Дракула против Гитлера (ЛП) - Дункан Патрик Шейн - Страница 7

Возможно, настала пора увеличить наше присутствие в этом районе. Я говорил об этом с Антонеску, не желая испугать румын мыслью о том, что мы посягаем на их внутренние дела. Он заявил, что готов оказать любую помощь против этих повстанческих группировок. Очевидно, они представляют столь же серьезную угрозу его режиму, как и нашим собственным целям.

Позволю рапорту капитана самому говорить за себя. Мне не нужно напоминать вам, что Брашов находится менее чем в ста километрах от жизненно важных нефтяных месторождений Плоешти.

Хайль Гитлер.

Др. Манфред фон Киллингер.

ДАТА: 19.4.41.

КОМУ: БАРОНУ МАНФРЕДУ ФОН КИЛЛИНГЕРУ, ГЕРМАНСКОМУ КОНСУЛУ, БУХАРЕСТ, РУМЫНИЯ.

ОТ: КАПИТАНА ГЕОРГА ЛОБЕНХОФФЕРА, ВОЕННОГО АТТАШЕ.

ТЕМА: ПОЛЕВОЙ РАПОРТ.

На прошлой неделе в Брашове и его окрестностях мы столкнулись с множеством случаев диверсий и вопиющих фактов нападений на военнослужащих и технику: подорван бригадный склад горюче-смазочных материалов, регулярно перерезаются электрические провода и линии связи во всей округе, поджигаются казармы и транспортные средства, военнослужащих заманивают в переулки или в засаду и грабят, отбирая у них оружие, документы, а часто и форму. Имели место многочисленные случаи взломов арсеналов и кражи оружия с потерей более ста единиц оружия (более точный учет затруднителен, так как румынская система учета представляет собой лишь жалкую пародию на таковую), в том числе пистолеты, винтовки, автоматы, легкие и тяжелые пулеметы, даже колесная гаубица плюс ротные минометы. Также утрачены боеприпасы.

Ситуация выходит из-под контроля. Румынские власти не произвели ни одного обоснованного ареста. Имели место лишь задержания формально-символического характера, за которыми, как правило, следовали жесткие допросы. Подозреваемые под давлением сознавались, однако эти признания сомнительны, поскольку ни одно из них ничем серьезным не подтверждено. Собственное признание, каким бы насилием оно ни было вызвано, кажется для этих варваров вполне достаточным. Эти аресты — лишь фикция, и они никоим образом не способны положить конец терроризму; в действительности же, они, возможно, лишь подливают масла в огонь. Местное ополчение, похоже, совершенно беспомощно перед лицом этих восстаний, ничего не делает и лишь восстанавливает местное население против нас, переводя его на сторону сопротивления.

Значительная часть проблемы заключается в отношении ко мне моих румынских коллег. Они полностью игнорируют все советы, которые я им даю. Вы наверняка понимаете, что военный с такой родословной, как у меня, с моим опытом, достоинствами и подготовкой способен быть ценным источником, из которого можно почерпнуть разумные мысли и советы. Но я обнаружил, что это высокомерные и упрямые люди, и мои советы остаются сознательно и решительно не услышанными. Они что, не понимают, что мой род служит Германии еще со времен Фридриха Великого?

18 апреля я сопровождал капитана легионеров[4] Куанду в операции по облаве на евреев внутри Брашова, где мы должны были закрыть местную газетенку левацкого направления, «Брашов Аутоном» («Независимая Брашовская газета»). Этот листок в прошлом был замечен в коммунистической и антиправительственной пропаганде против Антонеску. Кроме того, ее редактор и издатель, Израиль Цингер, еврей.

Редакция газеты находится на первом этаже четырехэтажного здания недалеко от центра города. Румынские солдаты принялись уничтожать печатные станки с рвением бОльшим, чем требовалось — выбрасывая различные их части прямо из окон на улицу, вместе с мебелью, коробками со шрифтами, рулонами и пачками бумаги, выбросили даже самого Цингера. Все протесты со стороны этого еврея были подавлены ударами солдатских сапогов.

Был произведен повальный обыск всех трех верхних этажей, часть помещений в которых является квартирой семьи Цингера. Другие квартиры также были зачищены — операция была проведена, боюсь, весьма не вежливым образом, так как жилые помещения были просто разгромлены излишне ревностными, бандитскими действиями солдат. Мебель из них также была выброшена из окон верхних этажей и разбилась на булыжной мостовой внизу.

Их жильцы также не были избавлены от этого жестокого обращения. Один протестующий был застрелен на месте. Несколько женщин также подверглись насилию, тому самому, которому солдаты подвергают их испокон века. По моему мнению, такое жестокое обращение с населением со стороны наших союзников может лишь самым негативным образом отразиться на нас, немцах, и в конечном счете нанести ущерб целям Фюрера. Мы должны быть выше этого.

На противоположном конце площади капитан Куанда разместил один старый танк Рено FT-17, у высокого здания, скорее в качестве фактора устрашения, чем для чего-то другого. Командир танка, лейтенант-легионер Кодрин Далакис, стоял в башне, наблюдая вокруг.

Он не видел, как над ним и позади этого танка открылось окно на втором этаже. Из окна высунулась длинная палка с проволочной петлей на конце — очень похожей на те ловушки, которые использовались собачниками в моем родном Дюссельдорфе.

Эта петля-ловушка была накинута на голову командиру танка, и проволока затянулась. А затем задыхающийся и изо всех сил сопротивлявшийся лейтенант был вытащен из башни за шею, поднят вверх и затащен в здание через окно.

В этот момент из того же самого дома выбежал боец сопротивления, вскарабкался на танк сбоку и залез в люк, закрыв его за собой. Три выстрела, заглушенные несколькими дюймами закаленной стали, не были никем услышаны из-за хаоса и шума в квартирах. Эти его действия были установлены уже позже, после того, как все это произошло.

Люк танка открылся, трупы членов экипажа были из него вытащены и заменены тремя диверсантами.

Ничего этого ни я, ни капитан Куанда, ни остальная часть подразделения не видели, так как мы следили за сборами жильцов квартир. Эти люди были выстроены в шеренгу для проверки документов. Лиц с подозрительными документами погрузили в грузовики, специально для этой цели подогнанные. Я стал свидетелем бесчисленного плача и завываний с мольбами о пощаде. Тщетных, конечно же.

Одна из молодых женщин, стоявшая в шеренге, привлекла мое внимание. Капитан просмотрел ее документы и прошел дальше, бросив на нее еще один взгляд, совершенно объяснимый второй взгляд, так как ее красота была достойна этого, и даже более того. Роскошные черные волосы, не тщательно прибранные, как требует того нынешняя мода, а ниспадающие естественными волнами ей на плечи, обрамляли белоснежное, как алебастр, лицо с загорелыми щеками, умными зелеными глазами и прекрасным, как спелый виноград, ртом. Но что выделяло ее из толпы, это то, как она держалась. В то время как другие задержанные демонстрировали сильный испуг и опасения, эта девушка не выказывала никакого страха, наоборот, вместо этого она проявляла определенное хладнокровие, довольно презрительное отношение свысока, которое, я должен в этом признаться, стало для меня неожиданностью.

Я тоже проверил ее документы, гласившие, что ее имя и фамилия Ленора фон Мюллер.

«Вы же не здесь проживаете?», спросил я ее, так как в документе было указано место ее жительства в другой части города.

Я спросил это по-немецки, ожидая, что капитан переведет мой вопрос, но она ответила мне на моем родном языке.

«Я была в гостях», ответила она мне с оттенком вызова.

«Возможно, чтобы их предупредить», предположил я.

Она не ответила. Вместо этого она посмотрела на меня с ненавистью и презрением.

Я решил, что эта фрейлейн фон Мюллер должна быть подвергнута более тщательному допросу в моем личном кабинете, и взял ее за руку, намереваясь проводить ее к моему автомобилю. В этот момент капитан Куанда ухмыльнулся, взглянув на нее и еще раз оценив ее фигуру, которая, должен сказать, не уступала ее лицу.

Он обратился к ней.

«Возможно, я найду тебе применение, ты пригодишься у меня в квартире», предложил он ей на своем грубом немецком языке, облапав ее за грудь и ниже. К стыду своему, я ничего не сделал, чтобы предотвратить этот его отвратительный поступок. «Вообще-то тебе найдется даже масса применений», сказал он.