Лакей по завещанию - Корр Кристина - Страница 1

Ариадна.

Моя мама, по фамилии Простакова, питала странную слабость к романам Агаты Кристи и посчитала забавным назвать дочь в честь одного из героев. Мне крупно повезло родиться девочкой: мир не пережил бы появления на свет Простакова Эркюля Константиновича...

Но рассказ не о происхождении моего имени, пусть и непривычного для русского слуха, а о моём феноменальном везении, таком же фантастическом, как и мозг моей неординарной мамочки.

Я должна перейти к сути и умолчать о тех курьёзах, которые происходили со мной в детстве и юности, опять же благодаря изобретательности любимой родительницы, но всё же кое-что проясню. Честно, мне мама всегда казалась странной, без важного винтика в голове, и я всегда к ней относилась с жалостью, а порой стыдилась.

Нина Фёдоровна Простакова отличалась бескорыстной добротой и исключительной наивностью. Она носила смешные вещи и меня одевала по своему подобию. До сих пор с ужасом вспоминаю парадно-выходной малиновый свитер, шерстяные рейтузы и льняную зелёную юбку колокольчиком... К этому поистине божественному наряду полагались резиновые сапожки с черепашками. Уверена, я была неотразима, но дети почему-то смеялись, и мальчики долго обходили меня стороной.

Сама же мама часто куталась в пёстрые шали, надевала длинные, яркие пальто, зимой запросто могла выйти в туфлях, но с зонтиком... И я никогда не могла понять, чему она всё время так загадочно улыбается, пока однажды к нам не пришли доктора...

Мне повезло и на этот раз: к тому моменту, как Нину Фёдоровну забрали в больницу, посчитав, что она опасна для общества, я уже была совершеннолетняя. Первое, что я сделала... выкинула все вещи из дома, оставив только мебель, и то - половину, и перекрасилась в чёрный цвет. И с этого дня стала носить только нейтрального цвета одежду, стараясь быть незаметной. Но, видимо, как-то на мне отразилось мамино влияние, или гены взяли своё, и я поступила в один из самых престижных вузов Санкт-Петербурга на «актёрское искусство». Благо проблем с учёбой никогда не возникало. Поступила на бюджет, и мне предоставили комнату в общежитии, а квартиру - нашу скромную однушку - стала сдавать и, собственно, жить на эти деньги.

На сцене я менялась, становилась другим человеком: отважным, смелым и дерзким. Я не боялась говорить громко, выразительно, не боялась, что люди станут смеяться и тыкать в меня пальцем, даже если я выйду в шторе или с горшком на голове. На сцене позволялась любая глупость, и именно это обстоятельство натолкнуло меня на мысль, что многие безумцы прячутся в театральных вузах и выдают своё сумасшествие за талант.

На сцене я жила, дышала полной грудью, плакала и смеялась по-настоящему, от души, но стоило только покинуть репетиционный зал, как замыкалась в себе, становилась угрюмой, и со стороны казалось, словно я вечно сердитая и чем-то недовольная. Сокурсники уважали меня за талант, но остерегались. И никто не знал, что моя мама лежит в психиатрической лечебнице...

На третьем курсе со мной случилось ещё одно недоразумение. Я влюбилась. Новый парень, откуда взялся - неясно, вокруг него витал ореол таинственности, который привлекал и очаровывал окружающих, обратил на меня внимание. Внешне юноша действительно хорош, и, видимо, поэтому все плевали на таинственность.

Не знаю, как так вышло, но мы начали встречаться. Эти странные отношения продлились год, и всё это время меня не покидало ощущение нереальности происходящего. Я словно угодила в липкую паутину. Не скажу, что Серёжа был мне неприятен или груб, или вёл себя странно, но грызущее чувство смутной тревоги заставило разорвать с ним отношения.

С этого всё и началось. С конца моей любви...

Тем же вечером к нам в квартиру, с которой я попросту ещё не успела съехать, - а снимал её Сергей, - вломилась его многоуважаемая маман, которую я видела раза два или три, и то мельком.

В этот день я имела удовольствие узнать о себе много интересного. Таких изощрённых оскорблений не знает даже наш преподаватель по искусству красноречия. Ему стоит подучиться у этой женщины.

Выяснилось, что я (цитирую) «неблагодарная, дрянная девчонка» и просто «не одупляю», какое «счастье» на меня свалилось. Именно по этим причинам я должна немедленно извиниться и выйти за её сына замуж.

Степень моего культурного шока не передаст ни один творец. Я честно постаралась «одуплить», что, собственно, происходит, и ответила вежливым отказом, продолжая укладывать свои вещи в сумку...

Милой с виду женщине пришёлся отказ не по вкусу. Она буквально менялась на глазах, становясь всё страшнее - в буквальном смысле! Её волосы стремительно седели, кожа приобрела землянисто-серый оттенок, глаза покраснели, и я по наивности решила, что впечатлительную родительницу сейчас «посетит» инфаркт миокарда, и достала телефон, чтобы вызвать скорую.

Невменяемая мамаша набросилась на меня в этот момент и стала трясти, словно куклу, шипя что-то невообразимо жуткое.

Слова, как ни странно, я разобрала и запомнила...

«За свою слепоту и дерзость!

Силами, данными мне,

Налагаю печать проклятья!

Жить тебе в облике страшном,

Пока твоё чёрное сердце

Не познает признание истинной любви...»

Согласна: стихи так себе, но эффект они возымели невероятный. Взбесившаяся ведьма ловко выдрала у меня клок волос, без помощи спичек сожгла его и дунула мне в лицо...

Я поплыла...

Поплыла, словно в космическом тумане (хотя и не бывала в космосе, но мозг сам на своё усмотрение придумывает ассоциации), запнулась и потеряла сознание. Не знаю, чего уж добивалась полоумная мама Серёжи, но очнулась я в абсолютно другом месте...

***

Мне чудилось, что я плыву по воздушному коридору и заглядываю в открытые двери. Они были такие разные... Весёлые, яркие, серые и унылые, но мне приглянулась только одна. Закрытая...

***

Когда я пришла в сознание то ещё долго не решалась открыть глаза. Во-первых, меня смущал дневной свет, который так усиленно пробивался сквозь закрытые веки. Его попросту не может быть поздним зимним вечером. Ещё настораживал шелест ветра и пение птиц...

- Вы очнулись? - раздался тихий, но выразительный и очень приятный на слух голос прямо надо мной.

- Не уверена, - сипло выговорила я и закашлялась. Всё же пришлось открыть глаза и сесть. Меня окружал изумительный сад, обнесённый зелёной изгородью кустов, а рядом стоял человек мне абсолютно незнакомый.

Первое, что меня поразило в нём, - это непроницаемые чернильно-синие глаза без зрачка, и пепельные, словно крашенные, волосы.

Я задрала голову и приложила руку козырьком, чтобы лучше рассмотреть незнакомца, который в свою очередь разглядывал меня.

Незнакомец, так чудесно обнаруживший меня в собственном саду. Господин Эрнау был невысокого роста, имел прямую осанку и здоровый вид. Его короткие волосы всегда были зачёсаны на один бок, и мужчина не курил табак, - он нюхал кофейные зёрна, которые постоянно носил в переднем кармане своего колета. Правда, обо всём этом, я узнала чуть позже. А пока недоумённо хлопала глазами и пыталась сообразить, где вообще нахожусь. Неуютное волнение стремительно зарождалось в душе...

- Поднимайтесь, молодой человек. Опасно в это время года так долго рассиживаться на сырой земле. Вы можете простудиться, - он выпрямился и, заложив руки за спину, спокойно направился прочь.

Не знаю, что поразило меня больше: то, как он ко мне обратился, или то, каким будничным тоном всё это произнёс.

Я быстро подорвалась следом, теряя на ходу рассудок и тапочки, в которых была дома... Так состоялось наше знакомство. Я опущу все моменты и тонкости, скажу лишь, что ошарашило удивительное и неестественное спокойствие этого господина, в то время как я причитала, и охала, и краснела, и пыталась даже потерять сознание.