Дом Ротшильдов. Пророки денег. 1798–1848 - Фергюсон Ниал - Страница 36

Суть заключалась в управлении обменным курсом фунта, что в тот период во многом было первой заботой братьев. Уже в июне 1811 г., когда их впервые задействовали в контрабанде золота на ту сторону Ла-Манша, Амшель обвинял Джеймса в «непомерном взвинчивании обменного курса в Иерусалиме [Лондоне]». На деле это означало, что фунт падал по отношению к франку. На следующий год Джеймс в письмах к Натану часто ссылается на свои попытки удержать франк от роста. «Невозможно, – заверял он Натана, – сделать больше, чем делаю я, чтобы удержать [курс] на самом низком уровне». Их опыт в таких операциях объясняет успех, с каким Ротшильдам впоследствии удавалось избегать существенного понижения, когда они переводили более крупные суммы для Херриса. К удивлению и радости Херриса, Натану удалось выплатить целых «700 тысяч ф. ст. при покупке векселей, выписанных на Голландию и Франкфурт, не произведя ни малейшего потрясения и не вызвав паники на рынке… Сейчас обменный курс лучше, чем когда проводилась операция… Я убежден, что 100 тысяч фунтов, оговоренные каким-либо иноземным министром или служащим комиссариата, вызвали бы действие, десятикратно превышающее операции Ротшильдов». Естественно, после вступления союзников в Париж фунт укрепился, но продолжительные выплаты субсидий угрожали вскоре снова его ослабить. По этой причине Ротшильды вмешались в ход операции, чтобы ускорить ее. К тому времени рынки во многом действовали по указке Ротшильдов. Как заметил Карл, «когда покупаем мы, покупают все». Это отражало широко распространенное убеждение в том, что Ротшильды действуют «от имени английского правительства и что все делается для повышения фунта стерлингов, и… мы в том весьма преуспели».

На самом деле, конечно, у Ротшильдов имелись свои причины для поддержания высокого курса фунта. При более или менее предсказуемых колебаниях фунта стерлингов возможно было участвовать в выгодных арбитражных операциях на основе крупных переводов субсидий. В мае 1814 г., например, Соломон привлек внимание Натана к значительной разнице котировок на золото между Парижем и Лондоном. Через месяц Натан, в свою очередь, велел Джеймсу купить «дешевые» фунты во Франкфурте. Субсидии, переводимые Жерве, стали основой для ряда выгодных операций, основанных на разнице в обменных курсах. Так, в июле Амшель ездил в Берлин, чтобы воспользоваться тамошним выгодным курсом дуката по отношению к луидору. Дукаты, которые были доставлены Жерве в августе и сентябре, были куплены Джеймсом в Амстердаме по более низкой цене, что принесло братьям дополнительную прибыль в размере около 4 %.

Видимо, именно такие операции принесли Ротшильдам в тот решающий период львиную долю прибыли. Амшель только отчасти шутил, когда, во время послевоенного разбухания фунта стерлингов, он в письме предупреждал Соломона: «Делай свое дело, обогати Франкфуртский дом на миллион франков, Парижский дом на миллион луидоров, а Лондонский дом – на миллион фунтов, и тебя наградят орденом Великой Армии!» Однако необходимо напомнить, что такая стратегия была сопряжена с риском. Было необычайно трудно собрать наличные, необходимые для своевременных переводов субсидий в Россию и Пруссию. Источники кредита, какими пользовался Франкфуртский дом, не раз оказывались почти истощенными, а Карл и Амшель неоднократно жаловались, что Натан откусывает кусок больше, чем они способны переварить. Сбор 600 тысяч гульденов был, как жаловался Карл, «не шуткой». В то же время правительствам, занятым переводами субсидий, естественно, не нравилось то, что Ротшильды получали огромные побочные прибыли. Даже Херрис и Жерве временами проявляли недовольство происходящим, в то время как прусскому правительству удалось снова передать Ротшильдам по крайней мере некоторые расходы, вызванные неожиданным падением фунта в августе. Обменный курс стал камнем преткновения и при переговорах с Австрией.

Помимо всего прочего, успех арбитражных и форвардных обменных операций зависел от быстроты сообщения. Насколько возможно, братья старались держать друг друга в курсе новостей, которые могли повлиять на обменные рынки: приближение выплаты новой субсидии, вероятность возобновления военных действий, неизбежность подписания мирного договора и т. п. Есть доказательства, что уже в то время они были в состоянии передавать такие сведения (посредством своих курьеров) значительно быстрее, чем было возможно по официальным каналам или обычной почтой. Впрочем, промежутки, за какие передавались важные известия, по-прежнему были велики, и Натана постоянно просили как-то ускорить процесс. Когда в Амстердаме курс фунта стерлингов подскочил на 6 %, Джеймс раздраженно спрашивал, что ему делать: «Милый Натан, если ты думаешь, что субсидии прекратятся, можешь быть уверен, что обменный курс снова вырастет, так как векселей станет меньше. Но если ты думаешь, что будут новые переводы, тогда обменный [курс] снова упадет… А пока просто непонятно, как поступать с обменным курсом. Ужасно, что ты, милый брат Натан, не удосужился написать мне свое мнение, потому что сейчас жизненно важно знать, что там происходит».

Амшелю так не терпелось поскорее узнавать последние лондонские новости, что он просил Натана посылать письма разными путями – не только через Париж и Амстердам, но и через Дюнкерк – и вкладывать их в конверты разного цвета, чтобы его знакомый на почте мог с первого взгляда судить, растет курс (синий конверт) или падает (красный).

Несмотря на преимущество в скорости сообщения, случались и провалы. В июле 1814 г. Натан неожиданно – «как сумасшедший» – перевел братьям во Франкфурт более 100 тысяч ф. ст. Это вызвало резкое падение курса фунта во Франкфурте; а когда падение продолжилось и в августе и распространилось на Амстердам, «удрученный» Карл испугался, что Натан утратил контроль над рынком. Соломон встревоженно просил Натана «не опускать фунт ниже определенного уровня»: «Если ты не будешь достаточно осторожным, ты не останешься хозяином фондовой биржи». Даже при таком положении дел уверенность в фунте стерлингов в континентальной Европе была сильно поколеблена. Беспокойство дополнялось упорным пессимизмом Амшеля (возможно, из-за того, что, как он и боялся, плохие новости не доходили до него достаточно быстро). Карлу казалось, что настало время прекратить спекуляции с фунтом стерлингов: «Но если бы ты написал об этом Амшелю [в Берлин], он поступил бы с точностью до наоборот и немедленно стал скупать фунты стерлингов, ничего как следует не обдумав вначале. Никто на свете не может представить, через что мне пришлось пройти. Сразу после его приезда в Лейпциг он купил 10 тысяч фунтов по 136. Его мнение, что фунт вырастет до 140, но, если он и достигнет уровня 140, он по-прежнему не сможет решить, можно продавать или нет. Он распространял бы слухи, что фунт вырастет до 150 и так далее… Поэтому, когда будешь писать ему, все время держи в голове… фиксированный курс, но ему вели купить половину, потому что он, несомненно, в любом случае купит больше».

Когда Амшель осознал свою ошибку, он нашел ее «поразительной» – тем более что обрушение фунта в Берлине вызвал он сам! «Мог ли я вести себя осторожнее? – парировал он, задетый нападками братьев. – Вы как будто хотите… выходить под дождь и не промокнуть». Соломон мрачно заключил, что Натан сам принял случившееся слишком близко к сердцу: «Ни один человек на земле не способен в любое время зафиксировать курс фунта, кроме правительства, которое охотно рискнуло бы полумиллионом фунтов за год, чтобы воплотить в жизнь валютный план… Не думаю, что есть смысл покупать фунты стерлингов с целью удержать фунт от падения, потому что в мире и так уже слишком много этой валюты». Джеймс даже предложил сменить стратегию: повысить процентные выплаты по долгам в фунтах стерлингов под предлогом продолжающегося обесценивания фунта. Вновь повысить курс следовало осторожно и постепенно – и при помощи Натана, который будет «действовать… насколько это в моей власти», – и таким образом восстановили доверие к фунту. В ноябре Джеймс понял, что ему снова будет достаточно «появиться» на гамбургской фондовой бирже, чтобы фунт вырос. То же самое подтвердилось в начале нового года, когда он приехал в Берлин³³. В феврале он уже мог с уверенностью сообщать Натану: «Поднимется или упадет фунт в Париже – зависит единственно от меня».