Фритьоф Нансен (Его жизнь и необыкновенные приключения) - Кублицкий Георгий Иванович - Страница 12

— Это не простое железо, парень, — однажды многозначительно сказал Нансену старый рыбак. — Мы бережем эти стрелы. Может, пригодятся и для другой дичи. Мы-то готовы хоть сегодня…

У Нансена долго не выходил из головы этот разговор. Готовность к действию — не она ли отличает настоящего человека? Ему вспоминались любимые герои. Да, они действовали! Они проламывали в торосах дорогу на ледяной Север, прорубали заросли лиан в верховьях Амазонки, шагали через раскаленные пустыни Азии. Как далек был теперь от него чудесный мир тревог и открытий!

Но однажды этот мир вдруг властно позвал Нансена.

Как-то в сумерках, когда по окнам бежали дождевые струи, Григ читал вслух газету. Фритьоф, забившись в кресло, рассеянно слушал его.

— Ничего интересного. Прения в стортинге… Премьера новой пьесы Стриндберга. О ней уже писали, опять хвалят… Норденшельд вернулся из экспедиции в Гренландию. Он сообщает…

Нансен вскочил и не очень вежливо выхватил у друга газету:

— Где?

Он быстро пробежал глазами телеграмму на первой странице. «Знаменитый шведский путешественник Адольф Эрик Норденшельд, — говорилось в ней, — завершил свою десятую по счету экспедицию. Он снова посетил Гренландию, — уважаемые читатели нашей газеты, вероятно, помнят, что на берегах этого острова маститый путешественник уже был однажды, в 1870 году. Тогда ему удалось пройти внутрь страны немногим более 50 километров. Теперь Норденшельд и восемь его спутников пробились на пароходе „София“ сквозь плавучие льды к западным берегам Гренландии. Они прошли на лыжах по ее ледникам 117 километров и видели, что дальше простирается бесконечная снежная пустыня. Подробный отчет о путешествии, — говорилось в заключение, — будет печататься с продолжением в ближайших номерах „Бергенского вестника“».

Нансен опустил газету и невидящими глазами уставился в окно. Все вспомнилось разом: дрейф «Викинга» вдоль берега Гренландии, мечты о высадке на берег, о походе через остров.

— Что с тобой? — спросил Григ.

— На лыжах можно изрезать Гренландию вдоль и поперек, — словно очнувшись, твердо, уверенно произнес Фритьоф.

— Уж не хочешь ли ты попробовать? — рассмеялся Григ.

— Поперек-то уж во всяком случае! — повторил Нансен.

Январь 1884 года был похож на все бергенские январи: много дождя, еще больше слякоти. Когда Фритьоф хмурым утром пришел к Даниельсену и в нерешительности остановился у стола, старик, пристально взглянув на вошедшего, рассмеялся:

— Знаю, знаю. Вам, конечно, опять нужен отпуск на несколько дней для небольшой прогулки в горы, Ну что ж, вы хорошо поработали…

Холодный ветер с моря заставлял прохожих втягивать голову в плечи и защищаться зонтиком, как щитом. Фритьоф, шагая с лыжами за плечами, проклинал теплое морское течение, которому Берген был обязан столь бесхарактерной зимой.

По крыше вагона, в который сел Нансен, барабанил дождь. Поезд побежал вдоль Сор-фиорда. На островах зеленела осенняя трава. Не было снегу и в мрачной долине горной реки.

Поезд стал нырять в туннели.

В вагоне зажгли свечи. Паровоз пыхтел все натужнее — начался крутой подъем.

Фритьоф вышел на небольшой станции и упрямо зашлепал по грязи. Его рыжий ирландский сеттер Джен, прилизанный неперестававшим дождем, плелся сзади.

Встречные косились на лыжи: при такой погоде правильнее было бы запастись лодкой. Но чем выше поднимался Фритьоф, тем холоднее становилось. Вскоре вдоль дороги забелели пятна снега. К вечеру совсем разъяснило.

Лыжник ночевал в горном селении. Первое, что он увидел утром, были стекла, разукрашенные морозом. Фритьоф подбежал к окну, подышал, протаивая глазок, — так и есть, солнце!

Как чудесно скользят лыжи, прорезая тонкий наст! А бедняга Григ, наверное, хлюпает сейчас по слякоти бергенских улиц.

С горы — в долину, из долины — на гору… А ну-ка, еще вираж покруче. Ух, хорошо!

Фритьоф наслаждался бегом, солнцем, воздухом. Устав, он спустился к крестьянскому хутору. Крестьянин, покуривая трубку, щурился на солнце.

— Здравствуйте! Как называется хутор? — спросил Фритьоф.

Крестьянин молча разглядывал лыжника. Тот повторил вопрос.

— Давно ходишь на лыжах, парень? — в свою очередь, спросил хуторянин.

— Да, с детства. А скажи-ка, далеко отсюда до Гудвангена?

Но крестьянин снова ничего не ответил, а помолчав, спросил:

— Откуда идешь, парень?

— Иду из Бергена, на восток. Как думаешь, достану я здесь молока?

— Стало быть, тебе надо через горы. — Крестьянин неторопливо выколотил трубку. — Славные у тебя лыжи! Где такие добыл?

Вот и поговори с этим горцем! Нансен махнул рукой и пошел в дом. На нарах сидели и лежали старики, парни и девушки, а по полу вместе с поросятами и курами ползали ребятишки.

Пахло чем-то кислым.

Выпив молока, Фритьоф заскользил по крутому склону.

Далеко внизу, прыгая по черным камням, шумела речка.

Со скал свисали снежные карнизы. Вспененная струя водопада срывалась в ущелье. Нансен пришел в те места, где снежные обвалы были так часты и грозны, что лыжники сюда почти не заглядывали.

Он выбрал склон покруче.

Морозный воздух бил в лицо, слезы застилали глаза. Зигзаги, торможение, когда надо откидываться всем телом назад, налегая на палку, головокружительное скольжение по склонам…

Мелькнула фигура крестьянина, со страху совсем вдавившегося в выступ скалы, — и раньше, чем пес Джен отважился начать спуск, лыжник уже закончил его.

На другой день Нансен добрался до ущелья Овечьей теснины. Завтракал он прямо на снегу, прислушиваясь к шуму водопада. Славно бы попасть сюда весной, когда дубы распускают листья и форель хорошо клюет на муху.

— Да ты в уме ли — уселся под самым обвалом!

Перед размечтавшимся Фритьофом стоял прохожий и показывал вверх, на скалу, откуда свисал тяжелый снежный язык. Нансен возразил, что шум обвала можно услышать и успеть скрыться.

— Эх, парень, да здесь при больших обвалах засыпает всю долину, А бегать от обвала — все равно что от пули, которая летит в тебя. Тут, парень, неподалеку лавина ухнула в фиорд, так, веришь ли, чуть не потопила пароход. Хорошо, что капитан был не промах и успел свернуть.

— Вот видишь, успел же.

— Тьфу! Ну и упрям же ты, парень!

Одну ночь Фритьоф провел в горном селении, где его отругали за то, что он так поздно шляется в горах, другую — на заезжем дворе, среди шумных торговцев лошадьми.

Он все удлинял и усложнял дневные переходы. Изрезать вдоль и поперек Гренландию — это легко сказать. А вот годен ли он сам для такого дела?

Фритьоф упрямо бегал по мокрому липкому снегу, гонял по скользкому льду озер и лишь там, где снежный покров сошел, пробирался на лошадях. Правда, последний перегон до Кристиании он ехал поездом: надо было спешить к началу лыжных состязаний на холме Хусебю, всегда собиравших лучших лыжников Норвегии.

Итак, Фритьоф пересек Норвегию поперек через труднопроходимые горы. Другой бы, наверное, вполне удовлетворился этим. Но Нансен решил и возвращаться в Берген непременно на лыжах, да еще другой, самой рискованной дорогой.

Никто из жителей гор не отважился ходить зимой через перевалы и гребни, которые выбрал Нансен для решительного испытания. Говорили, что давно, в XII веке, именно тут заблудился со свитой король Сверре. Его отряд потерял в горах сто двадцать лошадей с украшенными золотом седлами и неделю жевал только снег.

Не было еще трех часов ночи, когда Нансен ушел с места ночлега. Он помчался так быстро, будто хотел перегнать собственную черную тень, метавшуюся по освещенным луной сугробам.

Звезды начали гаснуть перед рассветом, когда Фритьоф Нансен постучал в дверь одиноко стоявшего дома: ему сказали, что тут живет охотник за куропатками, которому знакомы горные перевалы. Охотник, как на грех, ушел к соседнему фиорду метить оленей. В доме оставались одни женщины.