Господин канонир (СИ) - Соловьев Константин Сергеевич - Страница 11

Габерон мысленно вздохнул. Как и все канониры, он отличался прирожденным чутьем. Он всегда чувствовал, в какой момент рявкнет вражеская пушка или когда корабль резко сменит галс, вынуждая орудийную обслугу судорожно менять прицел. Подобное чутье распространялось и на неудобные вопросы. Габерон чувствовал неудобный вопрос еще до того, как тот выпорхнет из чужого рта.

— Она часто слушает эту песню, — осторожно сказал Тренч.

Габерон постарался что-то неразборчиво промычать, надеясь, что это сойдет за ответ. Благо в реплике инженера вопросительных интонаций не было и, формально, считаться вопросом она не могла. Но тот не отстал.

— Она так любит именно этот ансамбль?

Габерон промычал что-то нейтральное. Но инженер оказался приставучее, чем рыба-прилипала.

— Я заметил, она и другие песни слушает. Но тоже про Восьмое Небо. Это… — Тренч нерешительно поковырял пальцем тусклую медь, — Это что-то религиозное? Я имею в виду, все об одном и том же… Я…

— Ох, — Габерон сердито воззрился на помощника, но тот невозмутимо ждал ответа, — Если хочешь поговорить о музыке, найди себе другого собеседника. Моя музыка — скрип лафетов и грохот пушек!

— Чаще всего я слышу скрип расчески и грохот флаконов, — Тренч скупо усмехнулся в свойственной ему манере, чем вызвал у Габерона безотчетное желание схватить первую пролетающую рядом медузу и запустить ему в голову.

— Мужчина должен выглядеть как мужчина, — с достоинством сказал он, — Когда-нибудь ты это поймешь.

— Надеюсь, это случится до того, как «Воблу» выследят по запаху твоих духов, — пробормотал Тренч, морща нос, — Пахнет просто ужасно.

— Это «Квартермейстер», — пробормотал Габерон, чувствуя себя уязвлено, — Стоит по пять крон за унцию, между прочим.

— Ты можешь сэкономить все пять, если раздобудешь дохлого пескаря, пролежавшего неделю на верхней палубе, ушную серу и кочан тухлой капусты.

Вытащив из жилетного кармана белоснежный платок, Габерон помахал им над собой.

— Сдаюсь. Разбит и сметен шквалом твоего красноречия, теряю высоту.

Но Тренч по своей натуре не был жестокосердным, в этом Габерон давно убедился. Наверно, в тот самый день, когда тощий инженер в замызганном брезентовом плаще впервые ступил на палубу «Воблы».

— Прекрати паясничать, — сказал он, морщась, — Я просто хотел спросить про музыку.

— Ты хочешь знать, почему капитанский патефон поет исключительно печальные баллады про Восьмое Небо?

— Да. Мне кажется, такого рода… песни не способствуют хорошему настроению команды.

— А что такое Восьмое Небо, Тренч?

Инженер замешкался. Видно, не ждал подобного вопроса в лоб.

«Так тебе, — мстительно подумал Габерон, наслаждаясь его замешательством, — Вот что у нас, канониров, называется накрытием с первого залпа!»

— Это… Ну, если взять…

— Можешь не шлифовать формулировку. На этом корабле нет ни философов, ни теологов. Ну разве что мы забыли парочку в трюме после прошлого рейса.

Тренч напрягся. Слова из него приходилось вытягивать, но это того стоило — каждое свое слово инженер придирчиво и тщательно взвешивал, тщательнее, чем иные взвешивают порох.

— Это такое… место. В небе, на очень большой высоте, куда не подняться человеку. То есть, как бы выдуманное.

Габерон приподнял бровь.

— Как бы?

— Мифологическое, — выжав такое сложное слово, Тренч надолго замолк, — Считается, что туда попадают души погибших небоходов, да?

— А еще там дуют медовые ветра, облака состоят из сахарной ваты, вместо дождя льется шампанское, а жареная рыба сама залетает в рот. Миленькое местечко, наверно, а?

— Но ведь его не существует, верно? То есть, это только миф, легенда…

— Его не существует, — заверил его Габерон, — Как не существует гигантской рыбы из Нихонкоку, уничтожающей острова. Как не существует Музыки Марева. Как не существует Мудрого Окуня, которого можно встретить на муссоне с зюйд-веста и который знает ответы на все вопросы… Восьмое Небо — старая зажившаяся на свете сказка. Но так уж случилось, что небоходы любят сказки, и чем они глупее, тем лучше.

— Его многие искали, — Тренч пригладил ладонью взъерошенные волосы, непроизвольно вызвав у Габерона всплеск ужаса, — Я читал. Готланд в свое время снарядил дюжины экспедиций. Были даже целые эскадры…

— …которые возвращались к родным островам через пару лет, потрепанные ураганами, едва держащиеся в воздухе и полные умирающих от цинги дураков, — Габерон издал неприятный смешок.

— Я не верю в Восьмое Небо. В Розу Ветров верю, но в это…

— И правильно делаешь. Наукой давно доказано, что никакого Восьмого Неба не существует. Его не видели даже самые мощные телескопы, не нащупывали метереологические зонды, не чувствовали специально обученные поисковые окуни. Даже апперы, уж на что живут на умопомрачительной высоте, ничего такого не встречали.

— А наша капитанесса? — настойчиво спросил Тренч, — Она что, верит?

Габерон скривился. Определенно, не стоило и затевать этот глупый разговор. Надо было сразу оборвать Тренча и не обращать на него внимания. Удивительно настойчивый парень, чтоб его. Даже рыбу разговорит…

— В некотором роде, — неохотно сказал Габерон, помолчав, — Это сложно объяснить. Да и неважно. Займись-ка лучше делом.

Но избавиться от Тренча оказалось не проще, чем сбросить с хвоста стремительную шхуну.

— На этой неделе патефон играл каждый день. «Старикашку Буна», «Эшелон сто тысяч», «Солнце в парусах»…В них всех упоминается Восьмое Небо. В том или ином смысле. Я не понимаю.

Габерон вновь вздохнул. Попытался прикрыть глаза и притвориться спящим, но терпеливый взгляд Тренча, устремленный в сторону главного канонира, обладал способностью лишать душевного равновесия. Сохранять деланное спокойствие было не проще, чем дремать, когда твой корабль сотрясается от прямых попаданий вражеского корабля.

«Рассказать ему, что ли? — спросил Габерон сам себя, но ответа так и не дождался, — С одной стороны, вроде, и права мне никто не давал. С другой, а парень-то прицепился. Уже с месяц небо коптит на «Вобле». Такие на берег не сходят. Нет уж. «Вобла» умеет избавляться от незваных гостей, кого захочет, сживет за день. А этому хоть бы хны. Значит, надолго с нами».

— Габбс, — позвал Тренч.

— Меня зовут Габерон. Черт побери, ты и на Рейнланде лез ко всем встречным с вопросами? Неудивительно, что тебя отправили на плаху в Шарнхорст!

— Извини. Я просто хотел понять, что с ней. Мне показалось, это может быть важным. Для корабля. Для команды. Я ведь теперь вроде как тоже часть команды.

«И часть моей головной боли!..»

— Ты хочешь знать, почему наша капитанесса грезит вымышленными абстракциями?

— Я бы не хотел вмешиваться в ее личную жизнь, — серьезно сказал Тренч, — Но поскольку это ощутимо влияет на корабль и его экипаж, мне, кажется, лучше быть в курсе.

— Тогда почему сам у нее не спросишь?

Тренч ничего не ответил. Продолжал молча стоять возле пушки, то ли размышляя о чем-то, то ли выжидая. Габерону это действовало на нервы. И парень, кажется, это чувствовал.

«Расскажу. И дьявол с ним. Пусть потом хоть на рее повесят. Все равно узнает рано или поздно, Корди проболтается или старый ржавый рубака…»

— Почему мы идем на север? — вдруг спросил Габерон внезапно, приподнимаясь в гамаке.

— Что? — Тренч мотнул головой. Все-таки не привык к неожиданным вопросам, не умеет держать удар. Ничего, быстро обвыкнется. «Вобла» по части неожиданных вопросов даст фору любому инквизитору прошлого.

— Почему мы идем на север? — терпеливо повторил Габерон.

— Ну… — бортинженер взъерошил волосы на затылке, — Мы же решили. На этом… пиратском совете. В воздушном пространстве Унии все торговые пути хорошо охраняются, вот мы и…

— Всего лишь повод, — бросил Габерон, постукивая каблуком о каблук, — Уния, конечно, натягивает ежовые руковицы, но пиратская вольница на этом не закончится. На свете есть множество мест, где мы могли бы охотиться, при этом без излишнего риска. В той же Латинии полно богатых островов, которые можно почти безнаказанно обирать. Есть южные торговые пути, по которым поставляются товары из викрамадитьянских колоний, есть северо-западные пути, на которых можно озолотиться, особенно, если в сезон. Вместо этого мы ошиваемся вокруг рубежей Унии, как пьянчуга, которого вышвырнули из портового кабака и который слоняется вокруг него, заглядывая в окна. Вот я и спрашиваю — почему?