Сердце Дракона. Том 9 (СИ) - Клеванский Кирилл Сергеевич "Дрой" - Страница 81

– Красивая песня, – сказал голем. Он смотрел прямо в глаза Хаджару. – И красивый мир. Удивительно, Северный Ветер, ты пришел оттуда, где нет пути развития и где Река Мира лишь небольшой ручей, доступный лишь единицам. Но при этом вы тоже все врем воюете… но за что? За что воевать, Северный Ветер, если всем хватит места под вашим солнцем?

На мгновение Хаджару стало стыдно за свою попытку сжульничать. Ведь если Хранитель был способен заглянуть ему в душу, то прошлое на Земле вряд ли было для него такой уж тайной.

– Не бойся, Северный Ветер, я скован не простыми клятвами, а суть, которую в меня вложил мой создатель. Я “не смогу” никому и никогда поведать твои секреты.

Хаджар кивнул.

– Наверное это непросто, – вдруг произнес он. – Знать, кто твой создатель.

Хранитель молчал. Дольше, чем можно было бы подумать.

– Сложнее, – наконец ответил он. – чем не знать этого.

Хаджару хотелось задуматься в чем принципиальная разница между ними –созданными Богами и между големами, созданными адептами.

Ему казалось, что в этом заключена какая-то мудрость. Но, возможно, эта мудрость была как те знания, о которых пели барды – слишком тяжела и разрушительна для нынешнего уровня развития Хаджара.

– Я жду песню, Северный Ветер. Песню, который не слышал этот мир.

Хаджар занес руку над струнами Ронг’Жа. Занес, да так и замер. Испытание, которое казалось простым, оказалось еще проще.

Ведь что сложного для человека, выживавшего благодаря музыке, написать песню. Так же, как для бродячего сказочника придумать очередную историю, которая накормит его вечером.

Если твой ужин зависит от твоих умений, то, почему-то, вдохновение никогда тебя не покидает. Это Хаджар знал на собственном опыте.

За свою жизнь на Земле он придумал десятки песен. Многие из которых становились, как говорили на Земле, “хитами”.

Но, почему-то, сейчас, его пальцы так и не опускались на струны. Капли крови, выбивая едва слышимую мелодию, падали на инструмент.

Хранитель стоял и смотрел на застывшего Хаджара.

И только в этот момент он вдруг понял, каким из волков, белым или серым, был он сам – Хаджар Дархан. И, как бы ему не хотелось считать себя серым, на самом деле – он был белым.

Ибо в момент, когда у него все отняли, когда дали испытание, которое не требовало от него ничего наносного, ничего заемного, он вдруг оказался бессилен.

Здесь не нужно было превозмогать себя. Не нужно было биться с врагами. Не нужно было делать невозможное. Не нужно проливать литры крови, прорубаться сквозь строй солдат, осаждать крепость или спасать родину.

Лишь придумать песню.

Хоть самую простую

Из двух слов и трех нот.

Но Хаджар не мог. Потому, что за годы путешествий, он случайно позабыл, кто он такой на самом деле.

– Эта песня, – Хаджар прокашлялся. – О человеке, который искал… искал… искал завтра. И, каждый раз находя его, терял.

Пальцы коснулись струн. Хаджар запел.

Он рассказывал историю. Историю о человеке, который просыпаясь с утра, пытался отыскать завтрашний день, ибо в нем он должен был встретить своих друзей, обнять мать и отца, утонуть в волосах любимой. Увидеть новые страны, побывать в новых городах.

Но каждый раз, когда человек оказывался в завтрашнем дне, то понимал, что это лишь очередное сегодня. А недавнее завтра, вдруг, неожиданно, оказывалось опустевшем и запылившемся вчера.

Хаджар играл и пел, погружаясь все глубже и глубже в придуманную, буквально на ходу, историю.

Хранитель, облокотившись на метлу, слушал его со слегка прикрытыми глазами. Но даже так, он видел больше, чем мог Хаджар.

Голем видел, как беспомощно дрожала испуганная метка на спине Хаджара, как кружил даже в этом, искусственном мире, вездесущий ветер и как сияла душа Дархана.

Хаджар закончил играть вовсе не в зале с красивой, изящной мозаикой. Не в золотом помещении, где фонтаны искрили драгоценными камнями и не в палатах, обитых парчой и бархатом.

Нет, он стоял на заднем дворе башни. Шелестели кроны Леса Знаний. Суетились ученики.

Подметал пол простой, невзрачный старик.

– Дневник путника, в которым описан свиток “Пути Среди Звезд” в твоем пространственном кольце, – произнес старик.

Хаджар же, будто сам не свой, прижимал к груди потрепанный, местами потрескавшийся, скрипящий Ронг’Жа.

Затем, опустившись на колени, он отложил инструмент в сторону и, нисколько не чураясь взглядов десятков учеников, коснулся лбом земли.

– Спасибо, достопочтенный Хранитель.

Старик лишь кивнул и продолжил мести. Перед тем, как скрыться за поворотом, он едва слышно прошептал:

Сидя под сенью яблони, одной рукой удерживая её надкушенный плод, второй Хаджар листал лежащий на колене дневник.

Некогда, вероятно, весьма справный походный журнал, сейчас он выглядел не так презентабельно. Кожаная обложка местами потрескалась, а где-то и вовсе прохудилась настолько, что обнажила желтые страницы.

Тесемки давно уже выглядели жалкими огрызками. Слишком короткими, чтобы связать их в узел. Из-за этого края страниц обтрепались и надорвались.

Но, тем не менее, дневник выдержал прикосновение времени. Прошел сквозь века, сохранив внутри нити неясного почерка.

Благо язык, на котором писал автор, не был настолько стар, чтобы нейросеть не смогла его расшифровать. Пусть на каждое предложение и уходило по несколько минут перевода, но, тем не менее, уже вскоре Хаджар, жуя яблоко, смог обнаружить перед собой очередную голографию.

Нейросеть, в буквально смысле, спроецировала перед его взглядом, прямо на страницы дневника, новый текст.

– “… тридцать лет уже минуло со смерти Бродячих Пней”, – Хаджар понятия не имел, как пень может быть бродячим, да и вообще – умереть. Но, учитывая ту грамматику, которую использовала нейросеть, то скорее всего это было название какой-то организации. – “Последним я проводил к праотцам Тура. Его погребальный костер порой сниться мне по ночам… Сон уходит от меня…”

После этого запись обрывалась. Пятно на страницах само по себе говорило о том, что что-то пролили на дневник.

Впрочем, в следующих же строках этому находится пояснение.

– “Уже четыре года я в очередном плаванее. Мы ищем морской путь к Стране Драконов… Кого я обманываю – его ищу я, а команда верит, что мы идем по следу несметных сокровищ… Что же, в каком-то смысле они не ошибаются.”

Хаджар выдохнул и оторвал взгляд от желтых страниц дневника. Школа Святого Неба все еще сохраняла внешнее спокойствие при небывалом внутреннем потрясении.

Ученики степенно ходили между полигонами, залами лекций и общежитиями. Около Зала Славы, как и всегда, собиралась шумная толпа, которая призывала людей отправиться на очередное задание для школы.

Разумеется, в самых разных местах парка, можно было обнаружить островки учеников, занятых обсуждением текущего положения дел на Турнире.

Вот только при всем этом внешнем спокойствие, чувствовалось, как внутри у каждого ученика натянута струна. Каждую секунду, каждый день, они были готовы к тому, что Император призовет их под свои штандарты.

Война буквально застыла в воздухе.

– “… мой учитель, один из дюжины последних Великих Драконов”, – продолжил читать Хаджар. Интересно, как давно прошли эти события, если в те времена еще не знали летающих кораблей? Неужели больше, чем две тысячи лет назад? – “Синий Пламень, Ху Чин, порой я слышу его голос. Но он, почему-то, говорит лицом барона Рекера… грехи прошлого продолжают меня преследовать и, как бы далеко я не уплыл, они догоняют…” – дальше несколько страниц из дневника были утеряны. – “Сегодня полная луна… она напоминает мне о тех временах, когда я странствовал с Бродячими Пнями. Наверное, это были лучшие годы в моей жизни… Вчера слышал песню “Большого Приключения”. Её пели матросы… многое в ней неправда, но сердце, почему-то, немного скрепит…”

Хаджар не припоминал ни одной бардовской песни с подобным названием.