ZEUS. Северный клан (СИ) - Кельт Владимир - Страница 49

Ной видел сны наяву. Изо всех сил старался бежать от навязчивого морока, но какая-то злобная, мазохистская часть подсознания снова и снова переносила его в кошмары.

Он стоял на собственной кухне. Маргари готовила кофе и с улыбкой рассказывала о чем-то прекрасном и далеком – о том, что было Ною недоступно, и чего он никогда бы не понял. Но она все говорила и говорила. Протягивала чашку кофе и улыбалась – искренне, тепло; улыбалась так, что Ной понимал в чем секрет прекрасного, и даже имел наглость к нему прикоснуться. И тогда он целовал ее нежные руки, длинную изящную шею, находил ее губы и вдыхал цветочный аромат волос. И лунный свет оставлял серебристые дорожки на ее белой коже, и лепестки роз кружили над их головами, точно ожившие.

А потом взрывалось небо, ударная волна выбивала стекла. Кожа на лице Маргари вздувалась волдырями и шипела, будто ее облили раскаленным маслом. Ясные глаза проваливались в глазницы, запах горелой плоти и жженных волос впивался в ноздри, как сверло для лоботомии ввинчивается в мозг.

Ной обнимал обгоревший труп. Он отчаянно вопил, но не слышал собственного крика. Вопль сливался с воем сигнализации авто, а потом превращался в пронзительный писк датчиков. Это истерила система жизнеобеспечения.

И тогда его выбрасывало в реальность. Сквозь пелену боли Ной видел, как неистово скачут волны на дисплее его ЖТМ, как зашкаливает показатель пульса, и горят красным датчики. Видел, как подобно спецназовцам в палату влетают врачи, прижимают его к кушетке и слаженно борются с приступом. По венам растекалась холодная сыворотка. Она делала его беспомощное тело легким, снимала жар и уносила в мир грез.

Тогда приходили другие сны.

В них господствовал разум, и Ной отчетливо понимал, что детонатор активировал ключ зажигания, а судя по силе взрыва и по интенсивности ударной волны, это была взрывчатка типа Т-гибрид. Он осознавал, что спасти Маргари было уже нельзя. Понимал Ной и другое: убийца все это время выжидал, желая убедиться, что довел дело до конца. Значит – наемник. Память в деталях рисовала серый грязный дым, запах гари и высокий темный силуэт человека с пистолетом. С яростью Ной узнавал в нем Рэйна Аллерта.

Ненавистный образ вызывал новые приступы. Датчики снова неистово пищали, пульс зашкаливал, виски обжигало болью. И снова в палату вбегали врачи. И снова через катетер на сгибе локтя вливалась ледяная жидкость.

Так продолжалось несколько дней. Сколько – Ной не мог определить. Но постепенно кошмары стали исчезать, уступая здравому смыслу, боль под ребрами поостыла, кожа больше не горела, а под повязками не пульсировало. Только ныло в груди, в области сердца. А по ночам предательски щипало в глазах от слез.

Сегодня утром Ной впервые сел сам. Кряхтя и постанывая, он хватался за поручни. Спинка кушетки поднималась вслед за корпусом, поддерживая ослабленное тело. Огнестрельная рана под повязкой полыхала болью, будто туда запихнули стального ежа и тот выплясывал мамбо. Синяки от уколов и капельниц зудели. Врачи буквально собрали его по кускам. Взрывная волна разодрала селезенку, а пуля проделала дыру в груди и задела легкое – это не считая многочисленных ожогов, и двух операций на спине. Больше всего Ной опасался, что никогда не сможет ходить. Обошлось.

В палате царил полумрак. Пахло антисептиком и медикаментами. На прикроватной тумбе обнаружилась тарелка с питательной смесью и стакан апельсинового сока. Дрожащей рукой Ной потянулся за стаканом и сделал несколько глотков. Вкуса он не почувствовал. Должно быть, еда тоже как опилки.

Утреннее солнце лениво заглядывало в окно. Тонюсенькие лучи пробивались сквозь полуприкрытые жалюзи и падали на белый пластиковый подоконник, играя бликами на интерактивных открытках. Ковыряя ложкой бледно-серую питательную смесь, Ной косился на голограммы с пестрыми надписями: «Поправляйся, брат», «Возвращайся в строй. ОСП нужны бойцы!», «Дружище, не дури. Жду на пиво!», «Ной, милый, выздоравливай. Мы молимся за тебя». По открыткам ясно, что приходили коллеги; не один день здесь провели Фил с Кариной, а из Иллиона приехала тетя Берта с Майком – должно быть, сняли номер где-то неподалеку от больницы и скоро опять навестят. Забота друзей и близких отчего-то не трогала, скорее, вызывала раздражение и казалась театром абсурда. С досадой Ной отметил, что зол. На них, на себя, на весь мир. И где-то в ядовитой мгле этой злобы пульсировала ненависть к врагу, на чьи плечи измученное сознание возложило вину за смерть Маргари.

Рэйн Аллерт.

Понимать иного Ной не хотел. Лишь разделил вину надвое, оставив половину себе.

Белоснежная дверь тихо скользнула в сторону. В палату вошла дородная медсестра. С неизменно холодной улыбкой, оточенной на тысячах одинаково немощных и больных подопечных, она проговорила:

– Господин Чавес, к вам посетитель.

Ной безразлично кивнул. Оставив стопку белоснежных полотенец, от которых пахло хвоей, медсестра исчезла в коридоре. Дверь снова скользнула в сторону. Ной ожидал увидеть Фила или тетю Берту, но это был Труханов.

Полковник зашел в палату, будто к себе в кабинет, разница была лишь в том, что сейчас Старый Медведь улыбался.

– Чавес! Да ты недурно выглядишь! Я уж думал, что мой лучший следователь на отбивную стал похож.

– Рад видеть, полковник, – улыбнулся Ной. А где-то в мозгу дала о себе знать гадкая червоточина: «Не по твоему ли приказу явился убийца?»

Труханов ухватил за спинку стул и пододвинул к кушетке. Вальяжно рассевшись, Старый Медведь расстегнул пуговицы на кителе: то ли хотел придать визиту неофициальный тон, то ли попросту пузо мешало. Ной попытался сесть поудобнее. Пижама на нем зашелестела, как бумажная.

– Не надо вставать. По возможности из палаты вообще не выходи, – Труханов поменялся в лице: улыбка испарилась, будто и вовсе не было, серые глаза сверкнули сталью. – У дверей дежурят двое бойцов, одного я оставил в главном холле, чтобы наблюдал за сомнительными личностями. Не исключено, что на тебя снова организуют покушение.

Ной скептически хмыкнул.

– Такая осторожность ни к чему. Меня скоро выпишут, и все начнется заново. Я ничего не хочу, кроме как отыскать виновного в утечке в Департаменте, поймать убийцу Бенжамина Дора, и упечь за решетку ублюдка, убившего Маргари. Я хочу найти Рэйн Аллерта, а остальное – побоку.

Покачав головой, полковник полез в карман кителя за сигарой, но вовремя вспомнил, где находится, и шумно вздохнул.

– Ной, мне искренне жаль Маргари. Она была светлым, хорошим человеком…

– Похороны уже были? – перебил Ной, в голосе послышалась злоба, которую он не собирался показывать.

– Два дня назад.

– Где?

– Старое кладбище на Утесе Верди, – ответил Труханов и снова тяжело вздохнул.

Настала тишина, в которой роем пчел гудели приборы. Техника работала так своеобразно, что не разберешь: звуки это или белый шум.

Старый Медведь прочистил горло.

– Чавес, я должен знать, что ты откопал и почему кто-то решил, будто это стоит твоей жизни, или жизни Маргари. Или же покушались на нее? Давно вы… – Труханов умолк, теребя седые бакенбарды. – Прости, что спрашиваю. Но ты сам понимаешь.

Ной прикрыл глаза и обессилено откинулся на подушку.

– За рулем должен был быть я. Это моя бомба и моя пуля, а она – случайна жертва. Я видел убийцу, полковник, и с уверенностью на девяносто процентов могу заявить, что это был Рэйн Аллерт.

Труханов ничего не ответил. Стул скрипнул, полковник поднялся и качающейся медвежьей походкой подошел к окну. Зашелестели жалюзи, солнечный свет ворвался в палату. Ной зажмурился.

– Затемните! Включите защитный экран! – взмолился Ной.

– Хрен тебе. Пора понять, что рассвет давно наступил и хватит блуждать в потемках. Иногда мне кажется, что у всех твоих проблем и страхов одно имя – Аллерт.

– Вы говорите, как мой психиатр, – буркнул Ной, приложив ладонь козырьком, чтобы спастись от слепящего света.

– Я говорю, как твой наставник и друг. Чавес, либо забудь о своих страхах, либо переименуй, – полковник обернулся. В ярких солнечных лучах он казался черным пятном. – Ты убил его.