Уездный город С*** (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна - Страница 20

— Да, не страшно. Аэлита Львовна, поедемте, время позднее, — проговорил он ровно. — Вас, должно быть, и дома уже потеряли.

— Не волнуйтесь, папа и сам часто по службе задерживается, да и я, бывает, в институте засиживаюсь допоздна, — отмахнулась Аэлита, потом, словно назло, обернулась к Титову и бодро поинтересовалась: — Какие выводы мы можем сделать по результатам этой беседы?

— Делать выводы рано, надо думать, — проворчал поручик, аккуратно подхватил Брамс под локоть и мягко, но настойчиво потянул к мотоциклету.

— Да куда вы так спешите? — изумилась девушка. — К слову, вам куда теперь?

— К Департаменту, — ответил мужчина уже спокойнее, потому что упорствовать Аэлита не стала и принялась хотя и неспешно, но всё же надевать свою амуницию.

— Что вы там забыли в ночи? — нахмурилась она, явно подозревая, что Титов станет заниматься расследованием без неё.

— Ничего. Я просто остановился на постой на Полевой, через два дома от Департамента, — со вздохом пояснил поручик.

— А почему именно там? — полюбопытствовала немного успокоенная девушка.

— А почему нет? В городе я человек новый, привязанностей не имею, так какой смысл селиться где-то ещё, если единственный интерес у меня здесь пока — служба?

— Разумно, — задумчиво похвалила Брамс.

Больше, к счастью, вопросов не задавала, вскоре они тронулись в путь, а через четверть часа и вовсе распрощались у небольшого домика с белыми резными наличниками. Поручик наскоро почистил китель, умылся с дороги и лёг спать.

Ночь у Титова выдалась беспокойная. То его терзали бесплодные мысли о начатом только что деле и смутные дурные предчувствия, связанные с ним же; то постель казалась чересчур мягкой, а одеяло сбивалось комком; то мужчина решил, что ему слишком душно и нечем дышать, и настежь распахнул окно. Но полегчало ненадолго: в комнату полились едва слышные звуки сонного города, которые, однако, казались Натану набатом. Да еще пахнущий рекой сквозняк, играя занавесками, дразнил поручика, складывая их в зыбкие очертания одетой в белую рубаху девичьей фигуры, тянущей к мужчине руки.

«Чёрт знает что такое!» — зло проворчал себе под нос Титов и накрыл голову подушкой. Звуки и образы перестали так досаждать, и мужчина вскоре сумел забыться тревожным сном, который, увы, оказался не лучше яви. То Натану виделась Брамс, плывущая на спине по реке сквозь предрассветный туман, и в сложенных на груди руках её трепетало пламя свечи. То сам поручик отчаянно отстреливался от каких-то смутных теней, и в нагане неизменно недоставало единственного патрона. То снился длинный сырой сводчатый ход с земляным полом и стенами, сложенными из тяжёлых тёмных блоков, между которыми сочилась влага. То простоволосые девицы в венках и полотняных рубахах водили хоровод в лунном свете, заливающем поросшее высокой травой взгорье в излучине реки. То грезилась пахнущая конским потом и порохом сумасшедшая скачка в ночи на хрипящей от усталости лошади.

Наконец Титова вырвал из всего этого сумбура пронзительный петушиный крик, прозвучавший как будто над самым ухом, и мужчина, дёрнувшись, сел в постели, сонно тараща глаза в рассветный сумрак и нащупывая на боку наган. Через пару мгновений поручик сообразил, что он вообще-то спит в одних подштанниках и кобуры на привычном месте быть не может, вон же она, на спинке стула поверх кителя.

Более-менее очнувшись, Натан понял, что успел сильно озябнуть: приятная прохлада вечера сменилась промозглой утренней сыростью. Да ещё голова после такой тревожной ночи была тяжёлой и пустой, а настроение — угрюмым. Окно закрывать Титов не стал, вместо этого поднялся и принялся за зарядку, чтобы и согреться, и проснуться сразу. Окончательно добиться последнего помогло ведро воды, опрокинутое на голову на заднем дворе.

Хозяйка, старая бездетная вдова Марфа Ивановна Проклова, тоже поднималась рано: надо было подоить пару вредных бодливых коз и отдать их пастуху, покормить кур и приготовить еду. Самой-то сухонькой бойкой старушке много не требовалось, но с постояльцем они условились о полном пансионе. Впрочем, такие заботы одинокой женщине были даже в радость — всё веселее. Да и среди соседок Марфа Ивановна вдруг приобрела дополнительный авторитет: уже вся улица знала, что постоялец её из самого Петрограда прибыл для усиления здешнего отделения Департамента полиции, а то и для контроля за его работой. И вроде как из Охранки прислан, где лично виделся с государем и был им отмечен, а здесь полицмейстер встречал его как родного — значит, точно птица высокого полёта.

Титов же, не имевший понятия о своих невероятных знакомствах, после обливаний тщательно побрился, испросив у хозяйки горячей воды, съел миску каши с маслом и ломтём свежего, пышного белого хлеба и понял, что жизнь всё же хороша, невзирая на мелкие неудобства.

— А скажи, касатик, — завела Проклова за чаем, с родительским умилением наблюдая здоровый аппетит постояльца. — Правду бабы говорят, будто ваши, полицейские, вчера русалку за волосы из реки выволокли?

— Глупости, — отмахнулся Натан. — Обыкновенная утопленница. А что, уже болтают?

— Город маленький, — философски пожала плечами женщина. — Да и в «Губернских ведомостях» вон уже написали.

— Вы газеты читаете? — оживился мужчина. О наличии печатного слова он как-то подзабыл за вчерашней суетой, а сейчас вот решил, что свежая утренняя газета была бы кстати. Не только теперь, а вообще: нужно потихоньку обживаться, узнавать, чем дышит губерния, привыкать к здешним порядкам, а газеты в таком деле — первое подспорье.

— Да куда мне, я только по складам и могу. Старая уже, где мне учиться! То молодым нужно, вам еще жить и жить. Век-то вон нынче какой!

— Какой? — уточнил Титов.

— Какой-какой — просвещённый! — значимо закончила она, поправляя белый платок. — А про русалку — это мне пастух сказал. Тут недалече, на углу с Соборной, всегда газетами торгуют, а он аккурат мимо стадо гонит, слышит, что зазывала кричит.

— А что ещё говорят? — поинтересовался поручик для поддержания беседы и получил в ответ целый воз сплетен разной степени свежести и достоверности — от историй о гулящей агапьевой дочке из тридцать восьмого дома и отелившейся тройней коровы до местных сказок о привидениях в усадьбе на Троицкой и таинственном подземном поселении, что простирается на многие вёрсты не только под самим городом С***, но даже за реку, и дальше к невысоким местным горам, которые вообще суть рассадник всяческой нечисти, и крещёному человеку там делать нечего.

— А про общину на Песчаном острове что-нибудь знаете? — Поручик был весьма удивлён, что горные духи показались Марфе Ивановне более достойными внимания, нежели настоящие язычники. С соседской-то дочкой понятно, окрестности простому человеку всяко интереснее неведомых далей, а вот всеобщее местное безразличие к такой диковинке озадачивало.

— А что с ними? — в свою очередь удивилась хозяйка. — Чудные, конечно, деревяшкам кланяются, да только люди и люди — тихие, смирные, живут своими порядками, зла не чинят. Чай, не зря народ говорит, во всякой избушке свои погремушки. Был у нас тут поп молодой, дурной, всё этим язычникам жизни не давал. Так пришёл старшина их общины, суровый такой старик, сам что твоя деревяшка, при всём честном народе пол-ковша святой воды выпил, крест серебряный в ладонях держал и ко лбу прикладывал. Говорил тогда, мол, вера ваша учит смирению и кротости, учит отцов и бога чтить, так и мы, говорит, отцам нашим и земле нашей кланяемся. Много чего вообще говорил, с попом тем хорошо так, складно собачился, как будто и сам семинарию кончил. А я тебе вот еще что скажу, касатик: иной некрещёный порой душой больше православный, чем другой, лоб в молитве разбивший.

— Мудрая вы женщина, Марфа Ивановна, — уважительно ответил на это Титов, качнув головой.

Вскоре поручик надел китель, застегнул портупею, распрощался с хозяйкой, вышел на Полевую, на ходу нацепляя фуражку, и свернул к указанному пересечению с Соборной. Департамент находился в другой стороне, но Натан предпочёл заложить крюк и вооружиться печатным словом. По уму стоило бы сходить в ближайшее почтовое отделение и там подписаться на «Губернские ведомости», но где его искать, Титов не знал, спросить же у хозяйки — не догадался.