Пепел Вавилона - Кори Джеймс - Страница 60

Ладони Авасаралы дернулись. Пальцы распрямились, ладони остались как были. Жест бессильного раздражения.

— Она тебя прислала мне выговаривать?

— Нет, — ответила Кики.

— А что тогда?

— Я за тебя беспокоюсь.

Авасарала злобно фыркнула.

— Что обо мне беспокоиться? В данный момент я самое могущественное лицо в системе.

— Именно поэтому.

«Не твое собачье дело», — подступило к горлу, но этого Авасарала не сказала. Боль в солнечном сплетении ушла глубже, вдавливаясь в кости и хрящи. Перед глазами все расплылось: слезы выступили, а малое тяготение не спешило стянуть их на щеки. Кики стояла у дверей, смотрела беспристрастно. Школьница перед директором в ожидании выговора. Она молча, помня о малой лунной гравитации, прошаркала к Авасарале, села рядом, опустила голову бабушке на колени.

— Мама тебя любит, — сказала она. — Просто не умеет выразить.

— Не ее дело меня любить, — ответила Авасарала, перебирая пальцами волосы внучки, как перебирала дочери, когда все были моложе. До того, как мир под ними раскололся. — Любовь всегда оставалась по части твоего дедушки. Я… — У нее перехватило дыхание. — Я его очень любила.

— Он был хороший человек, — сказала Кики.

— Да.

Она все водила кончиками пальцев по волосам внучки, прослеживала светлые полоски кожи. Слезы в глазах просыхали. Не падали, а когда она их сморгнула, новых не выступило. Она рассматривала ушную раковину Кики, как когда–то ушко маленькой Ашанти. И Чарнапала, когда тот был маленьким. Пока он не погиб.

— Я делаю все, что могу, — сказала Авасарала.

— Я знаю.

— Этого мало.

— Я знаю.

Странный покой наплывал на нее. В нее. На миг рядом как будто оказался Арджуна. Как будто муж читал ей лучшие из стихов, а не нелюбимая внучка стала свидетельницей ее слабости. Каждый обладает собственной красотой и проявляет ее по–своему. Авасарале трудно было любить Кики, потому что они с внучкой так похожи. Точь–в–точь, если честно. Слишком любить ее порой представлялось опасным. Авасарала знала, чего стоит быть такой, как она, и, видя в Кики себя, слишком боялась за девочку. Испустив долгий вздох, Авасарала тронула Кики за плечо.

— Ступай, скажи матери, что мне надо кое–что доделать, а потом перекусим вместе. И Саиду скажи.

— Он–то меня и впустил, — призналась Кики, садясь прямо.

— Он сует нос куда не надо и завел привычку ковыряться в моем дерьме, — отрезала Авасарала, — но на сей раз я рада.

— Ты его не накажешь?

— Еще как накажу, — объявила она, а потом, удивляясь самой себе, поцеловала Кики в гладкий, без морщин, лоб. — Просто на этот раз не со зла. Ну, иди, у меня еще дела.

Авасарала ожидала, что тушь расплылась по щекам, а оказалось — ничего. Карандаш для век, засунуть на место выбившуюся прядь, и она снова стала собой. Вывела на экран сообщение Холдена, прокрутила его, пока собиралась с духом под взглядом маленькой камеры терминала.

Когда выскочило предложение ответить, Авасарала расправила плечи, представила, будто смотрит Холдену в глаза, и включила запись.

— Прискорбное известие. Фред был хороший человек. Не идеал, но кто идеален? Мне будет его недоставать. А что делать дальше — не вопрос. Ты тащишь свою унылую жопу на Тихо и все там налаживаешь.

«Пелла» тащилась на трети g. После долгой невесомости даже треть отдавалась в коленях и позвоночнике. А может быть, ныли синяки от страхолюдных перегрузок оставшегося позади боя.

Проигранного боя.

Филип стоял в камбузе с миской марсианской рисовой лапши с грибами в руке, искал, куда присесть, но все места были заняты. «Кото» пришлось хуже, чем «Пелле»: снаряд рельсовой пушки продырявил реактор и расколол корпус от носа до кормы. Большинство известных Филипу кораблей на том бы и скончались, но марсианский флот строился для боев. В тонкий до прозрачности отрезок секунды «Кото» зарегистрировал попадание и сбросил сердечник, оставив беспомощную команду выживать на запасных батареях.

«Шинсакуто» откололи от группы, загнали и оставили отбиваться от торпед, выпущенных единым флотом и Церерой. Если бы «Росинант» добил «Пеллу», «Кото» так и болтался бы в пустоте. Возможно, с одними мертвецами на борту, когда отказали бы восстановители воздуха и команде осталось бы задыхаться, цепляясь друг за друга в смертной панике. Но сейчас они все были на «Пелле», спали в койках по очереди с хозяевами, занимали места на камбузе и старательно отводили глаза от ищущего среди них места Филипа.

Его команда тоже была здесь. Люди, с которыми он летал еще до того, как все началось. Ааман, Мирал, Вингз, Карал, Джози. И они тоже отводили глаза. Не больше половины оделись в форму Свободного флота. И «Кото», и «Пелла» перешли на простую функциональную одежду, какую могла бы носить любая команда, да и те, что в форме, закатывали рукава и не застегивали воротничков. Филип ощутил на себе собственный, хрустящий от свежести, застегнутый под горло мундир и впервые почувствовал себя дурачком. Словно ребенок, нарядившийся в отцовский костюм.

Гул разговоров отгораживал его, как стена. Филип замешкался. Он мог бы просто унести еду к себе в каюту. Они не нарочно его прогоняли. Просто сейчас всем тесно, и проигранное сражение еще саднит. Филип сделал шаг в сторону коридора, собираясь уйти. Он правда собирался. Но остановился, оглянулся, проверяя, не освободился ли где краешек скамьи. Нет ли для него места.

И встретил взгляд Мирала. Тот кивнул и — со вздохом, как показалось Филипу, — подвинулся, освободив ему место. Филип не кинулся со всех ног, как маленький, но заторопился, опасаясь, что место займут.

Карал сидел напротив Мирала, обоих зажимали с двух сторон незнакомцы. Темнокожая женщина со шрамом над верхней губой. Худощавый мужчина с татуировкой на шее. Пожилая женщина — белые короткие волосы и кривая, враждебная усмешка. Один Карал показал, что заметил Филипа, да и тот только крякнул и кивнул.

Пожилая, как видно, продолжала разговор, начатый до его появления, вещая с заученной непринужденностью пропагандиста.

— Кон мис койо на «Шинсакуто», флот Цереры там навсегда. Земля вне Земли.

— Навсегда — это долго, — заметил Мирал, уставившись в стол, как в книгу. — Можно думать, что знаешь на год, два, три года. Абер дальше только дерьмовое гадание.

— Я будущего не вижу, — возразила женщина, — зато вижу, что сейчас, кве но?

Филип отправил в рот ложку пересоленной лапши. Он слишком долго ждал, лапша совсем размякла. Пожилая усмехнулась, словно что–то доказала, поставила локти на стол так, чтоб видна была татуировка с рассеченным кругом АВП на запястье. Словно напоказ выставила.

— Я только говорю, может, нам пора где–нибудь победить, да? На Церере. На Энцеладе. Похоже, если мы кому напинали задницу, так сола Мичо Па, да и то не слишком.

— Мы разбили Землю, — сказал Филип. Это было задумано, как реплика в сторону, случайный вброс в разговор. А прозвучало пронзительным оправданием — Даже для его ушей. Слова легли на стол, как непоправимо поломанная вещь. Пожилая женщина тонко, ехидно улыбнулась. Или ему это только показалось. Так или иначе, она откинулась назад, убрала локти со стола. И встала, ушла с таким видом, словно доказала свое, что бы она там ни доказывала.

Карал кашлянул, покачал головой.

— Но те преоккупе, Филипито.

— С чего бы мне беспокоиться? — с набитым ртом буркнул Филип.

Карал неопределенно повел рукой: из–за всех и каждого.

— После боя каждый рассказывает свое, так?

— Да, — кивнул Филип. — Бист бьен. Я понял.

Мирал с Каралом переглянулись — он сделал вид, что не заметил. Остальные — из команды «Кото» — помалкивали.

— Хой, койо, — заговорил Мирал, тронув Филипа за плечо. — Закончишь, помоги мне с ремонтом, да? Все вылавливаю какую–то дрянь между обшивками.

Филип кончиками пальцев отодвинул миску.

— Уже закончил. Пойдем, мы.