Цена на материнство (СИ) - Грант Эмилия - Страница 4

Мол, все вы дураки, мой папа – сам Ещенко. Мама даже писала письма, выслеживала его на концертах, звонила на телевидении. Все глухо. И я уже смирился, что это одна из тех легенд, которые женщины создают сами себе, чтобы хоть как-то скрасить существование. Флер загадочности и неразделенной любви.

Создают – и сами потом начинают верить.

Но правда оказалась неожиданной. Деньги открывают все двери, и если бы я продолжал стучаться в дом Ещенко и твердил, будто он мой биологический отец, меня бы вышвырнули на обочину охранники, да еще и отпинали бы по почкам. Но стоило мне столкнуться с ним на одном из светских раутов и будто бы невзначай, в качестве анекдота, упомянуть про мамину легенду, как он резко вспомнил о своей поездке в наш городишко, узнал на фотографиях мою матушку. И вот так, слово за слово, ради естествоиспытательского интереса, мы с ним договорились о тесте ДНК. Девяносто девять процентов. Бывает же!

Что забавно, в тот момент я не почувствовал ничего, кроме легкого удивления. Мол, случается же такое. Мне не хотелось ни вешаться новообретенному папочке, ни радоваться воссоединению семейства, ни встречаться с братьями-сестрами. А вот Ещенко раскис. Наверное, возраст делает людей излишне сентиментальными.

Всплакнул, накатил беленькой, пожалел меня, сиротку, выросшего в тяготах и нужде. Странно было смотреть на пьяные слезы поп-звезды.

И я хотел было уже закрыть тему, перевернуть страницу биографии, но Ещенко стал домогаться меня с пылом молодой любовницы. Не в интимном, конечно, смысле. Звонил, писал, обижался, что я слишком долго не снимаю трубку.

Буквально силком затащил в свое семейное гнездышко, в особняке в ближайшем замкадье, чтобы познакомить с близкими.

Видно было, что дворец он выстроил себе, чтобы потешить самолюбие. Чтобы на роскошной веранде принимать журналистов, развалившись в ротанговом кресле, и надиктовывать мемуары. Расставил по всему саду скульптуры, разбил фонтан, даже прислугу заставил носить форму и накрахмаленные переднички. В общем, чесал эго на всю катушку.

Я чувствовал себя там чужим. Роскошью меня было не удивить, а вот выбесить снобизмом – запросто. Я представлял себе, как он прогуливался в своем саду лет десять назад, кто-нибудь из горничных приносил ему мешками письма от поклонниц. И там, на дне, валялись весточки от моей матери. А он отмахивался с ленивой вальяжностью русского барина и повелевал утилизировать макулатуру. И от этих мыслей находиться в доме Ещенко было еще противнее.

Его законная супруга была рада нашей встрече еще меньше, чем я. Но она хотя бы соблюдала приличия и довольно успешно изображала из себя радушную хозяйку. А вот мои единокровные брат и сестра… О, они даже не пытались казаться милыми.

Лиза, избалованная донельзя девица, которая была младше меня на пару лет и явно не привыкла затыкаться, когда это требуется, демонстративно вскочила с дивана, будто Ещенко привел в дом прокаженного. Выкрикнула какие-то гадости и, топая, убежала к себе наверх. Было бы ей лет пять – еще куда ни шло. Но в таком возрасте… Кажется, кому-то отчаянно не хватало хорошей порки.

Сын Рома, уже постарше моего, тоже впал в показушное отрицание, но уже по-своему. От него разило гомосексуализмом, как от рыбного магазина минтаем.

Маникюр, манерности, шарфик – и постоянное закатывание глаз. Нет, я ничего не имею против геев. Но когда капризным гнусавым голосом говорят обо мне в третьем лице в моем же присутствии…

– Пап, ну зачем ты его привел… Он что, тут ужинать с нами будет? А ты ему не говорил, что у меня вообще-то гости?.. Скажи ему, чтобы он не трогал Жужу…

Жужу. Не собачка, а пучеглазое недоразумение. Я бы и не трогал, если бы она не пыталась поиметь мою лодыжку.

В общем, мир шоу-бизнеса все-таки оставил свое клеймо, только почему-то не на самом Ещенко, а на его сыне.

Когда Рома все-таки выкатился из-за стола и отправился встречать своих личных гостей, отец доверительно нагнулся ко мне и сказал:

– Вот видишь, ради кого я горбатился всю жизнь? Из меня вышел плохой отец, Игорь. И в какой-то степени тебе повезло, что ты не жил здесь. Я дал им все – а они плюют на меня… Я рад, что нашел тебя. Знаешь, если бы у тебя были дети, если бы я был уверен в том, что мой род продолжится, я бы оставил этот особняк тебе.

Он должен быть семейным гнездом.

– Ты с ума сошел? – женский визг чуть не разбил хрусталь на столе: Лиза стояла в дверях с искаженным от возмущения лицом. – Мало ты детей нагулял? Какое этот имеет отношение к нашему дому?!

– Я, пожалуй, пойду, – я встал из-за стола.

– Вот-вот! Катись отсюда, нищеброд!

– Лиза!.. – Ещенко раскраснелся от гнева и гипертонии. – Лиза, извинись перед братом сейчас же!..

Я не стал участвовать в семейном скандале. Ушел, потому что драм за мою жизнь нахлебался досыта. «Нищеброд»… Интересно, она знает, сколько денег сейчас у меня на счетах? Или дело не в деньгах, а во мне? И я для всех навсегда останусь нищебродом и ублюдком? Может, рожей не вышел?..

Способ это проверить был только один. Вернуться туда, где я вырос. Туда, где меня привыкли считать ничтожеством, отребьем, потенциальным преступником. Я много раз представлял себе, как появлюсь перед одноклассниками, богатый и состоявшийся. Мечтал, что они будут лебезить, льстить, в надежде, что я поделюсь куском пирога. Станут хлопать меня по плечу – те, кто раньше за одной партой со мной сидеть отказывался. И вот тогда я пошлю их всех. И особенно – ее.

Но встреча с братом и сестрой заставила меня усомниться во всем. В одну секунду мои достижения, статус и деньги перестали иметь значение. Я снова почувствовал себя никем. И я понял, что больше не хочу ждать. Что поеду назад, в город, который язык не поворачивается назвать родным. И посмотрю, как отреагируют на меня люди из прошлого.

Сомнения отпали, стоило мне припарковаться у школы и выйти из машины.

Наташка Сиваева, Петя, Люба, Витек, чтоб ему пусто было, все они уронили челюсти. Смотрели на меня, как на привидение. Жадно оглядывали с ног до головы, и я буквально слышал, как скрипят их жалкие мозги: «Как ему удалось? Где он все это взял? Откуда у него такие часы? Костюм? Не может этого быть…»

Может, дорогие мои. Еще как может.

И мне не пришлось разыскивать Алину, она стояла у крыльца вместе с ними. О, нет, она бы не позволила себе таращиться на меня открыто. Богатство никогда не было для нее чем-то удивительным, и даже тот факт, что сейчас я мог бы купить десять таких же домов, как у ее отца, не заставил бы ее потерять самообладание.

Бледная, как будто бы похудевшая, она смотрела на меня горящими глазами, и в них читался страх. Правильно, дорогая моя, бойся.

Я включил сигнализацию и, не торопясь, прошествовал к дверям, позволяя бывшим одноклассникам разглядеть меня получше.

– Соскучились? – усмехнулся я и замер: Алина держала под руку Витю. По-хозяйски, так, как держат своих мужей жены.

Это что же, она из жалости подобрала его после выпускного и так до сих пор и нянчит мне в отместку? Да бред же! Он даже близко не может ей нравиться!

Нелепый, нескладный… Одет, как сельский библиотекарь. Это для него сделал исключение ее папочка? Все собирался подыскать дочурке выгодную партию – а в результате выдал за Витька? Прогадал, ох и прогадал же!..

Впрочем, нет. Кольца не видно, значит, это всего лишь театр. Позлить меня, наверное, захотела. Что ж, Алиночка, теперь мне на тебя плевать.

– Ну что, ребят, так и будем стоять? Или пойдем все-таки опрокинем рюмашку за встречу? – я поднял вверх бутылку «Курвуазье».

Они ожили, как я и ожидал. Петька хлопнул меня по плечу, Наташка что-то залепетала в духе «ой, какой же ты, Гарик, стал», Люба прижалась грудью… И только Алина развернулась и прошла в школу, сделав вид, что меня не существует.

Алина

Я постоянно чувствовала на себе его взгляд. Игоря. Его появление изменило все, перевернуло меня изнутри, но я не могла позволить себе хоть на секунду утратить самообладание. Я будто встретилась со своим самым страшным кошмаром.