Тени (СИ) - "Never Died" - Страница 80

- Хочешь узнать, как, да, Джимми? – усмехнулся Оливер. Но в глазах его не было ни капли веселья. И Джеймс пошел на попятную.

- Мне просто интересно, но если ты не хочешь… – примирительно произнес он. Отступает. Снова. Так же, как с Эджком. Да что ж за день сегодня такой?!

- Я, кажется, говорил об этом, - все тем же фальшиво бодрым голосом продолжил Оливер. И Джеймсу хотелось заткнуть уши и закричать: «Хватит! Перестань так говорить, будто ты играешь!» - Дважды.

Джеймс отвернулся. Он помнил. Но не понимал, не мог до конца осознать, каково это, что это и как с этим живется. Для него это казалось странным, но для Оливера нормальным. Если он такой всю жизнь, то думал ли, будучи ребенком, что то необычное, что замечает он, видят и слышат остальные? Считал ли он это нормальным? И как узнал, что ошибался?

Наверное, что-то промелькнуло в его лице, потому что Оливер, не отводивший от него глаз, вдруг смягчился. Он приподнял уголки губ, будто хотел оставить на лице очередную улыбку-маску, но вдруг передумал, и лишь устало опустил их.

- Ты ведь все равно не отстанешь, не так ли? Пока всё не поймешь, – фыркнул он. И Джеймсу даже дышать стало легче – в голосе слизеринца больше не было той наигранной бодрости. - Это довольно сложно. Я не знаю, как объяснить, чтобы ты понял. Для меня это так естественно, будто дышать. И нет таких слов, чтобы…

Оливер прервался, чтобы направить долгий взгляд на дверь, за которой, возможно, сидел тот самый человек, который был виноват в том, что слизеринец и гриффиндорец прятались здесь и сейчас. Не случись все это – Миргурд, вода, капюшон – и Джеймс никогда бы не стал общаться с Оливером. Они так и ходили бы всю жизнь мимо друг друга, не поднимая взгляд, как параллельные линии, которые не пересекутся. Но вот же, пересеклись.

- Я не знаю, я просто… - через паузу продолжил Оливер, когда Джеймс уже решил, что разговор окончен, - ощущаю все иначе, как будто воздух, вода… Черт, не знаю, как это описать. А порой я слышу… разное. Звуки. Голоса.

- Голоса? – не сдержал удивленного выдоха Джеймс. Это что-то новенькое. Оливер взглянул на него и кивнул.

- Да. Когда я был маленьким, я часто слышал голоса в голове. Точнее, я думал, что в голове, но сейчас знаю, что нет. Слова, которые были больше никому не доступны. Тихий шепот, холодный, как северный ветер. Они врывались ко мне ночью, в тишине, заставляя замирать. И как бы я ни затыкал уши, они не переставали звучать.

Джеймс содрогнулся от невольного холодка, пробежавшего по спине легкой трусцой. Это звучало ужасно. Он ярко представил себе маленького мальчика в темной спальне, напрасно пытающегося спрятаться от голосов чудовищ во мгле. И никто не мог его от этого спасти.

- И что они говорили тебе?

- Разное, - голос Оливера звучал почти беспечно, и Джеймс не мог понять, то ли он смирился со всем этим, то ли просто скрывал свои истинные чувства, как всегда. - В основном, это была полнейшая бессмыслица. Бред. Будто обрывки разговоров, долетавшие до меня невесть откуда. Но порой это были угрозы. Слова, предрекающие беду. Мама сердилась каждый раз, стоило мне только упомянуть о том, что я снова их слышал. А отец начинал читать лекции о том, что я уже не ребенок и пора мне бросить эти выдумки и перестать бояться темноты. Но, Джеймс, я никогда не боялся тьмы. Я боялся того, что жило в ней. Голоса, шепот… Холодные невидимые щупальца, пробиравшиеся под одеяло и пытавшиеся меня задушить. Запахи дыма и сгорающей плоти в безветренную погоду или грозы, когда на улице светило солнце. Топот множества маленьких ног в пустом доме. И тяжелое дыхание под кроватью. Металлический вкус крови на губах. Песня, несущаяся из-за окна во время пурги. И тихий плач на пустынном пляже. Невыносимый холод в летнюю жару. И внутренний огонь среди мороза. Всё это сводило меня с ума. И я не мог ни с кем это обсудить, потому что меня сочли бы психом и отправили на лечение. Такое не рассказать ни родителям, ни знакомым детям. Даже дедушка… Даже он советовал мне не слушать, не обращать внимания, забыть. А стоило мне только упомянуть что-то подобное в компании… Так что я стараюсь не распространяться о том, что со мной происходит. Но эти голоса… Они самое плохое. Всё остальное давно часть меня, с которой я смирился. Но они… Хотя, их давно не было слышно. Уже несколько лет. Знаешь, как будто все это, особенности или способности, не знаю, как правильно, стали мне подконтрольнее с возрастом. Я выхожу на улицу, и моему телу нужно несколько мгновений, чтобы подстроиться. Чтобы не мерзнуть или не изнывать от жары. Вот. Как-то так всё и есть, Джеймс. Но самое ужасное, я не знаю, что со мной. Ни одна книга не дала мне ответа. И меня это убивает, - глубокий тяжелый вздох сорвался с губ. – И, Боже, Джеймс, давай больше не будем возвращаться к этой теме. Я и так сказал в пять раз больше, чем стоило.

И сейчас, в данный момент, ни Эджком, ни капюшон, ни видения в воде – ничто не имело значения. Джеймс сидел, пораженный прозвучавшим откровением Оливера. Пришибленный открывшейся ему правдой. Он ведь сам просил об этом, а сейчас едва мог дышать от тяжести, камнем осевшей на дне души. Каждое слово Оливера отзывалось болью в серых глазах, которую он упрямо пытался скрыть. И Джеймсу было больно вместе с ним. У него было чудесное, теплое, самое лучшее детство в кругу семьи, друзей и любви. А Оливер, маленький несчастный Оливер, должен был справляться со своим безумием совсем один, не понимая, что происходит. И не найдя ответов по сей день.

Прося рассказать о способностях, Джеймс не думал, что получит настолько полный и открытый ответ, без смешков и увиливаний. И эта откровенность его сразила. Потому что за стеной из язвительности и усмешек, он увидел все того же мальчика в темной комнате, так и не знающего ответа на главный вопрос – что с ним не так? Сильный, отчаянный, готовый идти до конца, он сам, должно быть, не понимал, как нуждался в защите.

Джеймс сглотнул возникший в горле комок. Только не развози слюни.

- Да уж, - хмыкнул он севшим голосом. И тут же постарался придать ему чуть менее драматичный характер. - Оливер, я знал, что ты особенный, но не думал, что настолько.

Оливер ухмыльнулся. Привычный слизеринец. И поскорее вернул разговор из серьезного в нормальную полушутливую плоскость.

- А ты как хотел? – весело вскинул он брови. - Думал, со мной легко?

«Думал. Но больше ты меня не обманешь. Теперь я знаю».

- Нет, - потянул Джеймс, с радостью переходя в режим подколов и шуток. Его любимый. Когда можно говорить даже о чем-то серьезном, не рискуя превратить все в мелодраму. - То, что с тобой непросто я с первого взгляда понял. Но, слушай, если ты снова услышишь эти голоса, ты можешь всегда сказать мне.

- Это ведь странно, - заметил Оливер совершенно спокойно. - Не считаешь, что я ненормальный?

На этот титул у них много кандидатов.

- Не больше, чем я. Мои видения, твои голоса. Мы оба по уши во всем этом.

- Это точно.

Оливер кивнул, сжав губы, и отвернулся. Ушедшая тишина вновь вернулась, навалившись на них теплым пледом осенним вечером. Джеймс тоже перевел взгляд на дверь, но, что бы там ни происходило, отсюда невозможно было ни увидеть, ни услышать что-либо.

- Надеюсь, теперь эта тема навсегда закрыта? – спросил Оливер нарочито небрежно. Джеймс тихонько фыркнул:

- В наше первое наказание ты сам заговорил о ней, а ведь мы тогда едва знали друг друга.

- Ну, - пожал плечами Сноу, - мне была нужна информация от вас, и что вы при этом подумали бы обо мне, было совсем неважно.

Что ж, это честно.

Вновь воцарилось молчание, но теперь уютное и какое-то спокойное. Почти домашнее.

И Джеймс вдруг ни с того, ни с сего вспомнил, как однажды укладывал спать Лили. Ей было пять, и она боялась ложиться, потому что ей казалось, что кто-то есть в шкафу. Ал уже спал, а мама и папа еще не вернулись. И в ту ночь Джеймс до самого утра просидел у кровати сестры, охраняя ее от ночных чудовищ, как и обещал. Он так и не позволил себе уснуть, хотя сам был всего лишь ребенком.