Бунташный век. Век XVII (Век XVII) - Шукшин Василий Макарович - Страница 4

Особого внимания заслуживает вопрос об отношении народных масс и самого Степана Разина к царю, к царской власти, так как в романе В. Шукшина он затрагивается неоднократно и в трактовке этого момента, как нам представляется, заметна некоторая модернизация.

Наивный монархизм, царистские иллюзии, представление о надклассовой сущности царской власти свойственны всем народным движениям того времени и свидетельствуют о подчиненности сознания народных масс господствующей феодальной идеологии. Поддержанию и укреплению этих царистских настроений способствовала довольно гибкая политика верховной власти, создававшая иллюзию своеобразного «патриархального демократизма» самодержавия. При столкновениях населения с местными властями царская власть иногда карала наиболее ретивых лихоимцев и притеснителей; проводились сыски по челобитьям, посланным в Москву, иногда принимались положительные решения, касавшиеся, впрочем, небольших уступок. Такие факты запоминались надолго и создавали представление о «справедливости» царской власти, о ее нелицеприятном отношении ко всем слоям общества.

С самого начала второго похода на Волгу Степан Разин постоянно призывал и в письменных посланиях, и в устных высказываниях «государю послужить», «итти на Русь против государевых неприятелей и изменников», постоять «за ево, великого государя». Характерен мотив «измены» царю бояр и приказных людей, которая якобы выразилась в том, что их действия лишили свободной жизни «черных людей». Царь, стало быть, здесь ни при чем. Этот лозунг придавал движению форму законности и привлекал на сторону Разина служилых людей. Конечно, можно предположить вслед за автором романа, что Степан Разин выдвигал этот лозунг из тактических соображений, учитывая царистские настроения масс, а сам был свободен от таких иллюзий. Но никаких оснований для такого предположения нет. Наоборот, имеются свидетельства, что даже перед казнью он надеялся встретиться с царем и о многом поговорить с ним.

Ничего не изменилось в отношении повстанцев к царю и после того, как у них появился «царевич Алексей Алексеевич». Степан Разин и его окружение никогда не противопоставляли его царю Алексею Михайловичу и не утверждали, что хотят посадить его на престол, как пытается представить дело автор романа. «Царевич» выставлялся руководителями восстания жертвой боярского произвола и шел на Москву якобы по указу своего отца, чтобы освободить его от бояр и тем самым дать ему возможность справедливо управлять государством.

Наивная вера крестьян в справедливость царя оставалась непоколебимой не только в семнадцатом, но и в последующих столетиях, вплоть до январских событий 1905 года. Как справедливо подчеркивал Ф. Энгельс, «русский народ… устраивал, правда, бесчисленные разрозненные крестьянские восстания против дворянства и против отдельных чиновников, но против царя — никогда, кроме тех случаев, когда во главе народа становился самозванец и требовал себе трона»[2]. Действительно, в ходе некоторых восстаний выдвигались претенденты на престол («царь Димитрий» в начале XVII века, «Петр III» во время движения Е. Пугачева), но и в этих случаях борьба шла против «царя-узурпатора», незаконно захватившего престол, за восстановление на престоле «законного» и потому «справедливого» царя. А в законности прав Алексея Михайловича сомнений не было.

Так же существен вопрос об отношении Степана Разина к религии и церкви и о месте религиозного момента в этом движении.

Обычно признается как непреложный факт равнодушное и даже скептическое отношение Степана Разина к религии. Возможно, так оно и было. Но от равнодушия до враждебности большое расстояние. К тому же необходимо учитывать, что это представление основано на официальной правительственной версии. С целью религиозно-идеологической дискредитации повстанцев в царских грамотах, рассылавшихся на места, Разин постоянно обвинялся в богохульстве, в вероотступничестве, в отрицании церкви и церковных богослужений, расправах со священниками и т. д. Вполне логично ожидать здесь преувеличений.

Как бы не относился к религии и церкви сам Степан Разин, он отлично понимал, каким огромным идейным влиянием на народ пользуется церковь, и учитывал это в своих действиях. Во всех воззваниях вместе с призывом постоять за государя всегда есть и призыв постоять и за «дом пресвятой богородицы», то есть за официальную церковь.

Особенно примечательно в этой связи отношение Степана Разина к астраханскому митрополиту Иосифу, который был ярым противником повстанцев, идейным вдохновителем правительственного лагеря в Астрахани, активным организатором всех враждебных Разину сил. И тем не менее после взятия Астрахани Разин не только не расправился с ним, но и оставил его на свободе. При дележе реквизированного имущества ему была даже выделена доля. Тем самым митрополит становился как бы соучастником восстания. Сохранились известия о частом посещении митрополита Степаном Разиным. А в день тезоименитства царевича Федора Алексеевича в митрополичьем доме был официальный прием, и на этом приеме в гостях у митрополита был Степан Разин, «а с ним было ясаулов и казаков человек со 100 и болши». Как видим, реальные взаимоотношения Разина с митрополитом Иосифом были несколько иного характера, нежели те, что представлены в романе.

Пытался Разин использовать в идейно-политических целях и имя опального патриарха Никона, сосланного в 1666 году в Ферапонтов монастырь, и даже привлечь к себе его самого. Об этом достаточно подробно говорится в романе. Однако вряд ли это было продиктовано стремлением противопоставить царю его поверженного противника, как интерпретирует этот хорошо известный факт В. Шукшин. Скорее Никон противопоставлялся боярам: он, как и «царевич Алексей», объявлялся жертвой боярского произвола.

Говоря о борьбе крестьян в эпоху крепостного права, В. И. Ленин отметил, что в то время крестьяне «боролись, как умели и как могли». Даже мощное крестьянское восстание, охватившее весной 1902 года несколько губерний, он охарактеризовал как выступление «темной, несознательной массы… без определенных, ясных политических требований, т. е. без требования изменить государственные порядки», когда крестьяне поднялись «несознательно, просто потому, что им стало невтерпеж, что они не хотели умирать бессловесно и без сопротивления»[3]. Тем более не было ясного осознания целей и перспектив борьбы у крестьянско-казацких масс XVII века.

Что же касается самого Степана Разина, то его величие вовсе не в том, что он в своих воззрениях якобы вышел далеко за рамки традиционных крестьянских и казацких представлений, намного опередив время. В таком случае он просто оказался бы непонятым народом. Его величие в том, что, проникнувшись чаяниями и настроениями масс, он даже в тех условиях сумел своими действиями всколыхнуть их, возглавить и добиться грандиозных военных успехов.

Была ли борьба крестьян абсолютно бесперспективной? Могли ли они победить? И если да, то к чему бы это привело? Конечно, вопрос «что было бы, если бы…» неправомерен, потому что история имеет дело с тем, что было, а не с тем, что могло бы быть. Но в такой постановке вопроса нет и необходимости. Ведь истории известны случаи победного исхода крестьянских войн, известно также, чем это кончалось: феодальным перерождением руководителей движения, становившихся новыми феодалами. Да и в ходе самих крестьянских войн в России иногда обнаруживаются тенденции такого перерождения. Все дело в том, что крестьяне в лучшем случае представляли, против чего они борются, позитивный же идеал у них практически отсутствовал, они не могли в своих воззрениях выйти за рамки существующего строя, противопоставить ему другой. Поэтому победа крестьянской войны могла привести к значительному ослаблению феодальной эксплуатации, но потом все возвращалось «на круги своя».

Так в чем же тогда смысл крестьянских войн? В чем их историческое значение?