Альв (СИ) - Мах Макс - Страница 51

— Я… — начала было Альв, но снова остановилась, словно, припоминая те давние события.

— Когда это случилось? — спросила она через некоторое время.

— Ты не помнишь? — удивилась никс. — Впрочем, извини! Ты спросила. Это случилось в январе прошлого года.

"Januarius", — машинально отметил Яков.

Она пользуется римским календарем, — шепнул ему в ухо все тот же бестелесный голос. Оставалось лишь гадать, кто бы это мог быть, но у Якова на этот счет никаких идей не было.

— В январе, — кивнула Альв.

— Целый год… — задумалась она. — Тебе рассказала об этом та темноглазая агуане, что все время путалась у меня под ногами?

— Не знаю, княгиня, путалась ли она у тебя под ногами, — мягко улыбнулась в ответ Лорелея. — Возможно, она просто флиртовала с тобой, ведь ты красивая женщина. Не правда ли, конунг? Но да, мне рассказала об этом Биргит — моя знакомая брегостене[73] с озера Гарда, — улыбка, намекающая на нечто большее, чем простое знакомство, чуть плывущий взгляд янтарных глаз. — Она сказала, что на тебя было совершено нападение. Скорее всего, это сделали люди Винченцо Гонзага герцога Мантуи, хотя полной уверенности в этом у меня, к сожалению, нет. Какой-то сильный волшебник или волшебница. Трудно сказать, был ли это мужчина или женщина. Биргит почувствовала волну невероятной по силе волшбы, и сразу за тем зал Коллегии во дворце Дожей, в котором ты, по-видимому, тогда и находилась, взорвался изнутри. Погибло несколько мантуанцев, какой-то барабао[74] на службе у дожей Венеции, зелигена[75] из Караванке[76] и кобольд[77] из Штирии.

— Зелигену звали Зелдой, — вздохнула Альв. — Она была моей подругой. Кобольд служил моим телохранителем. Его звали Магнус… Самого нападения я не помню, хотя и знаю, кто это был. Колдовал, скорее всего, покойный Лаццаро Ла-Тринита[78], а помогали ему подруги Фабианы Ганзага. Они… Все они тоже мертвы.

"Мужчина и три женщины… Мертвые, на снегу, — вспомнил Яков. — Четвертой там была Альв, но она выжила".

— Так что ты права, эдле Лорелея, — продолжала между тем Альв, — это были люди герцога Мантуанского. Убить меня они, однако, не сумели, они лишь выдавили меня в… другой мир.

— Другой мир? — сразу же заинтересовалась никс. — В который из миров?

— В… в Ванахейм, — нашлась с ответом Альв.

"Ванахейм? — усмехнулся мысленно Яков. — Так я, выходит, жил в мире Ванов?[79] Любопытная теория!"

Вообще-то, насколько помнил Яков из читанной им еще в гимназические годы "Саги об Инглингах", в географическом смысле Ванахейм располагался на берегах Черного моря в Сарматии, в районе устья Танаиса, то есть Дона. Так что, формально утверждение Альв было ошибочным, так как Себерия — это скорее все-таки Гардарики, чем Ванахейм. Но, если рассматривать Ванахейм в метафизическом смысле, все сходится. По отношению к Мидгарду, то есть миру людей — имея в виду мир, в котором сейчас находился Яков, — Себерия никак не Асгард[80]. Ну, а из других возможных миров Ванахейм выглядит наиболее предпочтительным, тем более, что ваны, как и асы, в массе своей вполне антропоморфны и легко сойдут за людей.

— Ты, конунг, тоже жил в Ванахейме? — с интересом посмотрела на него никс Лорелея.

— Да, — согласился Яков с очевидным. — Я там вырос. А потом встретил Альв и решил вернуться в Митгард.

В принципе, все верно. Так все и случилось. Мальчишкой он бежал из этого мира в тот, прожил там, в Себерии, тридцать пять лет и, если бы не встретил Альв, никогда бы не вернулся в этот мир. Ну, а как они называются — эти миры, — это уже совсем другой вопрос. Возможно, они и вовсе безымянны.

— Каков он Ванахем? — спросила с придыханием, едва ли не с трепетом рыжеволосая русалка.

— Прости, Флосхильда, — покачал головой Яков, — но не обо всем мне дозволено говорить. Скажу лишь, что Ванахейм — это просторный и прохладный мир, в котором мне легко дышалось и интересно жилось. Пришлось мне там воевать, пришлось и служить. Посчастливилось пить крепкое вино, любить красивых женщин и водить дружбу с героями. Однако ванов я не встречал. Они там давно не живут. Нашли себе место получше и наведываются в Ванахейм лишь от случая к случаю.

Получилось похоже на сагу. Поэтично, но не конкретно. Оно и к лучшему, потому что промолчать не получится, но и рассказывать правду не стоит.

И мне не расскажешь?

Переход оказался настолько внезапным, что Яков не сразу даже понял, где он и с кем говорит. А между тем, если только что он сидел за пиршественным столом, то сейчас стоял около камина, и не один. Вопрос задал высокий, широкоплечий мужчина в кольчатой броне, темно русый, бородатый, высоколобый, с прямым длинным носом и проницательным взглядом серых глаз. И еще он был одноруким, и поэтому меч висел у него справа — под левую руку. Внешность незнакомца неожиданным образом встревожила Якова. Что-то в облике этого воина заставляло его сердце буквально трепетать. Практически незнакомое чувство, но что есть, то есть.

— Рассказал бы, если бы мог, — уважительно, но непреклонно ответил на вопрос Яков.

— Так-то ты проявляешь уважение к великим предкам, — усмехнулся в густые усы воин. — А ведь я все-таки бог!

"Бог? Однорукий бог?"

— Ты Тюр? — с известным скепсисом в голосе спросил Яков и бросил быстрый взгляд через плечо.

Если верить глазам, там за столом застыли в живописных позах — словно остановилось мгновение — все участники поздней трапезы. И Яков, что любопытно, тоже там присутствовал, сидел рядом с Альв, подняв в руке серебряный кубок с вином. Но одновременно он находился и здесь, у камина, и смотрел на самого себя, бросив взгляд через свое собственное плечо.

— На такое, Яков, способны только боги!

— Извини… — пожал плечами Яков. — Э… Как мне к тебе обращаться?

— Ты Яков, я Тюр. По-моему, все более чем просто.

— Но я человек, — возразил Яков, — а ты — бог.

— Ты мой потомок, — снова усмехнулся в усы Тюр, — а значит, в каком-то смысле ты тоже бог.

— Ну, это вряд ли… И потом, почему Яков, а Арбот?

— Но ты же Яков, — пожал плечами бог. — Когда ты думаешь о себе, ты называешь себя Яковом, и, может быть, ты не обратил внимания, но твоя колдунья тоже перестала называть тебя "Йеп". Ты и для нее теперь Яков.

И в самом деле, в последние дни, а вернее, с тех пор, как на пустынной лесной дороге Яков уложил из огнестрела целую толпу безумных сестер какой-то там валькирии, что-то случилось между ним и Альв. Не хорошее, и не плохое, но что-то такое, что порой в корне меняет систему отношений, установившуюся между двумя людьми, мужчиной и женщиной. Альв, словно бы, увидела Якова новыми глазами. Поняла что-то, чего не понимала прежде, и… Черт его знает, как это определить или хотя бы объяснить. Она не разлюбила его, нет. Но и не полюбила больше, чем любила до сих пор. Просто сама ее любовь, — а Яков уже не сомневался, что это именно любовь, — изменилась, став иной, приобретя новые, незнакомые черты. И да, с тех пор, Альв называла его только Яковом. Не Йеп, не Арбот, и даже не Якоб, а именно Яков, и это непременно должно было что-то означать. Вот и Тюр обратил на это свое божественное внимание.

— Это что-то значит? — спросил Яков.

— О, да! — хохотнул бог. — Это значит, что тебе в очередной раз повезло, мой мальчик! И заметь, без моей помощи. Такая женщина! Такие чувства! И все сам. Сам! Получается, я тебе, внучок, кое-что задолжал. А богу, Яков, ходить в должниках невместно!