Беглянка (СИ) - Егер Ольга Александровна - Страница 35

— Я присяду? — спросил дозволения прибывший и сел за стол, напротив друга, внимательно изучая его лицо на предмет мучений от стыда. А Гера меж тем скис. Изобразил на физии нечто типа «Какого лешего этого принесло?» и опять попытался наброситься на девушку с обвинениями.

— Чего жмется? Пусть покажет!

Варн вдруг резко ударил кулаком по столу, да так, что стол, и все присутствующие подпрыгнули. Лиина была на гране обморока, попятилась назад и прислонилась к стене спиной.

— Что она тебе показать должна? — спросил Варн.

— Грудь! Грудь пусть покажет! — выпалил Герасим в пылу азарта, да забыл при ком и что говорит.

— А больше ничего рассмотреть не хочешь? — угрожающе предложил друг, потянувшись к рукояти охотничьего ножа за поясом.

— Тише, — уговаривал миролюбивый кузнец. — Я думаю, это все недоразумение. Радмила, ну глянь, что ли, чтоб он успокоился уже.

— Ага, она посмотрит, и соврет. Не видишь, на ее стороне она! — брызжа слюной доказывал Герасим.

— Ты б это, дружбу то не испытывал… — проговорил шепотком отец, заметив, что сдерживаться охотнику удается все труднее.

— Нет у ней никакого пятнышка. Ни на левой, ни на правой груди! — сквозь зубы прошипела Радмила. — Я на нее новую сорочку шила. И не видела никаких пятен, когда она примеряла ее. Да и степная она. Не бывала в Каменске!

Все уставились на Герасима. Спор мог продолжаться сколь угодно, только участвовать в нем никому кроме самого Геры не хотелось.

— Признай, что девку спутал. — Настаивал отец.

Сын подавился гневом. Его зубы заскрипели так, будто вот-вот полетят их кусочки в разные стороны от усердия.

— Признай! — тихо приговаривал староста.

Герасим встал, плюнув на пол и пошел к двери.

— Спутал, как же! — фыркнул он.

Алексей сделал шаг в сторону, выпуская молодого человека на улицу. Двери распахнулись, впустив в дом шумиху со двора, где, стоя на спиленном бревне Сережка, гордо вещал толпе:

— Он Лиину около колодца хватал. Гадости ей говорил!

— Как хватал? — спросил старик Никифор.

И малец изобразил, воспользовавшись помощью маленькой соседки — Светки. Та, когда ее крепко обняли сзади, замерла соляным столбом, заливаясь румянцем.

— Ну, а Лиина что? — допытывала баба Федора.

Светка как раз оттаяла и как зарядила маленьким кулачком в ухо Сережке, тот и рухнул на землю.

— Ударила. — Ответил мальчик, всхлипнув от боли. — Он за ней погнался, так она от него по кустам бегала. Даже ведро там, у колодца оставила.

Кто-то из шибко быстрых, сбегал, поглядел, принес ведро, как вещественное доказательство и потряс им на вытянутой руке, чтоб всем видно было.

— Не врет малец! — выкрикнул Никифор, осмотрев ведро.

И в одночасье вся деревня вперила очи в Герасима, гордо стоявшего на пороге.

— Ну, Гера ты даешь! На другову невесту пасть разинул!

— Девка отказала, а ты по ей грязными сапогами проехался! — цокала языком, стыдя молодого старушка Глаша.

— Сына! — мчалась по улице мамка Герасима, чтоб всех обвинить, а чадо свое защитить.

— Да чтоб вас всех!.. — недоговорил он и поторопился перехватить мать, дабы не прослыть ко всему прочему еще и маменькиным сынком, прячущимся за ее юбкой.

— Вот же скотина — так девку оклеветать! — плевала ему вслед Клава.

— Да-да, а те, кто косы резал, и клеймо поставить хотел лучше? — кивая и улыбаясь спросил Алешка, и компания молодежи понурила взоры, постаралась затесаться среди собравшихся, а лучше и вовсе спрятаться дома.

Люди разошлись, но обсуждали Герасима и его черный язык, стрижку Лиины и удивительную сдержанность Варна до самого вечера. Сережка заслужил от Радмилы медовый пряник и теперь уплетал его за обе щеки, болтая ножками на лавке. Варн же был молчалив. Сидел на том же месте, не двигаясь, не реагируя даже на Ору, который безнаказанно топтался по столу. Взгляд мужчины, болезненный и прямой, следил за Лииной. Несмотря на хороший финал истории и прекращение слухов, она оставалась хмурой и бледной.

— Сережка, пойдем, поможешь мне достать из погреба варенье. — Хозяйка, кликнула мальчишку за собой, надеясь, что наедине молодые люди смогут отыскать понимание и все вернется на круги своя. Ребенок заупрямился, заявив, что варенья не желает. — Тогда ремня дам, пошли! — рассердилась на него бабушка.

— Варенье лучше, — ворчал ребенок.

— Тогда топай вперед! — приказала Радмила Меркуловна, потянула веревку, открывая ход в подвал и впустила туда мальца. Сама спустилась и притаилась, вслушиваясь в тишину наверху.

Однако ни один из оставшихся в помещении не торопился начать разговор. Радмила даже слегка замерзла в погребе. Пока не услышала, как Варн, наконец, подал голос:

— Почему не пришла ко мне и не рассказала обо всем?

— О чем? О Каменске? О друге твоем, который считает меня девкой уличной? О слухах, которые деревней ширятся? — она не поворачивалась к нему лицом, предпочитая говорить с игривым огнем в печи.

— Обо всем: и о тех, кто клеймить хотел, и о тех, кто волосы твои резал… — шепотом, ей на ушко заговорил Варн, покинув стол, и обняв девушку.

— Ты прав был. Только не ты мне вред причинил, а я тебе, и Радмиле. — Стойкая, терпеливая, она вдруг расплакалась. Охотник развернул ее к себе, чтобы прижать к груди и успокоить.

— Больше никто тебя не обидит. Завтра я приду за тобой и заберу. В лесу нет ни этих глупых людей, ни сплетен. — Сказал Варн, и Лиина поняла почему он не живет в деревне. Усмехнулась, подумав, что мужчина совершенно прав.

— Стоит ли? Я ведь все равно бед принесу. — Она хотела рассказать все, как есть: и что бросит его одного, улетая за птицами в Ирий, и, что оставит ему чужого ребенка, которого ему придется воспитывать в одиночку. Но мужчина ничего не хотел слушать — сжав девушку, он припал к ее губам, не позволив произнести ни единого словечка.

— Теперь понятно, почему явился сегодня. Не дотерпел! — рассмеялась Радмила, которой надоело сидеть в погребе. Сережа за это время успел объесться вареньем и даже испачкаться.

— Прости, матушка! — усмехнулся ей Варн, не отпуская Лиину, и чмокнул девушку в макушку.

Пообещав вернуться следующим днем с венком в руках, Варн покидал гостеприимный дом спокойный и уверенный в своем будущем с Лииной. Она вышла на порог, помахала ему рукой, прощаясь и не уходила, глядя в спину мужчине.

— Рассказала бы ему, облегчила б душу. Он, конечно, не сразу примет, но не откажется от тебя! — напутствовала Радмила, подталкивая девушку в поясницу.

— Может быть он и такой, как Унка — щедрый, прощающий и любящий. Но даже ему не захочется страдать и воспитывать чужого ребенка. — Отказалась Лиина.

Женщины сели у очага. Хозяйка взялась выглаживать белоснежные сорочки, юбки к празднику. Полезла искать бусы в комод, предложила Лиине на выбор: из яшмы или янтарные. Девушка взяла в руки последние и задумалась, перебирая крупные бусинки.

— Знаешь, лучше ценить каждый день, проведенный вместе, чем потом терзаться из-за ссор или упущенного счастья. Если б я знала, что муж мой рано починет, думаешь скандалила б я с ним по три раза на дню? У тебя будет целая вечность для сожалений! Так сделай так, чтоб было о чем помнить там… в другом краю.

Задумчивый взгляд девушки остановился на лице приемной матери. Лиина перестала вертеть бусы, подумала: права ведь. Там, в мрачном Ирие будет лишь не менее мрачный и холодный Квад, да четыре стены. И ей ничего не останется, как выть, да об камни биться. А ее крошечное счастье будет здесь — по другую сторону Границы. В то время, как ее вечность будет пустой и скучной, жизнь тут будет развиваться уже без Лиины.

Бросив бусы на пол, она сорвалась да и побежала в лес, догнала охотника, остановила и без умолку говорила, открывая правду без остатка, дав ее испить до самого дна со всей горечью.

А потом она медленно, с трудом перебирая ногами, спотыкаясь о ветки и камни, шла домой. Продрогла от ночного холода и растирала плечи ладонями. Из головы никак не шло выражение лица мужчины, когда она выпорхнула из одежды горлицей и взмыла вверх, пожертвовав еще одним кусочком памяти об Ирие. Пожалуй, теперь Кваду придется лично лететь за ней, чтобы вернуть домой.