляя повернуться к нему лицом и аккуратно поцеловать в лобик.

У неё слёзы в глазах блестят и их видно даже в темноте. Она ласково проводит своей ладонью по его волосам, а он подставляется, ластится, словно котенок. Чимину хочется обнять крепко-крепко, чтобы женщина поняла, как сильно он её любит. И она знает. Целует его в кончик носика и позволяет спрятать его на своей груди. Ей хочется плакать и кричать, потому что больно невыносимо, но она терпит. И если бы она только знала, что этим делает только хуже… Чимин с замиранием сердца ловит каждый вздох, каждый хрип и кусает губы почти до крови, чтобы не разреветься.

Потому что маленький ещё.

Потому что ничего не может.

Он повзрослел слишком рано. Ему нужно было ещё немного побыть ребёнком, побегать с друзьями, поиграть в футбол, а не вот это всё. Он не должен приносить матери воды, когда она кашляет почти кровью. Он не должен обнимать её так крепко, что самому дышать не хочется. И не можется, если честно. Он не должен. Потому что он просто ребёнок. Маленький и беззащитный. Это его защищать нужно! От всего мира с его резкими поворотами.

Он был не готов противостоять отцу. Каждый день спускаться на завтрак и стараться не задохнуться от этого противного ванильного привкуса во рту и на кончике языка. Он не хотел наблюдать странные зажимания за столом. Поглаживания. Постанывания. Взгляды. Обидные слова. Всё это не должно было проникать в его детский мозг так рано. Но проникало. Каждый день в его хрупкую психику вдалбливались слова, значение которых он тогда даже не знал.

— Пошла вон! — шипит отец в который раз, замахиваясь для того, чтобы ударить мать по щеке, когда Чимин встаёт перед ней, тяжело дыша, но вполне серьёзно. — И этого ублюдка забирай с собой, — он сплёвывает на пол и хрипло смеётся, опуская руку. — Чтобы я вас сегодня больше не видел.

У Чимина ноги подкашиваются, и он бредёт вслед за матерью вверх по лестнице. Бессильно хватается за её длинную юбку и утыкается в неё, пряча слёзы. Женщина останавливается и не может пошевелиться, потому что ком предательски режет горло. Она слышит тихий всхлип перед тем, как мальчик шепчет умоляющее:

— Мамочка, давай просто уйдём отсюда…

И она готова сорваться хоть сейчас. Готова забрать этого маленького ангелочка из адского котла, которого он не заслуживает. И она тоже плачет, поворачиваясь к нему и падая на колени:

— Мой мальчик, — заключая его заплаканное личико в свои ладони. — Моё солнышко, — целуя в лобик. — Мой маленький, всё будет хорошо, — бессильно прижимая его к себе. — Я всегда буду рядом.

И Чимин понимает, что они никуда не уйдут.

— Минни, — так могла называть его только она. — Он твой отец, мы не можем уйти.

— Можем, мамочка, можем, — сквозь слёзы и дрожь в голосе сипит мальчик, обхватывая большие ладони своими маленькими. — Давай уйдём?..

Он просит.

Он почти умоляет, оседая рядом с женщиной на пол, но она только мотает головой из стороны в сторону, говоря тихое: «Нет». И оно врезается в маленький неокрепший мозг настолько сильно, что просто растворяется в крови и продолжает гнать по организму.

Нет.

И только спустя годы Чимин понимает, почему «нет», и не обижается.

Нет, потому что «он твой отец».

Нет, потому что «так должно быть».

Нет, потому что «я не твоя мать».

И тогда почти хочется плакать, но…

«Я люблю тебя».

И Чимин верит, снова жмётся к ней с новой силой, стараясь залюбить в ней все раны, которые отец не поленился оставить на душе. Но теперь Чимин не плачет. Он просто не понимает, почему она здесь, с ним, хотя он ей никто. Мальчик с соседней улицы.

Но он счастлив, что у него есть хоть один по-настоящему родной человек…

И от этого так больно.

Слёзы скапливаются в уголках глаз и медленно текут по вискам вниз и тонут в бинте, прочно опоясывающем его голову. Он не может открыть глаза — слишком тяжёлые веки не поддаются. Чимин слабо приоткрывает рот и от боли хочет застонать, но молчит.

Вокруг неприятно пикают приборы, и ему кажется, что он сходит с ума. Хочется схватиться за голову, закрыть уши, но тело не хочет шевелиться, заставляя слушать этот мерзкий звук. И вслушиваться, но ничего не различать, краешком измученного сознания пытаться вспомнить или понять, что происходит. И не вспоминать. Почти срываться на беззвучный крик и давиться им, потому что он дальше горла просто не проталкивается, хотя должен.

Чимин почти ничего не понимает и погружается в спасительную темноту, наполненную дикими воспоминаниями и болезненной беспомощностью…

— Какой красивый мальчик! — протягивает женщина, цепляя руками его ладони. — Такой милашка, можно мне его?

И ей кивают.

И только тут Чимин понимает, что его покупают, даже особо не торгуясь.

Это его первый день, и он идёт следом за женщиной, даже не поднимая взгляда. Он не боится погружаться в этот мрак, он боится из него не вынырнуть. Он ныряет впервые, почти без обмундирования, поэтому выходит немного не так, как должно.

Он закусывает пухлые губы, когда пытается сдержать крик боли от того, что по его спине проезжаются чем-то обжигающим. И ему хочется бессильно погрузиться в темноту, но он терпит. Сдавленно стонет. И тонет. Растворяется в болезненных ощущениях, прикрывая глаза. Холодные пальцы ведут по спине, вынуждая сжаться и заскулить.

— Слабый… — шепчет она, усмехаясь. — Но красивый, — приподнимая его за подбородок.

И Чимин расфокусировано смотрит на неё, пытаясь расслышать сквозь шум в ушах слова. Но не слышит. Потому что боль в спине не утихает, и он бессильно закусывает губу, проклиная свой низкий болевой порог.

— Можешь идти.

И он уходит, скрипя зубами. В тесном коридоре сталкивается с парнем, немногим старше его самого, и даже не смотрит на него. Обращает внимание, только когда в его руку вкладывают небольшую баночку с мазью, и непонимающе смотрит.