Император Вечерних Звезд (ЛП) - Таласса Лаура - Страница 12

— Ты выжил в схватке с Королем Теней? — спрашивает он изумленно.

Я увлажняю сухие губы и киваю.

Малаки ругается:

— Эта информация может убить тебя… и даже меня.

Или же она может сделать его богатым… очень, очень богатым. И моих братьев… единственная вещь, которую они любят больше своих товарищей — это деньги.

Малаки потирает лицо загорелой рукой.

— Боги. — Он тянется назад за своим кинжалом.

Моя сила пробуждается, когда я смотрю на лезвие друга. Вот почему мама учила меня держать секреты за зубами.

Но, вместо того, чтобы атаковать меня, Малаки прижимает другу руку к кинжалу и разрезает ладонь. Запах крови тут же заполняет воздух. Дикие земли Мемноса, кажется, затихают.

Сжимая окровавленную руку, Малаки позволяет жидкости капнуть на землю, а затем напряженно смотрит на меня.

— Клянусь Бессмертными Богами, что твой секрет не покинет моих уст до тех пор, пока не попросишь.

Воздух мерцает от магии, и затем взрывается, всасываясь в рану Малаки и связывая его клятвой.

Мне нужно несколько секунд, чтобы обрести голос.

— Зачем ты сделал это? — наконец спрашиваю я шокировано.

Он вытаскивает платок из кармана и прижимает к ране.

— Кроме того, что ты — мой друг? — переспрашивает он, как будто этого должно быть достаточно. Затем Малаки смотрит мне в глаза. — Ты когда-нибудь думал, что являешься не единственным, кто хочет смерти Короля Ночи? — Он запихивает платок в карман брюк. — Король-тиран не только тебе портит жизнь.

Я смотрю на Малаки в ответ, недоумевая, что сделал отец, чтобы насолить моему другу.

— Юриен — какое бы ни было твое имя — я не собираюсь сдавать тебя королю, — уточняет он. — Я хочу, чтобы ты воплотил слова этой женщины в реальность и убил Короля Ночи… и желаю в этом помочь.

239 лет назад

— Это твоя самая тупая идея, — говорит Малаки, когда мы приземляемся в Сомнии.

Я складываю измененные чарами крылья и оглядываю столицу Царства Ночи.

Малаки корчит лицо, когда солдат проходит мимо нас.

— Мы колотим этих парней, а не присоединяемся к ним.

Это правда. Много лет королевская стража является мишенью для Ангелов Тихой Смерти. Если мы их не приканчиваем, то либо выкупаем информацию у предателей, либо просто убеждением выуживаем ее из верных правительству лиц.

— Я желаю прервать мирную жизнь короля. — Последние слова походят на фарс.

Сейчас король не ищет солдат, чтобы те сжигали деревни, где есть предатели. Он хочет фейри, которые подарили бы свои жизни, чтобы королевство могло претендовать на большие территории.

— А как насчет твоего лица? — спрашивает Малаки.

Он имеет в виду поразительную схожесть, которую я унаследовал у отца.

— Ты ни разу не заметил этого, пока не узнал обо мне, — говорю я, кидая взгляд на улицу.

— Ага, но я — невнимательный мудак, — отвечает мне друг. — А его подчиненные — нет.

И то правда; тут полно фейри, которые видят короля большую часть своих жизней, но дело в том, что они не знают о моем существовании. Все верят, что Галлегар Никс — единственный в своем роде. И, хотя отец и знает обо мне, он не афишировал это публике.

— А татуировки? — никак не утихомирится Малаки.

Я поднимаю взор к небу.

— Теперь тебя напрягает, что наши тату могут увидеть? — Фактически, Ангелы Тихой Смерти раз или два досаждали королю, но вряд ли они попадались ему из-за татуировок.

Малаки издает звук глубоко в горле.

— Честные феи не пятнают кожу чернилами.

Я приподнимаю бровь.

— Ты встречал честных фей?

Он смеется.

— Агх, ты подловил меня.

Мы поднимаемся на холм к центру острова.

Над заведениями возвышается дворец. Я хмурюсь, когда смотрю на него; магия начинает искриться. Галлегар, возможно, находится там прямо сейчас, готовясь к очередному убийству. Каждый день, пока я позволяю ему жить, умирает еще больше фейри. Кто-то погибает в бою, сражаясь за бессмысленную войну. Кто-то умирает, потому что он обременяет их жизни. А те, такие как мама — как я, — умирают от того, что лишь своим существованием оскверняют короля.

— Ты уверен, что хочешь это сделать? — спрашивает Малаки, отвлекая меня от мыслей.

Я наклоняю голову, все еще хмурясь. Это единственная вещь, в которой уверен все эти дни.

Он вздыхает.

— Тебе необязательно идти со мной, — уточняю я.

Малаки понижает голос:

— Я и так позволю тебе разобраться с королем самому.

Я внимательно смотрю на него. Его верность нельзя купить, но мне как-то удалось ее заработать.

Внимание переходит от Малаки в сторону, когда слышу аукциониста, сзывающего толпу, которая начинает собираться впереди нас. Дальше за ними на возвышении стоит около дюжины закованных людей.

Я останавливаюсь при виде их. Обычно я всегда что-то с этим делаю: в хорошие дни просто позволяю тьме освобождать людей из кандалов, а в плохие рабовладельцы платят за рабов своими жизнями.

— Юриен, — предупреждает Малаки, произнося мое ненастоящее имя, — если ты сделаешь что-то сейчас, то нам придется уйти.

Освобождение рабов привлечет внимание…

Я напрягаю челюсть и продолжаю идти мимо по улице, и от того, что ухожу все дальше от рабов, меня все глубже сжигает изнутри.

Нельзя спасти их всех.

— Нам необязательно делать это сегодня, — говорит Малаки. — Ты можешь освободить их, улететь отсюда и отправиться искать ее в королевствах. — Ему не нужно разъяснять, о ком он говорит.

О моей смертной паре.

— Я не хочу влюбляться.

В конце концов, не в нее. Не в человека.

В этом мне позор. Я ненавижу, как фейри относятся к людям, но не хочу иметь себе в пару человека.

Малаки скептически смотрит на меня.

— Она ждет тебя где-то там. Если ты не будешь искать ее, то, возможно, никогда и не встретишь.

Так будет к лучшему.

— Когда ты стал таким наивным романтиком? — спрашиваю я, принимая во внимание сборище женщин-фей и притворяясь, что мне не наплевать на этот разговор.

Он качает головой.

— Ты просто гребаный идиот. У тебя есть пара…

— Человеческая.

Вот. Я сказал это. Совесть тяжелеет от сказанного.

Малаки делает шаг назад.

— Я думал, что уж тебя-то это не волнует.

— Значит, ты ошибался. — Освобождать рабов и любить одну из них — две абсолютно разные вещи.

Он таращится на меня, отчего чувствую осуждение в его взгляде.

— Ты же знаешь, что в этом нет ничего страшного, — продолжает друг. — Многие феи брали в мужья и жены людей в старые времена.

Времена поменялись.

— Тебе легко говорить об этом, не имея в пару человека.

Это его затыкает.

Однажды я был слишком могущественным и благородным, спасая рабов от службы ужасным хозяевам, и ощущал удовлетворение от своих усилий. Я был освободителем, избавителем. И затем, после того как услышал это чертово пророчество, все стало слишком близко приниматься к сердцу. Нормально спасать рабов, пока держишь их на расстоянии вытянутой руки. Но спать с одной из них… быть связанным…

— Если проблема в смертности, — давит Малаки, — то всегда можно дать лиловое вино…

Я жестко смотрю на него.

— Дело совсем не в этом.

Я потратил всю свою жизнь, пытаясь доказать, что больше, чем какой-то бедный, бессильный тунеядец, но из меня уже не вытащить яму, в которой я рос. Признание связи с человеком вновь покажет меня слабым и уязвимым.

Впереди нас вижу военный вербовочный центр, где фейри могут войти в ряды, если их не призвали ранее. Не каждую фею Ночи взывают к активным действиям, но те, кому попадается возможность, слишком бедны и слабы, чтобы позволить себе заклинания, которые могут стереть их имена с доски призывников.

Редко, когда фейри сами приходят на службу, но сейчас мы с Малаки как раз этим и занимаемся.