Убийственная красавица - Филдинг Джой - Страница 78

— Где Кэт? — спросил кто-то, и Меган тут же узнала голос матери.

— Она у мистера Липсмана, — ответил кто-то.

Вдруг к Меган на колени прыгнула рыже-белая полосатая кошка.

— Нет, я не у него, — попыталась крикнуть она, чувствуя, что в рот набивается земля, прилипая к зубам, как карамельная начинка. — Я здесь, прямо у вас под ногами.

И вдруг она оказалась в «Блумингдейлс», в отделе, где продают духи. Она ходит между прилавками, а продавщицы, в белых больничных халатах поверх строгих черных костюмов, без разбору брызгают на нее из разных флаконов. И она чувствует, что у нее уже влажная шея и слезятся глаза. Как вдруг кто-то сунул ей прямо под нос флакон с каким-то совершенно омерзительным запахом, от которого ее едва не стошнило.

— Нет-нет, спасибо, — сказала она улыбающейся женщине, у которой на бейдже значится имя Фиона Гамильтон. — Этот запах мне совсем не нравится.

И тут рядом возник Грег, он же — один из котов мистера Липсмана, который стал с жадностью слизывать у нее с шеи духи, будто это молоко. Вокруг нее затанцевали Джинджер с Таней, а в углу сидела Лиана, глядя на них и жуя конфету.

— Что ты здесь делаешь? — спросила Меган. — Я думала, ты умерла.

— Ничего я не умерла, — ответила Лиана. — Я просто делала подтяжку лица.

— Прекрасно выглядишь, — сказала Меган. И в этот момент мимо нее прошла Далила Фрэнклин со своей матерью под ручку.

— Что это ты здесь делаешь? — строго спросила Далила остановившись. — Ты уже давно должна спать.

На этом сон резко оборвался, картинка пропала, будто кто-то выключил кинопроектор.

Меган медленно открыла глаза и приподнялась на локте, дожидаясь, пока зрение постепенно сфокусируется на окружающих предметах. И только еще через несколько секунд она поняла, что проснулась не в своей постели, не в своей спальне и не у себя дома, что она лежит на узкой койке в каком-то тускло освещенном незнакомом месте, где нет ни мебели, ни картин на голых стенах, ни ковра на бетонном полу. На плечи ей наброшено тонкое голубое одеяло, а единственный источник света, кажется фонарь, располагался где-то высоко на приступке, до которой она бы ни за что не дотянулась. В комнате пахло сыростью, в точности как пахло в недостроенном подвале в доме ее бабушки с дедушкой в Рочестере до того, как они продали дом и переехали на восемнадцатый этаж нового многоквартирного дома с видом на озеро Онтарио.

Где она? Меган осмотрела себя. На ней были те же черный свитер и голубые джинсы и те же коричневые замшевые ботинки, в которых она была на вечеринке. Когда это было? Сегодня вечером? Или вчера? Или позавчера? Сейчас день или ночь? Сколько она здесь пролежала? Где она?

Она ощутила пока еще очень слабый призрак паники, будто услышала стук собственного сердца. «Успокойся, — увещевал чей-то тихий голос. — Это все еще сон. Все, что ты видишь, — эта комната, койка, одеяло, фонарь и даже этот запах сырости — все это детали очередной серии запутанных раздробленных символов, о которых ты и не вспомнишь, когда проснешься».

Только бы это случилось как можно скорее, молила Меган, закрывая глаза, чтобы не видеть своего убогого жилища. Но запах сырости не исчезал.

— Не нравится мне этот сон, — громко сказала она, чтобы заставить себя пробудиться, чтобы от звуков собственного голоса прийти в себя, и снова легла на спину, когда это не дало никаких результатов. Она натянула ветхое голубое одеяло на плечи и подтянула ноги к груди.

Ей казалось, что она пролежала так целую вечность, хотя на самом деле прошло всего несколько минут. Тут Меган ощутила какой-то странный дискомфорт в левом запястье, на котором она обычно носила свои часы, и поняла, что часы пропали. Эти часы родители подарили ей на шестнадцать лет. Изящная золотая вещица с циферблатом в виде сердечка. «По форме твоего лица», — сказала тогда мать.

Кстати, а где ее мать?

— Ничего, — попыталась она успокоить себя ласковым голосом матери, которым та разговаривала с ней, когда Меган бывало плохо. — Ничего, солнышко. Все будет хорошо. Я обещаю, что утром тебе будет уже лучше. — Будет ли? Или утро уже наступило?

Где она? Сколько сейчас времени?

Меган не помнила, чтобы она снимала часы. Хотя, да, это сон, так что память в расчет не принимается. Во сне не бывает памяти. Так же, как не бывает соединительных, сочинительных и прочих союзов. Она об этом где-то читала. Сны переносят тебя из одного странного места в другое без всяких «и», «если» или «но», прокручивая события прошедшего дня в виде всевозможных бессмысленных образов, безапелляционно совмещая несовместимые голоса и лица, перемешивая повседневное с эксцентричным, рутину с невозможным, живых и мертвых. Иногда сны бывают приятные и умиротворяющие. Но чаще, как в ее случае, наоборот. Ей и раньше иногда снились кошмары, но она стала видеть их чаще с тех пор, как их бросил отец. Это просто очередной дурной сон, убеждала она себя.

Хотя он не похож ни на один из тех, что ей когда-либо снились прежде.

Меган снова открыла глаза и села. Тонкое одеяло соскользнуло с плеч и упало на руку.

Комната осталась без изменений. Те же голые стены, тот же бетонный голый пол, тот же затхлый воздух. И только сейчас Меган заметила в ногах своей койки пластмассовое ведро и рулон туалетной бумаги. Омерзительно, подумала она, громко расхохотавшись в надежде, что резкий звук наконец сможет избавить ее от этого затянувшегося мучительного испытания. Но смех отскочил от голых стен и подкатился к ее ногам, как резиновый мячик.

В углу стояли две пластиковые бутылки с водой. Они и раньше здесь стояли, или только что появились?

Меган томила жажда, ей хотелось встать и взять бутылку, но, с другой стороны, это означало бы согласие на участие в этом кошмаре, а у нее нет ни малейшего желания его продлевать. Поэтому она по-прежнему сидела в постели, прислонившись к твердой стене и пытаясь не обращать внимания на забурлившее в крови беспокойство, на возрастающее нытье под ложечкой, на бездумно-жестокую уверенность в том, что никакой это не сон, что она уже проснулась. «Я же уже встала», — вдруг поняла она. И у нее резко перехватило дыхание, будто ей в сердце вонзили нож.

Она не спит, это не сон. Она уже совершенно проснулась и не имеет ни малейшего представления где, разве что знает, что место это совершенно незнакомое, уж в этом-то она уверена.

— Эй! — позвала она. — Эй, здесь есть кто-нибудь?!

И тут она увидела дверь.

— Господи боже, — пробормотала она, вскакивая с койки. Ну и дуреха! Ну и тупица! Так перенервничать из-за ничего! Вот же дверь, как она не заметила ее раньше? Вот она, дверь, прямо у нее под носом, и все, что нужно сделать, так это открыть ее.

Но дверь не открылась и даже не дрогнула, как она ни изворачивалась и ни тянула ее на себя, пока, наконец, не замолотила по ней руками и ногами так, что нежная замша на ее новых ботинках вся истерлась и исцарапалась.

— Что здесь происходит, черт побери?! — крикнула она, почувствовав, как на лбу выступили капли пота. Только сейчас она ощутила, какой душный воздух в этой комнате без окон. — Откройте дверь, — кричала она. — Эй, кто-нибудь! Сейчас же откройте эту чертову дверь!

Где она?

— Где я? — спросила она вслух, меряя комнату шагами. — Думай, — крикнула она, сильно ударяя себя кулаком в грудь. — Что ты помнишь из последнего? — Грег. Грег, ну, конечно. — Грег? — позвала она. — Грег, ты здесь? Грег, выпусти меня отсюда! Это не смешно!

Тишина.

— Грег, послушай! Шутка затянулась. Ты уже не Петручо, а я не твоя дура Кэт. И мне не нравится сидеть здесь взаперти. Выпусти меня. Немедленно.

Это Джой придумал, решила Меган, не пересилив жажду и открыв одну из бутылок с водой. Его штуки. Как отвратительно. Вот уж действительно «Укрощение строптивой». Она поднесла бутылку к губам и откинула голову, медленно скользя взглядом по потолку. Вода, от которой у нее мгновенно скрутило желудок, потекла по подбородку.

— Здесь есть кто-нибудь? — прошептала она, и снова, уже громче: — Здесь есть кто-нибудь? — Она обшарила взглядом стены в поисках какой-нибудь щели или скрытой камеры. Но в помещении слишком темно, чтобы хоть что-нибудь разглядеть, а стены — слишком высоки. Можно перевернуть и подставить кушетку и дотянуться до фонаря, но какой смысл? Она только даром потратит силы, которые ей еще могут пригодиться.