Пепел Вавилона - Кори Джеймс - Страница 16

— Амос? — сказала она.

— К шлюзу! Прячься внутри!

Она прицелилась в одну из приближающихся фигур. Выстрелила, но они ушли с траектории пули. Ее скафандр доложил о быстро движущихся объектах. Пора было уходить. Кларисса повернулась к дюзам. До них оказалось дальше, чем она ожидала. Включились маневровые, и она поплыла в метре над корпусом, как птица над озерной гладью. Что–то взорвалось в плече, ее закрутило. В сообщении скафандра не было нужды — она знала сама. Еще одно ранение. Скафандр уже пережал ей плечо, в меру возможного останавливая кровотечение. Желтая вспышка слева. Мех на выхлопе своих маневровых приближался. Она выронила винтовку, та улетела назад. Все равно одной рукой не прицелишься, а меньше массы — больше скорости.

Вот и все. Вот как она умрет. Эта мысль почему–то утешила. Здесь ей конец, под мириадами звезд. Бесконечный, свободный свет солнца, бой за друзей. Яркая смерть, геройская. Не холодное увядание на жесткой серой койке в тюремной больнице. Странное дело, она чувствовала себя победительницей. Время словно замедлилось, и Кларисса подумала, не запустила ли нечаянно импланты. Глупо вышло бы. Какой смысл разгонять нервные реакции, когда скорость ей обеспечивают только сопла маневровых? Нет. Это просто сказались страх и уверенность, что ее несет к смерти.

Наоми с Алексом что–то орали ей в уши. И Амос тоже. Она не понимала ни слова. Как со стороны, пришла мысль, что Амос о ней пожалеет. Надо было сказать ему, как она благодарна за каждый день вне ямы. Шлем выдал предупреждение: надо тормозить, чтобы не пронесло через корабль. Она заглушила маневровые и перевернулась, больше по обязанности, чем в надежде выжить. Из двух абордажников один уплывал в сторону Солнца, беспомощно болтая руками и ногами. Другой был прямо над ней, но к ней спиной, а лицом к быстро приближающемуся скафандру — конечно, Амосу. Мех мигнул, надвигаясь. Как только Кларисса начала тормозить, он словно рванулся на нее — иллюзия, порожденная относительным изменением скорости. Но в этой иллюзии было достаточно реальности, чтобы ее прикончить.

А потом водитель меха почему–то обвис в люльке сбруи. Оставшийся без управления мех заболтал лапами. Одна свесилась вниз, задела корпус и толкнула большую желтую машину от «Росинанта», кувырком к звездам. Кларисса смотрела, не понимая, пока чья–то рука не обхватила ее за здоровое плечо, а другая не обняла за пояс. На ярком солнце щиток второго скафандра выглядел матовым. Она узнала, только услышав по рации голос.

— Все хорошо, — сказал ей Холден. — Я тебя держу.

Ее разбудил Амос. Его широкое лицо и лысая макушка показались ей сновидением. Но скорее это лекарства сдвинули восприятие.

Регенерационный коктейль странно воздействовал на чувства, даже если на них не влияли обезболивающие. Кларисса, встав перед выбором, — онемелость и тупость или ясное сознание с болью, — выбрала боль. Широкие эластичные ремни прижимали ее к койке в медотсеке. Автодок качал в тело все необходимое и лишь иногда выдавал ошибку, сбитый с толку утечкой из ее модифицированных желез. Разбитая плечевая кость срасталась. Первая пуля, проделав в мякоти бедра десятисантиметровую борозду, ушибла, но не сломала кость.

— В порядке, Персик? Я тебе поесть принес и как раз хотел уходить, но ты… вид у тебя…

Он махнул рукой.

— Все хорошо, — сказала она. — То есть я ранена, но все хорошо.

Амос подсел к ней на край кровати, и Кларисса сообразила, что они под тягой. Запах искусственного персикового концентрата одновременно манил и нагонял тошноту. Она отстегнула ремни и села, опершись на здоровый локоть.

— Мы победили?

— Еще бы, черт возьми! Двое пленных. Ядро с данными «Дракона». Они пытались стереть, но Наоми вдвоем с «Роси» восстановят. Бобби писает в штаны, что пропустила потеху.

— Может, в следующий раз, — отвечала Кларисса, когда в комнату вошел Холден.

Они с Амосом кивнули друг другу, и здоровяк вышел.

— Нам давно надо было поговорить, — начал Холден.

Капитан «Роси» стоял над койкой, словно не знал, куда деваться. Может, дело было в лекарствах, только Кларисса с удивлением отметила, что он не такой, каким ей представлялся. В ее мысленном образе скулы у него были круче, подбородок массивнее. Голубые глаза холоднее. А этот человек выглядел… нет, не старше. Просто другим. Волосы взъерошены. У глаз и в углах рта намечаются морщины. Их еще нет, но на подходе. Виски тронуты сединой. Но по–другому он выглядел не от этого. Джеймс Холден и ее личной мифологии всегда был уверен в себе, а этот места себе не находил.

— Понятно, — отозвалась она, не зная, что еще сказать.

Холден переплел руки на груди.

— Я… м–м–м, да. Я вообще–то не ожидал, что ты попадешь на этот корабль. Мне это неудобно.

— Знаю, — сказала она. — Извините.

Он отмахнулся.

— Потому я и пропустил этот разговор, а не должен был. Это моя вина, договорились? Я знаю, вы с Амосом после падения камней прошагали пешком чуть не всю Северную Америку, и знаю, что ты хорошо держалась. И корабельный опыт у тебя есть.

«Опыт террористки и убийцы». Этого он не сказал.

— Штука в том, — продолжал Холден, — что к таким делам ты не подготовлена. Выход в космос с оружием — совсем не то, что на грунте. Или работа техника на корабле. Импланты имплантами, но прибегнув к ним, ты под конец утонешь в собственной рвоте, так?

— Скорей всего, — признала она.

— Так что больше тебе нельзя выходить. Амос тебя взял, потому что… хотел показать, что ты своя.

— Но я не своя, — закончила она за него. — Вы об этом.

— Не всюду, где бывает Амос, — уточнил Холден. И впервые посмотрел ей в глаза. Выглядел он, пожалуй, грустным. Она не знала отчего. — Но пока ты на моем корабле, ты в команде. И моя работа — тебя защищать. А я не справился. Ты больше не участвуешь в боях в вакуумном скафандре. По крайней мере, пока не пройдешь подготовку. Это приказ. Ясно?

— Ясно, — откликнулась она и, пробуя слова на вкус, добавила: — Так точно, сэр.

Он был ее присяжным врагом. Символом ее поражения. Каким–то образом он даже стал символом той жизни, которую она могла бы прожить, сделав другой выбор. Он был всего лишь не слишком молодой человек, почти незнакомый, хотя кое–какие общие знакомые у них имелись. Он с трудом улыбнулся, и она ответила на улыбку. Такая малость. Но уже кое–что.

Когда Холден ушел, она догрызла концентрат, закрыла усталые глаза и не знала, что спит, пока не увидела сон.

Она копала склизкую черную кучу дерьма, пробиваясь к кому–то, погребенному под ней. Надо было спешить — у человека кончался воздух. Во сне она чувствовала, как холодеют от страха пальцы, как подкатывает к горлу омерзение. И страх. И опустошающее чувство потери от сознания, что она не успевает.

Первая сессия импровизированного саммита началась, как только прибыла Мичо Па, в равной мере приятная взгляду и непроницаемая. Ее корабль причалил на середине суточного цикла, поэтому Марко задержал их всего на несколько часов. Следующие три дня дались труднее: встречи длились по тринадцать с лишним часов, даже без перерыва на обед. Ели прямо за столами, пока Марк излагал свое видение великой, всесистемной цивилизации астеров.

Три раскрученные станции, автоматизированные заводы и фермы, энергостанции, установленные поближе к Солнцу и ведущие передачу лучевой энергии к местам обитания, широкомасштабное разграбление биоресурсов с трупа Земли. Рядом с этими величественными и прекрасными картинами померк даже проект терраформирования Марса. А представлял их Марко Инарос с беспощадной настойчивостью, перед которой терялись все возражения других участников.

Санджрани поинтересовался, как предполагается обучать работников для задуманного Марком комплекса космических городов, похожего на тучу снежинок. Марко отмахнулся: не проблема. Астеры всегда готовы жить и строить в космосе. Врожденное умение, впитавшееся в их хрупкие кости. Па подняла проблему постоянных поставок продовольствия и медицинского обеспечения: уже теперь станции и корабли, лишившись поставок с Земли, затягивали пояса. Марко признал, что предстоят скудные времена, но заверил Па, что она преувеличивает реальные трудности. Ни одно из поднятых возражений его не поколебало. Глаза у него блестели, голос звучал богаче скрипки, энергия не иссякала. С совещания Доуз возвращался к себе выжатым, как тряпка. Марко же отправлялся в бары и пабы, в общие залы и обращался напрямую к гражданам Цереры. Доуз не знал, когда он спит и спит ли вообще.