Лики Богов (СИ) - Роси Тара - Страница 5

— Рано ты соскочила, — улыбнулся Волот, убирая с её лица мокрые пряди.

Незнакомец протянул им руку, которую уставший воин охотно принял и навалился на его плечо.

— Ого, а эту диву вы в морской пене отыскали? — ухмыльнулся он.

— Любава, знакомься — Баровит — друг мой лучший, — сказал Волот.

— Рада знакомству, Баровит, — улыбнулась девушка.

— И я, — кивнул воин и перевёл взгляд на златовласую. — Устала?

— Немного, — кивнула Умила, не отрывая головы от его каменной груди. — Сам-то давно вернулся? Где ты вообще был? Предупредил бы хоть.

— Вернулся недавно, с вестями, всё тебе расскажу. А предупредить мог, но ты так спала сладко, не стал тебя тревожить, — отвечал воин, а потом шепнул ей. — Не уж толь волновалась за меня, Умила?

— Ну, тебя, — фыркнула омуженка и устало ударила его ладонью по груди, вызвав тем самым лишь его улыбку.

На берегу их встретили дружинники, усатый мужчина окинул прибывших тяжёлым взором.

— У вас троих языков нет что ли? — пробасил он. — Сказать сложно было куда вас черти понесли?

— Не серчай, тять, — тяжело дыша, пролепетала Умила, — мы с братом мирян выручили.

— Спасибо вам, — пролепетала Любава.

— А ты, Баровит, тоже спасал кого? — хмурился воевода.

— Я по скалам прошёлся, — отвечал воин, не выпуская из объятий Умилу, — Видел я войско османское у стен Крыма. Пока мы тут малые отряды ловим, они город в осаду взяли.

— Что ты делать будешь?— фыркнул Демир. — Ладно, Умила переодень девку… и сама тоже. Волот, отведёшь её в деревню к родителям. Собираемся!

— Стой, батый, — сказал Баровит, — чего собираться-то, если не знаем о враге ничего?

— Да, нам бы понять, сколько их икак распределены, — подхватила Умила.

— И как в город незаметно пробраться, — добавил Волот, — чтобы жителей из осады вывести.

— Умные все такие, — вскинул руки воевода, — мы тут звездой яркой османам светим, беду на деревню кликаем. В лес поглубжее уйти надобно, прежде чем репу чесать.

— Ааа, — протянула троица.

Махнул на них рукой Демир и пошёл к дружинникам, из толпы вышла светловолосая девушка и, ухмыляясь, направилась к друзьям.

— Отхватили? — злорадствовала она. — То-то. Опять мне сегодня за вас влетело.

— И чего ты ему сказала? — ухмыльнулась Умила.

— Правду, — заявила подруга. — Ладно, пошли переодеваться, хватит мужиков мокрыми рубахами сманивать.

Любава прикрылась руками и поспешила за незнакомкой. Умила, окатив присутствующих холодом своих озёр, буркнула:

— Пущай смотрят, мне не жалко.

Баровит за её спиной показал парням кулак, все всё поняли и принялись собирать вещи. Омуженки отвязали от сёдел сумки и направились в лес, беглянка не отставала. Мокрые вещи с причмокиванием падали на траву, сухие соскальзывали с веток и пытались налезть на мокрую кожу. Девушка с огненными глазами рассказывала Умиле последние новости, свесив ноги с повалившегося дерева.

— Ты чего так подозрительно смотришь на шмотки, чернявая? — неожиданно спросила она.

— Меня Любава зовут, — представилась «гостья». — Это же мужские шмотки.

— А меня Радмила, — улыбнулась девушка. — Ты нос-то не вороти, одевай что дают.

— Никакие они не мужские, — фыркнула златовласая, затягивая ремни на сапогах, — это мои вещи.

Любава расправила на себе рубаху, глянула на обнявшие её ноги штаны, поджала губы.

— Непривычно мне в этом, ноги открыты, рубаха короткая, — бубнила она.

— Правильно, в длинной рубахе драться неудобно, — закатила глаза Умила, закрепив на талии ремень с саблями.

— В порядке всё, ты тут никого таким видом не удивишь, — успокаивала Радмила. — Дружинники к нам уже привыкли, в них твой сарафан больше интереса вызвал.

— Да, но как я в деревне так появлюсь? Там девки так не ходят, — упёрлась Любава.

— Я Волотову рубаху сейчас принесу, — вздохнула Умила, — она тебе как раз по колено будет.

— Ага, и ворот до пупка, — хохотала Радмила вслед подруге.

Синие глаза уставились на омуженку, та улыбнулась:

— Не боись, мы тебе шнурок потуже завяжем.

Умила вернулась быстро и протянула Любаве свёрнутую рубаху брата. На девушке она и прям больше на платье походила, ворот обнажил ключицы, но предчувствуя гнев златовласой, беглянка не проронила и звука.

— Поясом затени и совсем ладно будет, — предложила Радмила.

— На такую фигуру что не надень, всё сядет ладно, — констатировала Умила, завязывая на брюнетке пояс. — Грудь пышная, бёдра круглые, не то, что мы с тобой — кожа с костями.

— Да, — вздохнула Радмила, — мы с тобой только и делаем, что бегаем, по ветвям прыгаем и в седле скачем. Чему тут отложиться можно? Если бы ещё и поесть можно было вдоволь, а то, что успел из котелка стянуть, то и твоё.

— Ладно вам, девки, — сказала Любава, — вам бы жаловаться, одна краше другой.

Девушки вышли из леса, дружинники уже расселись по коням и ждали их. Волот помог Любаве забраться на своего скакуна и повёл его под узды. Синеглазая видела, как воины тронулись к лесу, позвякивая мечами и котелками, как изящно сидят верхом омуженки, как Умила помахала ей рукой на прощанье. Всё-таки добрая эта девчонка, хоть и ворчит постоянно. Волот улыбнулся брюнетке, вызвав в её душе тёплый всплеск.

— Скажи, чего от тебя османы хотели? — спросил он, немного помолчав.

— Моя мать знахарка, — отвечала Любава, — людей лечит. Вот они и хотели, чтобы она за их раненных взялась. Мать отказалась, вот они меня и выволокли из дому, хотели напугать её.

— Понятно, — сказал парень и грустно добавил. — Моя мать тоже знахаркой была. Людей лечила, с Богами и духами говорить могла. Я уже и лик её светлый позабыл.

— Давно её не стало? — робко спросила девушка.

— Мне пять лет было, Умилке три, остались мы только с отцом. Он хороший, лаской никогда не оделял, но матери не хватало... особенно Умиле.

— Жаль мне вас, — сказала Любава и положила руку на его плечо.

Деревня была уже близко, Волот остановил коня и посмотрел на девушку. Чернявая улыбнулась ему и хотела слезть, решив, что дальше он её не повезёт. Соскользнув с седла, она оказалась между скакуном и витязем, тот сжал её талию, не дав упасть.

— Скажи мне, Любавушка, — сказал он, утопая в синих глазах, — если я решу наведаться к тебе, будешь ли ты мне рада?

— Буду, — улыбнулась она и, поднявшись на носочки, поцеловала его щёку. — Как не радоваться тому, кто тебе жизнь спас?

— Ну, а если отодвинуть это, — замялся парень. — Если бы я пахарем был, стала бы ты меня ждать?

— Странный ты, Волот, — засмеялась брюнетка, — знакомы мы час от силы, а словно знаю тебя всю жизнь… Так скажу, если не придёшь ко мне боле, то обижусь на тебя. А теперь пусти, меня родители ждут.

— Я тебя до дома провожу, а то мало ли, — улыбнулся довольный воин.

Они продолжили путь, разговаривая обо всём подряд, скакун спокойно следовал за хозяином. Люди выходили со своих дворов и, перешёптываясь, рассматривали витязя. Но молодые ничего не замечали, пытаясь удержать каждый миг, проведённый вместе.

Золотые струны Хорса пронизывали сплетённые кроны, освещая маленькую ладошку могучего леса. Молодая трава жадно ловила солнечный свет и впитывала его без остатка. Широкие копыта вжали её в сырую землю, всадники спешились, осмотрелись.

— Здесь останемся, — констатировал воевода.

Дружинники развели костёр, Радмила как всегда пошла охотиться. Кто-то принялся за коней, другие расстелили подстилки и приняли сон. Умила видела как Баровит, растирая виски, ушёл в чащу. Знала она что его мучает и последовала за ним.

— Уйди же ты, — шептал воин, — не понимаю, чего хочешь ты.

Нежные ладони скользнули по его плечам, волнистые волосы защекотали щёки:

— Опять этот ариман*? — спросила девушка.

— Да, — вздохнул витязь, — два месяца за мной ходит. Не могу от него отделаться.

— Это он тебя сегодня увёл? — спросила она, усаживая парня на землю.