Жаркий Август. Книга Вторая - Дюжева Маргарита - Страница 17

Марика что-то промычала, ее папаня на миг замолк, а потом разразился новым потоком брани:

– Ты там, да?! В чужом доме? Пытаешься увести чужого раба???

– Да, я его подарила, а они тут… Я просто хотела забрать… С приставом…

– Молчи, дура! Просто молчи! Во взрослые игры решила поиграть?

Власова вся сжалась от грозных отцовских воплей, бросила затравленный взгляд в сторону двери. Похоже, хвост он ей хорошо накрутит, чтобы неповадно было к другим лезть.

В гостиную заходит префект, следом за ним, подобострастно улыбаясь, семенит пристав. Все, наговорились? Внутри поднимается цунами. Я больше не могу держать себя в руках, нервы обнажены, каждый звук отзывается болью в грудной клетке.

Они подходят ближе, и я уже просто не могу сделать и вдоха.

Пристав выходит вперед и начинает растекаться передо мной в извинениях, дескать, это недопонимание, недоразумение, ошибка. Старался изо всех сил, разве что руки лобызать не начал. У меня ступор, ничего не понимаю, а спросить, уточнить просто нет сил. Только смотрю на него, медленно моргая.

Тут закручивается новый виток событий. По служебной рации полицейским поступает вызов. Ответ, минутное молчание, выслушивание собеседника, в конце невозмутимое "принято", и отбой.

Не проходит и двух секунд, как наглая блондинка, измотавшая нам все нервы, оказывается с заломленными за спину руками. Один полицейский невозмутимо читает ей ее права, другой, скрутив, ведет к выходу. Остальные просто идут следом, извинившись за доставленные неудобства.

Власова настолько ошарашена происходящим, что даже не пытается сопротивляться. Только нелепо открыла рот и недоверчиво распахнула глаза, не понимая, как так вышло, что только недавно она была на коне, практически получив желаемое, а сейчас ее уводят как преступницу. Не знаю, что ее ждет дальше, да мне, если честно, плевать на ее дальнейшую судьбу.

Пристав, чуть ли не кланяясь и не приседая в реверансах, пятится в сторону двери и спустя мгновение исчезает из поля зрения.

Смотрю ему вслед, до сих пор не осознав происходящее. Префект подходит ко мне и, смерив задумчивым взглядом, произносит:

– Поздравляю, у вас очень влиятельные друзья. Больше вас никто не посмеет побеспокоить. Если вдруг проблемы все-таки возникнут – свяжитесь со мной, – протягивает свою визитку, которую пытаюсь взять непослушными пальцами, роняю на пол. Вспыхнув, торопливо наклоняюсь, поднимаю бумажный прямоугольник и выжимаю из себя измученное, еле разборчивое:

– Спасибо!

Он лишь хмыкает, явно недоумевая еще больше, почему за меня просил такой важный человек как Барсадов, и напоследок одарив снисходительным "До свидания", направляется к выходу.

– До свидания, – шепчу ему в спину.

В какие-то считанные мгновения дом полностью опустел. Незваные гости испарились, остались только мы втроем, замерев на своих местах, не в силах ни пошевелиться, ни вздохнуть нормально.

Прошло, наверное, минут пять, прежде чем Лазарев заговорил первым, нарушая напряженную, надсадную тишину:

– Черт, я с вами чуть не поседел! – быстрым шагом уходит прочь, и я знаю, что обратно он не вернётся, пока не выкурит полпачки и не успокоится.

Тимур медленно поднимается со стула и на негнущихся ногах бредет на кухню, оставляя меня в гордом одиночестве. Только сейчас получается глубоко, с надрывом вздохнуть. Сердце бьётся где-то в горле, колоколом отдавая в висках. Не верится, что все закончилось, что пристав ушел ни с чем, что Марику увели под конвоем, что больше никто не посмеет к нам сунуться.

Ноги словно ватные, не слушаются. Кое-как, пошатываясь, иду в сторону кухни. Все вокруг будто размывчатое пёстрое месиво, не понимаю ничего.

Замерев на пороге кухни, смотрю на Тимура.

Парень стоял, уперевшись руками в столешницу, низко склонив голову. Широкие плечи напряжены до предела, дыхание сдавленное.

Вижу, что накрыл откат после всего произошедшего, и не получается взять себя в руки. Я даже представить боялась, что у него сейчас творится внутри, как его ломает от всего происходящего.

Не совсем понимая, что делаю, направилась к нему. Тим стоял, погруженный в свои тяжкие мысли, не обращая внимания ни на что.

На миг остановилась, глядя на широкую спину, вздымающуюся в такт дыханию, чувствуя, что невыносимо хочется к нему прикоснуться.

В другой ситуации, может, и отступила бы, но только не сегодня. Только не после того, как чуть было его не потеряла.

Молча подошла ближе, прикрыв глаза, обвила руками его талию.

Он действительно не замечал моего присутствия до этого момента. Почувствовав мои руки, непроизвольно вздрогнул. Думала, оттолкнет, но вместо этого лишь покосился на меня через плечо.

Ощущение такое, будто прикасаюсь к проводу под высоким напряжением. Он весь словно гудит, вибрирует. Против воли, обнимаю его ещё крепче, прижимаясь лбом к спине, и замираю, едва дыша. Кажется, что ещё миг, ещё одна секунда и сорвусь с обрыва в пропасть.

Прислушиваюсь к тому, как быстро, гулко, неровно бьётся его сердце. Вдыхаю его запах. Чувствую, как иду ко дну.

Тимур тяжело вздыхает, нервно сглатывает, и я ощущаю, как его тело постепенно расслабляется. Он успокаивается.

Вот так. Все хорошо. Мы справились.

Сердце делает кувырок в груди, когда чувствую, как его ладонь накрывает мои руки, сцепленные на животе.

Так и стоим, не в силах пошевелиться, отступить. Держимся друг за друга, потому что по отдельности уже никак.

Странная ситуация, неправильная. Невольно ловлю себя на мысли, что нам бы встретиться в другое время, при других обстоятельствах. Тогда все могло быть иначе. Совсем по-другому. Не было бы хозяйки, раба Барсика. Не было бы всего этого кошмара.

Только мы.

От этих мыслей становится не по себе. Не имею я права так думать. Вообще не имею права к нему подходить. Табу. И не только потому, что он может воспринять это как домогательство со стороны хозяина. Нет. Потому, что через два месяца он снова станет вольным и просто уйдет, сделает шаг в новую жизнь, а я навсегда останусь для него эпизодом из сумрачного прошлого. От этого становится больно в груди. Отступаю, несмотря на пустоту, разливающуюся внутри. Мои руки плавно выскальзывают из-под его ладони. Уже сожалея о своём опрометчивом поступке, иду в сторону выхода, но спустя несколько шагов замираю, словно пригвожденная к месту его тихим, хриплым голосом:

– Спасибо, – произнес Тимур, и я прикрыла глаза, пытаясь удержать тоску, клубящуюся в груди.

– Тебе надо благодарить не меня, а Никиту. Если бы он не заметил тревожных сигналов, общаясь с Марикой, мы бы не подготовились, и она вполне могла тебя увести. Так что Лазарева благодари за своё спасение. Не меня, – говорю, уже не пытаясь скрывать дрожь в голосе. В голове пульсирует мысль: "я-то все упустила".

Развернувшись, ухожу, чувствуя, как он смотрит вслед. От пережитого трясет так, что стучат зубы. Торопливо, боясь нарваться на Никиту, иду, чуть ли не бегу, в свою комнату. Ворвавшись внутрь, захлопываю за собой дверь, прижимаюсь к ней спиной, затылком. Прикрыв глаза, чувствую, как по щекам бегут первые слезы.

Этот день вымотал меня, вывернул наизнанку, выпотрошил.

Да, все закончилось хорошо, но чувство, будто разобрали, перетряхнули всю душу и бесформенной кучей засыпали обратно осколки, грязные истрепанные ошмётки.

Иду в душ, включаю воду на полную. Горячие струи обжигают, но мне холодно. Меня по-прежнему трясет от осознания того, что сегодня из-за своей халатности могла потерять Тимура. Если бы не его отец, если бы не Лазарев, то Марика смогла бы его увести.

Все кончилось, но душу рвет от ужаса всего происходящего. Уже не пытаюсь сдерживаться и не хочу этого. Опустившись на колени, реву, одной рукой зажимая рот, а второй давя на грудную клетку, пытаясь хоть как-то унять боль при вдохе.