Драконьи тропы (СИ) - Быкова Ольга Петровна - Страница 38

Внезапно она вздрогнула и от неожиданности вскочила на ноги. Прямо перед ней в дрожащем от золотых бликов воздухе сиял громадный бездонный глаз дракона. Глаз, глядящий в упор прямо на нее, Лиску, видящий всю ее насквозь. Она сморгнула и увидела наконец всего дракона, вернее, дракониху. Невероятная и одновременно неоспоримо реальная, она стояла прямо перед ними, вылепленная из света, цвета и тени. И Лиска узнала ее. Нет, она никогда не видела ее раньше, и не могла видеть, но сейчас была странно уверена, что знает этого дракона, или помнит, или знала всегда...

-- Здравствуй, Сарахона, -- сказал Дариан.

-- Здравствуй, -- прокатилось над пустошью.

Дракониха повернулась к нему, и Лиска не могла отвести от нее взгляд. Она вся была немыслимо красива: опалово мерцающая чешуя, глубокий низкий голос, тонкие золотистые крылья, и то, как она двигалась, будто переливаясь с места на место. Сарахона вновь посмотрела на Лиску. Бесцеремонно, изучающее, понимающе все наперед. На нее можно было бы долго любоваться, если бы не видеть эти ее невероятные глаза. Цепенящие, завораживающие, влекущие и... до обиды ехидные. Лиске сделалось отчего-то страшно неловко. Она почувствовала себя маленькой, нескладной и невесть отчего виноватой и была очень рада, когда Дариан в который уже раз за день снова задал свой вопрос. И Сарахона ответила:

-- Ты же знаешь, что я не даю ответов.

-- Знаю. Но мне очень нужно узнать. Может быть, ты хоть что-нибудь расскажешь. Ну хотя бы найдем ли мы то место, где появился этот талисман?

-- Найдете.

-- А где?

-- Не скажу.

-- Ну, может, хотя бы дашь совет?

-- Дам, -- Сарахона наклонилась к нему и сказала: -- Магам в ученики не годятся нежные девочки. Для магии, как и для любви, нужно сильное сердце, способное выносить настоящую боль.

-- И это все?

-- Все.

-- Спасибо, Сарахона.

-- На здоровье.

Дракониха подарила Лиске еще один пристальный и невыносимо насмешливый взгляд, потом грациозно потянулась, как большая кошка, развернулась и, легко взмахнув крыльями, улетела. Мелькнул над горами золотистый сполох, и на пустошь пала темнота.

У Лиски на душе было настолько мерзко, что это вряд ли возможно было описать словами. Стыд, обида, разочарование, злость и беспомощность одновременно -- она готова была просто провалиться сквозь землю. Было даже удивительно, что этого не произошло. Дариан заметил ее убитый вид и решил ее подбодрить.

-- Не переживай. От нее многим достается ни за что ни про что. Мне первая встреча с ней тоже дорогого стоила.

Его голос звучал весело и даже беспечно, и у Лиски немного посветлело на душе. Она постаралась приободриться. На глазах у Дариана раскиснуть от неласковой встречи ей никак не хотелось. Пока они возвращались к избушке, она даже нашла в себе силы полюбопытствовать:

-- Дариан, а почему ты ее спрашивал о талисмане так, будто совершенно уверен, что она о нем все знает?

-- Потому, что она все знает. И не только о талисмане, но и о многом другом. Видишь ли, ей открыто будущее. И когда к ней обращаешься с вопросом, она всегда знает ответ.

-- А почему же она не ответила на твой вопрос?

-- Потому, что ей открыто будущее. А это случается только с теми, кто кроме неугасающего желания быть сопричастным самой живой душе мира со всеми ее радостями и страданиями и мужества видеть сбывшимися самые страшные несчастья имеет в себе еще и мудрость не вмешиваться в течение событий.

Лиска задумалась над его словами и долго шла молча. Ей вспомнилась вдруг Русалка, с которой она встретилась когда-то, казалось, уже так давно. Лаэллин умела читать чужие мысли. Лиска снова задумалась и вдруг поняла одну интересную вещь. Она остановилась и обратилась к Дариану.

-- Выходит, что Русалка слышит чужие мысли не потому, что наделена такой магической силой, а наоборот, обрела такие магические возможности после того, как в ней появилось достаточно сил и мужества, чтобы страдать и радоваться с каждой живой душой, которая попадает в ее край?

Дариан внимательно выслушал ее и согласился.

-- Пожалуй, так.

И был осенний вечер. И они сидели у костра около избушки, делились впечатлениями и гадали, чей же это может быть зуб. А над ними все ярче разгорались звезды, и небо разворачивалось во всю ширь, открывая взору все новые и новые свои сокровища, и становилось все ближе и ближе.

И была на следующий день Астиана.

...Они вынырнули из очередного портала, когда был уже полдень, и Лиска, уже навидавшаяся было всяких чудес, чуть не задохнулась от внезапно нахлынувшего на нее пространства. Ущелья, заросли, скалы -- все вдруг осталось позади, а перед ней, прямо из под ее ног уходил вниз широкий пологий склон, почти сплошь зеленый, кое-где лишь отмеченный осенними рыжими кронами, а впереди было необъятное, высокое небо, опрокинутое над бескрайней живой ширью, волнующейся и сверкающей под солнцем. Море! Это было море!

Она повернулась к Дариану. Он смотрел на нее с удовольствием, с которым, наверное, святой Хелеверст раскладывает подарки под окнами в Долгую ночь.

-- Ну, конечно же, мы туда подойдем, -- прочитал он ее немой вопрос. -- Вот эта тропка выведет нас вниз, на берег, вон туда, -- он показал рукой на еле заметные вдалеке крыши домов. Это Кайра. Мы там передохнем и перекусим, а перед тем как двинуться дальше, пройдемся по берегу.

В Астиане во всю еще царило лето, и Лиска скинула с себя куртку. Немного подумала, вытащила со дна заплечного мешка захваченную на какой-то "всякий случай" юбку и надела ее прямо поверх штанов. Все-таки они в город идут, и она все же девушка, а за пределами Драконовых гор хотя бы даже и мятая юбка на девушке смотрелась приличнее штанов.

Кайра оказалась совсем крошечным городком, который от деревни отличался только тем, что там была ратуша и по главной улице (одной из четырех) не бродили когда пожелают козы. Лиска с Дарианом неожиданно для самих себя угодили на праздник. У трактира, к которому они подошли, в это время как раз справляли свадьбу. Дариан бывал здесь уже не раз. Его тут же узнали и вместе с Лиской усадили за один из длинных столов, коих стоял здесь длинный ряд. Друзья и родственники новобрачных, не единожды уже угостившиеся, от души веселились. Не смолкала музыка. Кланялись поздравляющим новобрачные. Дариан, конечно же, произнес красивую праздничную речь, выпил бокал за счастье молодых и завел старинную, хорошо известную даже в Изнорье астианскую песню. Ее подхватили и довели до конца все собравшиеся. А потом снова звучали поздравления, а потом снова были песни. И подошло время для свадебного танца. Все бывшие здесь парни и девушки встали в большой хоровод. И под старинный распев ходила вокруг хоровода невеста, то выходя за круг за спиной каждого парня, то проходя внутри круга перед каждой девушкой. А за ней точно так же, змейкой, двигался жених и все никак не мог догнать ее. А круг то расходился пошире, то сходился вновь, и вдруг сошелся так, что оба оказались внутри хоровода. Тут он и обнял свою избранницу...

И вот наступила, видимо, какая-то очень важная для этого дня минута, и смолк свадебный гомон, а в наступившей торжественной тишине поднялся один из гостей, и к нему повернулись все, кто был на празднике. Он обвел взглядом весь двор, и накрытые столы, и хоровод, и новобрачных, и кивнул музыкантам.

Тихо-тихо, будто издалека, зазвучала виолина. Через несколько тактов к ней осторожно присоединился нежный голос флейты. Потом их негромко поддержал томный и низкий звук струн хонтреола. И тут к мелодии присоединился голос, также постепенно появляясь откуда-то издалека и издавна. Будто издалека и издавна все приближались звуки этой песни, будто подходил длинной дорогой к городу путник. И вилась над дорогой теплая золотистая пыль, уносились над нею ввысь сияющие небеса, нежились под солнцем пышные травы, рвались к солнцу молодые ветви деревьев. И солнце, солнце пронизывало своим сиянием все вокруг. Голос все набирал силу и ликовал, как ликуют на рассвете птицы, самозабвенно, до сердечной истомы, и любил, и звал к счастью. Золото солнечного света, льющееся вместе с музыкой на крыши домов, на пыль на дороге, на кроны деревьев, на каждый камешек, рассыпалось, дробилось и рассеивалось на каждой пылинке, и сияло, сияло, согревая радостью каждое сердце...