Свадебный водоворот - Д'Алессандро Джеки - Страница 13

• Предыдущая
• 13/66
• Следующая

Поняв, что она явно не желает говорить с ним, Остин почувствовал, как его шея краснеет. Не сводя глаз с Элизабет, он сказал сестре:

— Мисс Мэтьюз поразила меня своим необычным поведением. Это, бесспорно, связано с тем, что она воспитывалась в колонии.

— Необычным? — тихо повторила Каролина. — Да, полагаю, этим все и объясняется.

— Что объясняется?

— То, что с того момента, как она появилась в дверях, ты не можешь от нее глаз отвести.

Остин резко повернулся и натолкнулся на насмешливый взгляд синих глаз Каролины. Стараясь ответить ей ледяным взглядом, он произнес:

— Прости, что ты сказала?

Протянув руку, она нежно потрепала его по щеке:

— Остин, дорогой. Ты знаешь, что меня не пугает твой ледяной взгляд. А сейчас, если позволишь, я присоединюсь к Элизабет и леди Пенброук.

Она удалилась, и Остин одним глотком допил шампанское. Он видел, как мисс Мэтьюз с приветливой улыбкой встретила Каролину, и подумал, что бы он сам почувствовал, если бы она с такой же теплотой приветствовала его. От одной этой мысли волна возбуждения пробежала по его телу, заставив его рассердиться на самого себя.

Он вспомнил слова Каролины: «С того момента, как она появилась в дверях, ты не можешь от нее глаз отвести». Не может отвести от нее глаз? Что за нелепость! Конечно, может. И сделает это. Как только она отвернется и он больше не будет видеть ее улыбки. Или ее губ. Или этого очаровательного локона, струящегося по ее платью.

А пока ему необходимо следить, наблюдать за ней, узнавать о ней все, что только возможно.

Конечно, только в интересах расследования.

За обедом Элизабет сидела между тетушкой и лордом Дигби. К ее удивлению, лорд завел с ней длинный разговор о ведении фермерского хозяйства в Америке. Она имела слабое представление об этом, но вежливо слушала, время от времени согласно кивая, что, впрочем, не мешало ей наслаждаться роскошным пиршеством из десяти блюд и успешно избегать страусовых перьев тетушки.

В то время как лорд Дигби увлеченно описывал процесс стрижки овец, ее внимание было приковано к месту во главе стола, где сидел герцог. Он был великолепен в вечернем костюме, и у нее замирало сердце, что страшно ее раздражало: она не хотела признавать, что этот тупица так привлекателен.

Он непринужденно беседовал с сидящими вокруг гостями, но она заметила, что он редко улыбается, и ее раздражение улеглось, а сердце сжалось.

За видимым всем лоском скрывалась мятущаяся душа, но он умело прятал ее. Не прикоснись она к нему, ей и сейчас была бы открыта только внешняя сторона. Она бы не узнала о его печали, одиночестве и чувстве вины, не почувствовала бы нависшую над ним угрозу.

Элизабет не осознавала, что не сводит с него глаз, пока он не посмотрел на нее. Их взгляды встретились, и мурашки побежали у нее по спине от его пристального взора. Ее охватил жар, она понимала, что должна отвести глаза, и не могла. Она так хотела помочь ему. Если бы только он согласился ее выслушать!

Боже, как бы ей хотелось увидеть что-нибудь еще, чтобы узнать, какая беда ожидает его и когда! Не случится ли это сегодня ночью? А если так, то как она сможет этому помешать?

Взгляд Остина пронзал ее, словно проникая сквозь кожу. Она с трудом заставила себя оторваться от этого смущавшего ее взгляда и обратить внимание на лорда Дигби. Но она уже приняла решение.

Она сделает все необходимое для того, чтобы герцог не пострадал.

Вскоре после полуночи Остин, расстроенный, не находивший себе места, подошел к конюшне с одним желанием — оседлать Миста и быстрой скачкой развеять свое беспокойство и непонятное раздражение.

Оно возникло в тот момент, когда он увидел Элизабет в дверях гостиной — потрясающе красивую, улыбающуюся всем… всем, кроме него. И как бы ни было неприятно ему в том признаться, он весь вечер не сводил с нее глаз.

Даже когда ему удавалось переключить свое внимание на что-то другое, он каждую минуту ощущал ее присутствие — он знал, с кем она разговаривает, что она ест. А когда их глаза встретились, он почувствовал себя так, словно кто-то нанес ему удар прямо в сердце.

Ее присутствие волновало Остина весь вечер, и он вздохнул с облегчением, когда около одиннадцати Элизабет удалилась. Но радость оказалась преждевременной, потому что он не мог избавиться от мыслей об этой проклятой женщине — ее глазах, ее улыбке, ее соблазнительных губах. У него вызывала досаду необходимость постоянно напоминать себе, что она знает то, чего не должна знать и не может знать. Если же она это знает, то какое этому может быть другое объяснение, помимо, как она говорит, «видений»?

Однако каждый раз, когда он пытался убедить себя, что она своими разговорами о «видениях» чего-то добивается, что она, может быть, замешана в шантаже и ей нельзя доверять, все в нем восставало против этого. В ней были доброта, невинность и честность, которые отметали его подозрения, не давая им укрепиться.

Могло ли быть, что она слишком верила в свою собственную бесспорную интуицию, называя ее «видениями»? Не были ли и на самом деле ее слова и поступки продиктованы стремлением помочь ему?

Войдя в конюшню, Остин направился к стойлу Миста, но остановился, почувствовав легкий аромат. Аромат, которого не могло быть в конюшне, где пахло кожей и лошадьми. Сирень.

Прежде чем он успел сообразить, откуда это, Элизабет вышла из тени и остановилась, освещенная лунным светом.

— Добрый вечер, ваша светлость.

Он рассердился на самого себя за то приятное волнение, которое ощутил, увидев ее. На ней все еще было кремовое шелковое платье, в котором она появилась за обедом, и та же каштановая прядь снова приковала его внимание.

— Мы снова встретились, мисс Мэтьюз.

Элизабет приблизилась, и он увидел выражение ее лица. Она была явно встревожена.

— Зачем вы здесь, ваша светлость?

— Я мог бы спросить вас о том же самом, мисс Мэтьюз.

— Я здесь из-за вас.

«А я здесь — из-за вас, потому что не перестаю о вас думать».

Скрестив руки на груди, он пристально рассматривал ее с нарочитым равнодушием. Хотел бы он знать, черт побери, как понять эту женщину!

— Что же со мной такое, что привело вас в конюшню в столь поздний час?

— У меня возникло подозрение, что вы можете поехать верхом. — Она чуть приподняла подбородок. — Я здесь, чтобы помешать вам.

Остин не сумел скрыть своего недоверия.

— В самом деле? И как же вы собирались это сделать?

Она нахмурилась:

— Не знаю. Думаю, я надеялась, что у вас хватит ума прислушаться к предостережению о грозящей вам опасности, когда вам вздумается ехать ночью. Очевидно, я ошиблась.

Проклятие! Что эта женщина о себе думает? Он медленно подошел к ней и остановился, когда их разделяли каких-нибудь два фута. Она не отступила ни на шаг — просто стояла и наблюдала за ним, что еще больше возмутило Остина.

— Не думаю, что кто-либо когда-либо сомневался в моих умственных способностях, мисс Мэтьюз.

— Правда? Значит, вы, вероятно, не слушали, ваша светлость, потому что я только что это сделала.

Внезапный приступ гнева охватил его. Он более чем достаточно терпел эту проклятую женщину. Однако прежде чем он успел обрушить на нее все, что она заслуживала, она взяла его руку и сжала ладонями.

Дрожь пробежала по его руке, не дав ему произнести гневные слова.

— Я снова вижу это, — прошептала она, глядя на него широко раскрытыми глазами. — Опасность. Вы ранены. — Отпустив его руку, она приложила ладонь к его щеке. — Пожалуйста. Пожалуйста, не ездите сегодня ночью.

Ее мягкая ладонь обжигала кожу, ему хотелось повернуть голову и прикоснуться к ее ладони губами. Вместо этого он схватил ее за запястье и сбросил ее руку со своего лица.

— Не знаю, в какую игру вы играете…

— Я не играю с вами! Что я должна сделать, что я должна сказать, чтобы убедить вас?

— Начнем с того, что вы мне расскажете все, что вам известно о моем брате и о том, каким образом вы это узнали. Где вы с ним встречались?

• Предыдущая
• 13/66
• Следующая