Мальчики с Марса. Почему с ними так непросто и что с этим делать - Грэй Джон - Страница 29

Но не почувствует ли себя ваш сын, что называется, «странненьким», если решит играть роль главного родителя, пока его дети маленькие? Все зависит от мировоззрения. С одной стороны, с 1960 года количество домохозяйств, где маленьких детей воспитывает отец-одиночка, возросло в девять раз{174}. Если мы добавим сюда отцов, которые воспитывают детей, но при этом ходят на работу, то получим оценку вплоть до семи миллионов{175}. С другой стороны, если ваш сын пожелает остаться дома и вообще не работать, то надо учесть, что «в девять раз больше» – это лишь в девять раз больше единичных случаев, наблюдавшихся в 1960 году. Давайте взглянем на картину в целом.

Неработающие родители в США. 1994-2012

Источник: Данные переписи населения США{176}.

Где же выход? Если ваш сын по складу личности первопроходец и к тому же любит заботиться о людях, предложите ему взвесить все плюсы и минусы профессионального отцовства. Но если работа – часть его цели в жизни, подскажите ему, что можно вносить вклад в воспитание детей и другими способами. В прошлом отцы зачастую вкладывали средства в детей буквально – инвестировали деньги в ценные бумаги. Сегодня они все чаще понимают, что лучшая инвестиция в детей – это время. Например, в фирме «АРХ Labs» в пригороде Вашингтона вместо ценных бумаг сотрудников премируют гибким графиком – это называется «папино время» и гораздо популярнее премий в виде ценных бумаг.

Стремление отцов участвовать в воспитании детей – это не просто перемена отношения. Отцы стали вести себя иначе и проводят с детьми втрое больше времени, чем в 1965 году. Но и этого им мало. Опрос Исследовательского центра Пью показывает, что отцы вдвое чаще матерей (46 % против 23 %) считают, что проводят с детьми слишком мало времени. При первой же возможности отцы подкрепляют слова делом: за первые десять лет после запуска в Калифорнии программы оплачиваемого семейного отпуска доля заявлений от мужчин почти удвоилась – с 17 % в 2004 году до 30 % в 2014 году.

В странах вроде Канады и Швеции политика оплачиваемого отпуска по уходу за ребенком для отцов обеспечивает папам финансовую поддержку для удовлетворения эмоциональных нужд ребенка. В Швеции правом взять отпуск по уходу за ребенком пользуются 85 % отцов{177}. Почему? Отчасти потому, что если отец не возьмет отпуск, то утратит право на него. А еще потому, что культура этих стран предполагает признательность отцу за участие в уходе за маленькими детьми, более того, ждет этого от мужчин. А мы – животные общественные, и изменение настроений в обществе приводит к изменениям поведения. И наоборот.

В прошлом мальчики удовлетворяли потребность в призвании и цели через профессию, и предполагалось, что они посвятят ей всю жизнь. Поскольку в грядущем у человека редко будет одна профессия раз и навсегда, гораздо лучше подготовить своего сына к отцовству: оно с большей вероятностью даст ему ощущение цели до конца дней. Лишь крошечная доля мужчин считает, что карьера способствует их духовному росту. Для большинства путь к высокому заработку – это путь утрат{178}. Утрата возможности проводить время с семьей. Утрата взаимопонимания с семьей, которая приводит к отцовской «ловушке для героя»: любить близких – значит жить в разлуке с ними. Лишь немногие мужчины на смертном одре говорят: «Надо было мне больше времени проводить на работе». Однако отцы, которые внесли свой вклад в воспитание детей и тем самым обогатили их, получают в награду богатый внутренний мир. И если сын чувствует, что он для отца – радость в жизни, то и к своей будущей роли отца относится с радостным предвкушением.

Биологическая приспособляемость наших сыновей к роли отца и их стремление участвовать в воспитании своих детей, умение видеть в этом цель в жизни – залог выхода из кризиса мальчиков. Но поскольку эволюционное прошлое диктует нам, что мальчики – расходный материал, для выхода из кризиса мальчиков необходимо, чтобы мы поняли: на кону не только будущее наших сыновей, речь идет о будущем всего мира. Мир стонет под гнетом эмоционального террора, возникшего потому, что мальчики (и девочки), лишенные отцов, поддаются на соблазны террористических организаций. Психологические затраты приводят к затратам сугубо финансовым…

Когда после терактов 11 сентября мы пытались вернуть себе ощущение эмоциональной безопасности, то согласились, чтобы за счет наших налогов государство укрепляло и расширяло свои ведомства, принимало и исполняло соответствующие законы (Управление национальной безопасности, Управление транспортной безопасности, Министерство национальной безопасности, Закон о патриотизме, строжайшие проверки иммигрантов, запрет иммиграции и стены на границах), а кроме того, были готовы понести и психологические затраты, сопровождающие утрату свобод.

Война против терроризма в 2018 финансовом году увеличила национальный долг США на два триллиона долларов{179}. Какой доли этих затрат нам удалось бы избежать, если бы у ИГИЛ не было бесперебойного источника мальчиков без отцов, из которого оно вербует своих боевиков? Даже без учета этих затрат ученые подсчитали, что если бы удалось сохранить от распада всего один процент семей, это сэкономило бы налогоплательщикам 1,1 миллиарда долларов в год{180}. В частности, как мы убедимся, безотцовщина повышает вероятность подростковых беременностей, а 80 % несовершеннолетних матерей получают государственные пособия, что обходится налогоплательщикам в 9 миллиардов долларов ежегодно{181}.

Когда вы читаете о том, как связаны с безотцовщиной рост преступности, тюремные сроки, массовые убийства в школах, домашнее насилие, изнасилования, наркомания, психические расстройства, нищета, безработица, отсев из школ, не забывайте, что каждый доллар, который мы тратим на то, чтобы правительство загладило трагические последствия безотцовщины, – это результат многовековых психических травм, которые нельзя исцелить никакими деньгами.

Если отец умирает или погибает на войне, последствия этой трагедии для детей оказываются меньше по сравнению с теми, у кого отцов нет в результате развода, или родители никогда не жили семейной жизнью{182}. Конечно, им приходится труднее, чем детям, растущим в полных семьях с участием обоих биологических родителей, но вероятность травмы все же меньше.

Почему? Если отец погибает на войне или на работе, от болезни или в результате несчастного случая, у ребенка не возникает ощущения, что его преднамеренно бросили. Я убедился в этом на личном опыте, когда организовывал сотни мужских и женских групп, наблюдал на выходных около 50 разведенных отцов с детьми, готовил материалы к этой книге и к книге «Father and Child Reunion» и проводил семинары по отношениям в парах по всей стране. Если отец погиб на войне, о нем говорят как о герое. В отсутствие отца старший сын иногда становится новым «мужчиной в семье», у него появляются особые обязанности. Часто для него это превращается в новую цель в жизни. Так или иначе, у детей сохраняется положительный, даже идеализированный образ отца, и сын чувствует себя обязанным соответствовать отцовской памяти.