Ожог (СИ) - Михлин Наташа "Passion_fruit" - Страница 14
- Предыдущая
- 14/24
- Следующая
— Я видела тебя во сне, пока лежала в больнице. Будто ты сидишь рядом и смотришь на меня.
Он свел брови.
— Я был там. Должен был убедиться, что ты вне опасности.
Вновь улыбнувшись, я ткнула его в бок.
— Что, снова лез в окно?
— Да, — растерянно ответил он.
— Кто ты, Человек-Паук или Зимний Солдат? Прости, — быстро добавила я, спохватившись, что сморозила глупость.
Барнс медленно покачал головой, в глубине глаз зажегся гнев.
— Кто угодно, только не он!
— Пойдем к реке, — предложила я. — Кажется, я не гуляла уже целую вечность.
И мы медленно направились в ту сторону, держась по разные стороны тротуара, тревожа тихим эхом шагов узкие прохладные улочки старого города. Он — сунув руки в карманы и опустив голову, я — расправив плечи и подставляя щеки солнечным лучам.
Я знала одно местечко у реки, известное только старожилам. Туристы купались на городском берегу с привозным песком, в трёх километрах отсюда. А здесь, под сенью крутой скалы изгиб русла образовал природный каменистый пляж. Вода у этого берега была чище и холоднее, обломки скал, давным-давно упавшие в воду, обросли водорослями, медленно колыхавшимися с ленивым течением реки. На камнях лежали прошлогодние листья, принесенные речными волнами. Это место хранило секрет, который мы обнаружили, еще будучи детьми. Скала, ограждающая пляж сбоку, казалась сплошной. Подойдя вплотную к стене, становилось видно, что это на самом деле две скалы, и между ними есть щель. Тайный берег, на котором мы играли в пиратов и сокровища. Весенняя река разлилась, и проход был залит водой.
Сняв свои кожаные эспадрильи, я вступила в ледяную талую воду, прошла между скал и оглянулась. Джеймс дернул уголком рта, подошел ко второй скале и, примерившись, ударил левой рукой, врубившись в камень на ширину ладони. Сбросил каменное крошево, и на скале образовалась удобная ступенька выше уровня воды.
— Это на обратный путь, — пояснил он, перепрыгивая ко мне, и, наконец, слабо улыбнулся.
Крупная галька блестела на солнце. Я сидела на стволе дерева, выброшенном паводком на берег, а он, подойдя к реке, погрузил обе ладони в воду и словно прислушивался к чему-то. Я подошла, и, выбрав плоский камешек, попыталась пустить блинчик по воде, но тут же, охнув, схватилась за плечо. Барнс взвился, как пружина.
Я махнула здоровой рукой.
— Все нормально, просто рука отвыкла от движений. Это даже хорошо, что я впервые за два месяца совсем забыла о ней! — и, поискав глазами, вытащила из гальки еще один подходящий камешек.
— Умеешь пускать блинчики по воде?
Он непонимающе смотрел на меня.
— Ну, смотри. Я постараюсь пустить левой рукой, но вряд ли у меня выйдет что-то путное. Нужно, чтобы камешек пропрыгал как можно дальше, прежде чем утонуть.
И я бросила. Блинчик прыгнул трижды и пошел ко дну.
— Обычно меньше пяти не выбиваю, — вздохнула я.
Сначала у него мало что получалось. Потом я поняла, в чем дело.
— Ты выбираешь не те камни. Попробуй вот этим, — и я вложила в его ладонь подходящий голыш.
Джеймс примерился и швырнул камень по касательной. Я смотрела, как он пропал из виду, утонув где-то так далеко, что от слепящего блеска воды я этого даже не увидела.
— Мы команда! — хлопнула в ладоши я. — Только камни надо брать потяжелее!
Он рассмеялся открыто, как смеются дети. Я зажмурилась. «Только не закройся снова, только не закройся».
На пути к дому я поинтересовалась: — Где ты жил все это время? В Германии?
— Нет, Сэм почти сразу переправил меня в Австрию, потом в Вене начались беспорядки, обычная политическая игра, но я счел за лучшее перебраться в Венгрию, где все тихо.
— Как ты добрался, разве твои документы остались целы?
Джеймс покачал головой.
— Но…
— Там идти всего-то около суток.
— И сколько километров? — остановилась я.
Он дернул плечом.
— Где-то две сотни.
Опускался вечер. Нагретые за день каменные стены городка окутывала лиловая мгла.
Когда мы дошли до дому, улица была погружена во тьму и только наверху чуть светились окна нашей «голубятни».
Остановившись под черепичным козырьком крыльца, мы долго молчали.
— Зачем ты здесь, Джеймс? — тихо спросила я.
— Убедиться, что ты в безопасности.
Господи, разве обязательно вести себя так глупо? Я прикусила щеку, чтобы спрятать улыбку.
— Мы оба знаем, что я была бы гораздо в большей безопасности как можно дальше от тебя.
Он прерывисто вздохнул. Я сделала шаг к нему.
— Скажи мне.
— Я не знаю, как, — прошептал он еле слышно.
Стояла такая тишина, что было слышно, как за квартал отсюда прозвенел последний трамвай.
Я осторожно прижала ладонь к его щеке и провела пальцем по плотно сомкнутым губам. Джеймс наклонился и поцеловал меня. Мне показалось, что я рассыпалась на мириады атомов, рассеянных по сотням вселенных. Я чувствовала каждой частичкой струящийся шелк туманностей, бархатную тьму черных дыр и обжигающе горячее дыхание звездных гигантов.
Я не могла заставить себя оторваться, гладила по спине и плечам под курткой, зарываясь лицом в широкую грудь, пыталась вдохнуть его всего: плоть, кровь и сталь. Джеймс бережно поддерживал меня, от переполнявших эмоций ног я не чувствовала вообще.
— Не смей уходить больше, слышишь? — шептала я. — Пусть все катятся к черту, ты мой, весь целиком, с твоим прошлым, настоящим и будущим!
Он молча дышал мне в макушку. Так мы стояли, обнявшись, еще долго, слушая далекие звуки ночного города.
В доме было тихо, в гостиной горела неяркая напольная лампа. В кресле сидел Кит с планшетом и сосредоточенно что-то читал.
— Привет, это мы, — я оглянулась на Джеймса. — Заходи.
Никита отложил таблет и встал навстречу.
— Джеймс Барнс.
— Никита.
Они пожали друг другу руки. Я разделась и повесила вещи Джеймса на крючки у двери.
— Кит, ты ужинал?
— Ещё нет.
— Тогда достань мне синие тарелки, они в верхнем ящике.
Я вынула из холодильника овощи и опустила в раковину, чтобы вымыть.
— Я могу чем-то помочь? — спросил Барнс.
— Можешь нарезать салат, — я протянула ему доску с лежащим на ней ножом, но правая рука дрогнула, и нож, съехав с доски, полетел вниз. Солдат перехватил его у самого пола молниеносным змеиным движением. Никита уважительно хмыкнул и поставил на стол три синих глазурованных тарелки.
— Твоя работа? — улыбнулся Джеймс.
— А то! — гордо ответила я.
После ужина мы, взяв чашки с чаем, перешли в гостиную. Я упала в кресло, Никита устроился на ковре у моих ног. Джеймс присел напротив, поставил чашку на столик и сцепил руки.
Заметив, что он явно не знает, как себя вести, я сказала:
— Никита в курсе.
Джеймс перевёл выжидательный взгляд на брата.
— Что будешь делать? — Спросил Кит, прихлебывая чай.
— С чем? — мрачно бросил Барнс.
— Со всей этой херней.
Никита отставил чашку и оперся руками о колени, глядя ему в глаза.
— Не может человек вечно бегать от всего света.
Джеймс встал и, засунув руки в карманы, подошёл к окну.
— Я отвык считать себя человеком, — и, повернувшись к нам, добавил: — Сейчас я не могу ничего, я тень, и так лучше для всех. У Мстителей на руках все козыри, одно неверное движение, и я окажусь там же, где был.
— А они здесь причём? — поднял бровь Кит. — Корень проблемы лежит в другом, как мне кажется.
— Просветишь? — хмыкнув, обернулся Джеймс. — В детсаду платят меньше, чем в армии, может, поэтому все няньки мира подались в супергерои?! Куда ни кинь, все только и делают, что учат меня жизни.
Я напряглась.
— Чувак, притягивающий к себе неприятности быстрее, чем его чертова рука сувенирные магниты, самим своим существованием напрашивается на совет!
Барнс угрожающе зарычал.
— Из-за чего весь этот сыр-бор? — поднял руки Никита. — Где-то на белом свете, там, где всегда мороз, лежит в сейфе грёбаная папка, она же твой пульт управления.
- Предыдущая
- 14/24
- Следующая