Дело второе: Браватта (СИ) - Останин Виталий Сергеевич - Страница 18

Здесь барон виновато улыбнулся своему господину. Тот, однако, никак на это не отреагировал. Продолжал стоять в своей любимой позе: руки за спиной, ноги широко расставлены, спина прямая, словно пика, а голова чуть задрана вверх.

«Зачем ему это надо — смотреть свысока?» — в очередной раз подумал про себя да Гора. — «Он же и так на голову выше большей части известных мне людей! Вполне можно смотреть на них свысока лишь чуть наклонив голову!»

Маркизу было немногим больше сорока лет. Густая, аккуратно подстриженная борода, начавшие седеть черные волосы, собранные в хвост на затылке. Сильные руки воина — оружие сами по себе, широкие плечи. Неброский костюм: камзол болотного цвета, коричневые штаны, коричневой же кожи сапоги чуть выше колена, широкая перевязь шпаги через плечо, с пустыми сейчас ножнами. Лицо солдата, который повидал столько всего, что лучше бы с ним пить не садиться. Маска из резких черт, которые создавались будто бы взмахами меча: Скулы! Подбородок! Лоб! Черные глаза, которые всегда прищурены, словно их хозяин сейчас не в теплом, отапливаемым пятью печами зале, а на палубе боевого корабля и в лицо ему бьет холодный ветер с водяной пылью. Бенедикт знал маркиза давно, с того момента, как отец привез его в столицу из родного поместья и назначил своим помощником, но не переставал удивляться этому несоответствию. Тому, как под внешностью древнего воина скрывался политик и игрок.

— Мы никогда не готовы к тому, что подготовил нам Единый. — сообщил маркиз таким тоном, будто цитировал священные тексты. А может, и впрямь цитировал. Бенедикт в этом не настолько хорошо разбирался. — Но мы всегда пытаемся быть готовыми.

Барон да Гора кивнул, не зная, как расценивать эти слова: как приглашение к разговору или просто мысль, которую маркизу вдруг захотелось изречь. У его синьора так случалось. К счастью, довольно редко.

Чтобы сгладить ту паузу, что возникла после реплики маркиза, да Гора вновь повернулся к залу. Большой подиум у дальней от входа стены — для выступающих. На нем кафедра, будто в храме. Рядышком с кафедрой — длинный стол и кресла для председательствующих кансильеров: советников по вооруженным силам, военному флоту, морской торговли, торговли сухопутной, монетного двора, охраны границ, развития территорий, надзору за колониями и коронного сыска. Последнее место — его.

Вокруг возвышения, поднимаясь с каждым уровнем, были расставлены полукругом удобные кресла, оббитые бордовой тканью — цвета дома Фрейвелинг. Четыре десятка кресел. В обычное время большая часть кресел пустовала, особенно не любила посещать заседания герцогского Совета провинциальная знать. Но сегодня будут все.

Бенедикт всегда гадал — случайно или намеренно в старом замке одну из зал сделали столь похожей на театр? Ведь, если смотреть от входа: возвышение — сцена, ряды кресел — зрительный зал.

На плечо барону легла тяжелая рука Фрейланга.

— Велите слугам впускать наше просвещенное дворянство. — сказал маркиз. — Они, должно быть, уже достаточно утомились, чтобы не начать убивать друг друга сразу.

К этому заседанию, да Гора хорошо выучил урок предыдущего, участников приглашали и запускали в зал не всех скопом, а отдельными группами — в зависимости от того, к какой политической фракции они принадлежали. Сторонники Фрейланга и его политики вместе с неопределившимися, ждали начала в северном крыле замка, а противники реформ или просто ненавидящие Узурпатора по личным причинам, сейчас накачивались вином в столовой южного крыла.

Барон кивнул и направился к выходу из зала, раздавать слугам указания.

Зал наполнился людьми, как трюм корабля, пробившего днище на скалах, — пугающе быстро и шумно. Если не принимать во внимание богатые и яркие одежды этих людей, то поведением они мало чем отличались от тех, кто высыпал на улицы столицы в ярмарочный день. Но если присмотреться, то становилось заметно, что людской водоворот хаотичен только на первый взгляд. Заходящие в зал люди держались группами и группы эти никоим образом не смешивались друг с другом, даже сохраняли некую дистанцию. У каждой группы — свои интересы. Одни отдадут свои голоса за любую идею Фрейланга из чистой верности, другие тоже, но за деньги, третьи — будут ждать до самого конца, чтобы присоединиться к большинству. Ну и, разумеется, четвертые: эти будут оспаривать любое предложение, каким бы здравым оно ни казалось.

Политическая система Фревелинга только зарождалась и пока условно была представлена всего тремя фракциями. Первая — древнее танское дворянство с их замшелыми традициями и дворянскими вольностями, полученными несколько поколений назад от императора или герцога Фрейвелинга. К слову, в большинстве своем эти вольности были совершенно бесполезными, вроде разрешения сидеть в присутствии сюзерена или же говорить ему “ты”. Строго говоря, танов нельзя было назвать фракцией, они и между собой с трудом могли договориться о едином взгляде на один и тот же вопрос. Кроме одного — ЙанФрейланг подлый узурпатор, использующий малолетнюю грандукесу!

Вторая сила — дворянство помоложе — дарское[19]. К этой фракции так же можно было прибавить крупных торговцев и, пожалуй, — сентариев. Большая их часть без надрыва относилась к пропагандируемым танами ценностям истинного дворянства, зато ценила деньги и власть, даруемую ими. Они имели доли в торговых домах, мануфактурах и морских перевозках. Этих богатых людей политика Фрейланга устраивала если не полностью, то в большей степени. Ведь она была направлена не на самоизоляцию, как прежде, а на рост экономики. А значит и рост их личного богатства.

Третей фракцией считалась церковь Единого. Иерархи традиционно поддерживали правящий дом, который сегодня представлял Фрейланг, благодаря чему сделались очень крупными землевладельцами. По законам герцогства церковь не могла владеть землей и живущими на ней людьми, однако если двое хотят договориться, — они договорятся. Землей в итоге владела не церковь, а конкретные иерархи: прелаты, архипрелаты, епископы и архиепископы. Формально она им не принадлежала, владельцем являлся герцог Фрейвелинга, а церковники ее лишь арендовали. Почти бесплатно и бессрочно, передавая право на аренду не детям, а приемникам в должности. В итоге получалось, что церкви было выгодно поддерживать именно Фрейланга, по крайней мере до тех пор, пока он не покушался реформами на существующий порядок вещей.

Одним из последних в зал Совета вошел старыймозоль и вечная оппозиция правительства Фрейланга — барон да Урсу. Тан из танов, при желании могущий потягаться родословной даже с правителями герцогства, этот сухой и высокий старикан одевался подчеркнуто неброско. Всем было известно, что род да Урсу — самый крупный землевладелец на юге герцогства и доходность мог бы потягаться с крупнейшими из торговых домов. Старого барона окружала стайка рыб-лоцманов, — преимущественно танская молодежь, считающая родословную чуть ли не от пророков, и традиционно не желающие принимать нововведения и реформы. Да Гора с удивлением обнаружил в окружении да Урсу морского князя[20] Дарака ал Аору — владельца самого крупного торгового дома Фрейвелинга.

Полукровка-ирианонец, сделавший состояние на морской торговле (и разбое, чего тут скрывать!) и осевший в Великом герцогстве всего четыре года назад, славился своим нейтралитетом в политике, утверждая, что его интересует только золото. И вот он шагает рядом с заклятым врагом Фрейланга, — высокий, с длинными белыми волосами, собранными в хвост на затылке — как и положено морскому князю, — непринужденно с ним беседует, над чем-то смеется…

“Это плохо! Очень плохо!” — подумал барон да Гора. — “Мы же совершенно не брали его в расчет!”

Так же подле да Урсу кансильер обнаружил еще одного тана, известного своим неприятием всего нового. Барон Фульчи да Агато, сосед да Урсу, его ближайший сподвижник. Невысокий мужчина, разменявший шестой десяток, все еще производил впечатление: невысокого роста, но широкий в груди и плечах. В свое время он считался одним из лучших мечников герцогства и довольно толковым военачальником. В последние же годы он большую часть времени проводил в своем замке, стоящим почти на самой границе северных земель Фрейвелинга и королевства Скафил, занимаясь охотой и разведением знаменитых на всю бывшую Империю боевых псов — гончих Святого Доната.