Любовь без тормозов - авария (СИ) - "Ores" - Страница 21

— Куда?..

— Домой. Мне на работу надо, а еще пилить хуеву тучу километров.

— Миш… я не могу уехать, — как ушат воды на голову, и сразу резкая, болезненная мысль: я не смогу остаться.

Вырвав себя охреневшего из его объятий, встаю напротив, скрестив руки на груди, и тупо жду. Жду долго, он пилит взглядом стену за мной и отвечать, как видно, не торопится.

— Что на этот раз? — Нервная система трясется и плачет, требует никотина.

— Может, перед серьезным разговором трусы наденешь? — предлагает учтиво, я ему фак показываю.

— Ты там уже все видел. Рассказывай. Женат? Дети? Родители, которых не можешь оставить? Долги? Наркота? Что, блядь, такого, что тебя тут держит?

— Семья, да. Но не только. Я… Мих, ты только пойми правильно, — его взгляд темнеет, он снова закрывается, причем наглухо, не достучаться.

— Степа? — ору в потолок, сползая на ослабевших ногах прямо жопой на кафель.

— На учете он стоит. Руки видел? — Зайдя к нам, кидает в меня моими же джинсами, я под его суровым взглядом решаю одеться.

— Это проблема? — пока воюю с ремнем, теряю слишком много времени, надо было сразу сказать, что мне плевать, я тоже псих, только справка есть, что нормальный, чтобы права дали, а так дурак дураком.

— А разве нет? — тихо спрашивает Даня, подтягивая на стул колени и опуская на них подбородок. В первых сумерках он кажется окутанным дымкой, задумчиво и с паршиво скрываемым беспокойством следит за мной: как дышу, как двигаюсь, как смотрю на него, подмечая любую эмоцию. И у меня волосы на голове дыбом встают от мысли, что он действительно уверен в том, что из-за такой ерунды я могу его оставить.

— Данила, — начинаю по нарастающей, он с первых интонаций начинает улыбаться, прикусывает губу, скрывает свои эмоции — не выходит, я эту заразу насквозь вижу, — не еби мне мозг! — прошу эмоционально, плюнув на ремень и оставив его болтаться так. — У нас тоже больницы есть, я не в тайге глухой живу, где кроме медведей один я такой ахуевший обитаю. В чем сложность?

— Сложность в том, что он под опекой. И чтобы изменить место жительства, ему необходимо согласие родственников, а тебе, как опекуну — согласие своих родных, что они не возражают против такого соседа.

— Какого, блядь, такого?!

— Миш, успокойся, — просит осторожно, вставая на таких же негнущихся ногах, и, подходя ко мне, сжимает плечо, поддерживая. Машинально накрываю его пальцы своими, согревая.

— Степ, я поплыл мозгом. Разъясни, какие мои родственники, я сирота с утра был.

— Ближайшие.

— В разводе. — По телу прошелся неприятный холодок. Степа ушел к окну, прикурил и передал мне, дожидаясь, пока я затянусь.

— Это не имеет значения. Официально ты отец Артема и как его родственник должен получить согласие, в данном случае бывшей супруги, что она не возражает против этого.

— Что она не возр… Детка, закрой уши! — Нахалом закрываю Даньке уши, и мне хватает пары мгновений прошипеть Степе «чтобы я, пидарас, притащил с собой такого же, еще и психа?»…

— Миха, бля! — вырвавшись, отталкивает меня, я чудом не заваливаюсь, прислонившись жопой к плите.

— Что ж так заебись-то, а? — хотел бы взвыть, да больно весело мне.

— Поэтому я и просил тебя приезжать ко мне, — напоминает Данила, намереваясь забиться в дальний угол, но остается стоять на месте, зацепленный моей рукой, и в ответ так же крепко сжимает мои пальцы.

— Мне мало приезжать, — сам себе напоминаю капризного ребенка, — мне надо чтобы ты был дома. Со мной.

— Даже если тебя самого дома не бывает, — подъебывает, зараза злопамятная, но конфликт не продолжает.

— Даже если буду заходить только поздороваться! — не могу промолчать в ответ.

— Насколько я понял, ты не очень ладишь с бывшей женой, — начал мягко Даня, а я уже знаю, что он скажет, и мороз по коже, и в пот бросает, и скулы сводит от напряжения, но я молчу. — Согласия она не даст. Не нагнетай отношения с близкими, пожалуйста.

— Даст, — переглянувшись со Степой, невесело усмехаюсь, друг грустнеет еще больше, буквально темнея лицом, и достает три стакана и пузырь, — если подпишу бумаги о ее полноправном опекунстве над сыном и отказ от претензий.

— Она не даст вам видеться, — напомнил Степа. — А Темке нужен отец.

— У него уже давно нет отца, — отпускаю руку, отходя к стене и сползая по ней. В раковину над головой стряхиваю пепел. — Отец — когда рядом, а я так, приезжий, который бывает набегами на пару часов, чтобы повидаться и бабки отдать. Что я могу ему дать? За эти два часа, что меня хуями обкладывают? ЧТО?!

— Себя.

— А ему не я нужен, а отец, которого он бы уважать мог, а не защищать от тирании мамаши. К этому все шло, мужики, меня бы все равно выжили, а судиться с ней я не буду, не потому что не хочу и проиграю, а потому что выиграю и когда малого заберу, мы с ним один на один останемся, и вот тогда он поймет разницу. Ему нужна мать, хорошая мать, и она у него есть. А я буду рядом, если понадоблюсь или пока он не вырастет и лично мне ебло не разобьет за мой образ жизни.

— Ты понимаешь, на что себя обрекаешь? — с глухой тоской в голосе спрашивает Даня, так же, как и я, сползая на пол.

— Кому будет лучше, если я всю жизнь буду один, а потом, когда у него появится семья, любимый человек, он придет и спросит, а не дурак ли я, что так бездарно просрал свою жизнь? — усмехнувшись, выбрасываю окурок в раковину, он с шипением затухает, распространяя по кухне едкий дым. — Я не молодею и не бессмертный, а еще я не представляю, как буду дальше врать или прятать тебя от всех. Устал. — Откинув голову на стену, прикрываю глаза, скрестив руки на подтянутых к груди коленях. — Устал ждать, когда эта ебанная жизнь перестанет меня иметь и мы с ней поменяемся местами. Хватит, наверно. А, Степыч?

Друг отмахивается, наливает три стопки, свою выпивает залпом и не чокаясь уходит к себе. Даня тянет мне руку, встаю с трудом, чуть не завалив его. Даньке пить не даю, ему и так на сегодня хватит, залпом осушаю свою и, перехватив его запястья, пока не вырвался, опрокидываю и его, морщась от вкуса спирта, перехватившего горло.

— Совсем паршиво было, раз в больницу забирали? — задаю вопрос, который не идет у меня из головы, и становится физически больно от его виноватого взгляда.

— Совсем, — признается честно. — Думал не справлюсь.

— Ты сильный, справился бы. А я вот нет… Даня, не бросай меня, — собственные слова застревают в горле и их так трудно произносить, — я сойду с ума.

— Здорово, — замечает не без иронии, — в соседних палатах лежать будем.

Пока мы ржем, Степа нервничая скитается по квартире, не найдя пятый угол, приходит к нам и молча обнимает. Растроганные таким отношением, стоим неподвижно, пока эту махину чистого тестостерона не начинает отпускать, и мы с ним приговариваем еще по одной.

— Ну что, — хлопнув ладонями по столу и разлив Данин чай, покачиваясь, встаю, отмечая, что когда мы садились, Степа был один, а сейчас его три, и все они кружатся. — А теперь пошли знакомиться с родственниками!

========== Часть 10 ==========

Утром меня тошнит. Я понимаю, что это пережитки нервного стресса, но Данила утверждает, что я алкаш, но отказывается покупать мне опохмел, опровергая свои суждения, и сам садится за руль.

Когда мы въезжаем с трассы в частный сектор, где живут предки моего спутника, я готов поклясться — ничем хорошим это не закончится. Я бы на их месте недолюбливал меня, собирающегося увезти их сына в сомнительную авантюру. Но Даня на бодряке, хоть и хмурится, тревожась, скорее, комфортно ли чувствую себя я, а не они. А еще меня возбуждает, когда он за рулем, и ему это известно — то и дело поглядывая на меня искоса, покрывается румянцем.

У калитки меня облаяла собака, хотя обычно стаями за мной ходят на территории, а тут такая агрессия, хотя оно и правильно, но неприятно. Остаюсь подпирать капот и дышать свежим воздухом. Высунувшись из дверного проема, недовольная осмотрела меня сестра, потом молча проигнорировала мать, отец вообще не вышел, прям чувствую себя как дома, но меня это совсем не трогает, куда больше беспокоит напряженная прямая спина уходящего парня.