Драконьи тропы (СИ) - Быкова Ольга Петровна - Страница 40

-- Канингем, -- говорю, -- какая же она старая. На нее смотреть страшно. А когда она кашляет, сердце замирает: того и гляди рассыплется.

А Канингем смеется.

-- Да что ты, ей всего триста лет. Хойра -- очень молодая дракониха. Просто ей нравится изображать из себя такую старую бабушку, шаркать, шамкать, разваливаться на ходу, предаваться воспоминаниям...

И правда, когда мы потом уходили, она стояла на полянке, и ее было не узнать: статная, с сильными лапами, с длинной, крепкой шеей, вся в медной чешуе, красивая... Приглашала бывать почаще. Мы с тобой на днях вместе сходим непременно. Там такое богатство -- одних только Мирининых записей несколько книг, и прадедушкины дневники, и еще в разное время написанные трактаты, описания лекарственных растений, рецепты, весы аптекарские, инструмент разный, и лекарский, и для изготовления снадобий, и увеличительные стекла есть. И есть даже такая штука, чтобы разглядывать то, что глазом вообще никак невозможно увидеть. Канингем принес это специально для Мирины. Там такое можно увидеть! И кое-какие талисманы там есть... И это только то, что я успела заметить. Книгу я пока оставила там. А для нас взяла несколько карт, которыми удобно пользоваться, потом покажу. Ну вот, пожалуй, пока все. Теперь ты рассказывай.

Они проговорили почти до самого утра. Лиске хотелось рассказать все-все-все, что с ними случилось за время путешествия. И она так и рассказывала -- о драконах, об Астиане, обо всем, что видела, со всеми волнующими и дух захватывающими подробностями. Только о Сарахоне, к удивлению для самой Лиски, почему-то совсем не хотелось рассказывать. Будто она, Лиска, что-то сказала или сделала не так, как должна была, или не сказала, или не спросила....

Гл. 13

Над высохшей досветла землей глухо зашуршали стебли травы. Холодный ветер пронесся по луговине, тряхнул гривы лошадей, дунул в спины всадникам и забился в густую пеструю шевелюру осеннего леса, начинавшегося от подножия высоких холмов. Или это холмы начинались у самой кромки леса? Или заканчивались? Ну да не важно, лишь бы спокойно было до самой границы. За последние три недели уже три дозора Ковражинской пограничной дружины сталкивались с никейскими отрядами. Погибших в стычках пока еще не было, но тяжелораненые были, и ситуация накалялась день ото дня. Никея начисто отрицала свои нападения на Изнорье и обвиняла изнорскую сторону в провокациях и покушениях на никейские земли. Назревал крупный конфликт, и хотя и не хотелось об этом думать, могло статься, что действительно было недалеко до войны. Да и разбойничать в этих местах стали в последнее время чаще.

Левко остановил отряд и прислушался. Тихо, вроде бы тихо, хотя... Он взглянул на Ринара. В их маленьком отряде у него был самый чуткий слух. Тот прислушался и с сомнением пожал плечами.

-- Не пойму. Пожалуй, надо будет послушать, когда в лес войдем. Только идти надо поосторожнее, самим не шуметь.

Левко соскочил с коня. Ему это сделать было легче, чем остальным, потому как ехал он на коне обычно боком, как благородная дама на охоте. Это было неудобно, зато спасало от некоторых неожиданностей, вызванных крайней самостоятельностью его скакуна в выборе дороги.

Рыжик был конь умный, что и говорить, и бывало, лучше хозяина знал, куда надо податься в следующую минуту. Жаль только, хозяин был человек своевольный и не всегда по достоинству оценивал такую инициативу. Впрочем, он был добрый, заботливый и на угощения не скупился, и ему можно было простить некоторую бестолковость.

Стараясь не шуметь, пешим ходом отряд вошел под сень старого леса. Некоторое время шли молча, сосредоточенно прислушиваясь к лесным шорохам. Шорохи были самые обыкновенные для осеннего времени. Изредка вспархивали мелкие птахи, шевелил ветки деревьев легкий, как вздох, ветерок, медленно сыпались на землю золотые листья. Сто, двести сажен -- все одно и то же. Уверившись, что все в порядке, дружинники уселись по седлам и пустили коней спокойной неторопливой рысью. Так они проехали версты две. Места были знакомые, вот-вот должны были они выехать на большую поляну, где удобно было бы расположиться на отдых не одному такому отряду.

-- Сейчас стоянка будет, там передохнем и перекусим, -- сказал, повернувшись вполоборота, Левко и вежливо поддал пятками в бока Рыжику, прося поторопиться. Тот охотно ринулся вперед. Замелькали темные стволы. Засверкали желтым пламенем просветы между деревьев. Дорога сделала широкий плавный поворот, и Левко во главе отряда первым вылетел на окруженную старыми дубами поляну. Конь внезапно встал как вкопанный, и Левко, в принципе готовый к такой неожиданности, в очередной раз вылетел из седла, однако в последний момент успел, пусть и не очень красиво, но все-таки увернуться от встречи с землей-матушкой и вместо того, чтобы распластаться по поляне, как лист кленовый, пробежал несколько шагов и остановился-таки, ошарашено оглядывая человека, которого только что чуть не сбил с ног. Хорошо, конечно, что это был не медведь, хотя...

Кольчуга с бронзовыми бляхами на широкой груди крепкого, рослого, куда более чем средних лет мужчины и шлем на его седеющей голове ясно говорили о том, что это, скорее всего, не грибник. И шлем был не изнорский.

-- Ты кто такой?! Откуда? -- тут Левко увидел, что человек не один. -- Что вы здесь делаете?

Он с возмущением воззрился на незнакомца и наткнулся на испытующий твердый взгляд опытного воина, оглядывающего молодого нахала. Незнакомец недоумевающе приподнял бровь.

-- Это я должен спрашивать, что вы здесь, на никейской земле, делаете.

-- Какая Никея? Здесь изнорская земля!

-- Давно ли? -- воин грозно сдвинул брови.

-- Всегда была! Отсюда до Никеи тридцать верст с лишним будет.

-- Это до Изнорья отсюда тридцать верст. А здесь никейская земля, второй раз повторяю! Поворачивай отсюда, пока третий раз не повторил!

Он сделал шаг в сторону Левко. Слева и справа лязгнуло железо, и через секунду друг напротив друга стояли два вооруженных отряда, готовые в любой миг броситься в драку.

-- Эт хак! -- скомандовал никеец, и его воины замерли в ожидании.

Левко в ответ поднял руку, останавливая свой отряд и, стараясь сохранить хладнокровие, произнес предупреждающе:

-- Нам поручено охранять изнорскую границу, и мы будем за нее сражаться. Уходите!

Старый воин с достоинством расправил плечи.

-- Здесь никейская земля! Пошел вон!

И, исчерпав все доводы, выхватил меч. Тонкий свистящий звук трущегося о ножны металла повис над ними окончательным приговором. Казалось, слышно было, как в замерзшем вдруг воздухе покрывается инеем сухая трава.

Только в одном месте в мире ковали такие мечи, которыми владельцам никогда не хотелось хвалиться. Звон этой стали был не просто напоминанием о смерти. Нет, этот звук означал, что она уже здесь.

Ну что же, что уже пришло, того не минуешь.

Левко легким широким движением вытащил свой клинок. Все, что было в его жизни до этого движения, стало прошлым, безо всякой связи с будущим, которого больше не было. И осталось только "сейчас". Поляна, вооруженные люди, никейский десятник напротив и два клинка из Тархине. И смерть, которая была так близко, что можно уже было никуда не торопиться, поскольку, собственно, уже все произошло.

Они смотрели друг на друга. В светло-серых глазах никейца ясно читалось спокойное мужество честного человека, знающего, что ценой слова может оказаться и жизнь. У бандита и захватчика не может быть таких глаз. Что-то тут было не так.

-- И четверти часа не прошло, как мы отъехали от Камышанских холмов, -- решил еще раз заговорить Левко. -- До никейской границы еще ехать и ехать. И поляну эту я не спутаю ни с какой другой. Таких старых дубов на семь верст вокруг нигде больше не сыщешь.

-- Какие же это дубы? У тебя за спиной липы стоят. Путаешь ты что-то.

Удивление в голосе незнакомца было таким искренним, что Левко чуть было не обернулся. Еле удержался. Знаем мы, зачем так обычно говорят... Он крепко сжал рукоять меча.