Воображала (СИ) - Тулина Светлана - Страница 4

— Поверьте, вы ошибаетесь…

— А я уверяю вас, что это исключено.

Голос Врача тоже слышен явственно, хотя говорит он негромко.

— Технически невозможно засекретить цикл легальных операций такого масштаба, пусть даже не будет публикаций, но слухи обязательно должны быть, хотя бы в профессиональных кругах…

— Не было никаких операций.

— Не понимаю, почему вы упрямитесь! Согласен, поначалу причины держать всё в тайне могли и быть. Возможно, хирург не имел лицензии. Может, даже был преступником. Видите? Я вполне это допускаю! Но ведь прошло столько лет!.. Никто не собирается предъявлять ему обвинение, наоборот! Человек, сумевший сотворить такое чудо, не должен оставаться в неизвестности! Мы должны помочь ему! У меня есть связи… Человек, сумевший хотя бы один раз в своей жизни совершить подобное…

На секунду музыка становится громче. Резкий скрип двери. Полосу света перекрывает выдвинувшийся сбоку массивный силуэт. Подчеркнуто спокойный голос Конти:

— Володя, этот человек уже уходит. Проводите его, пожалуйста.

— Вы меня не так поняли! Я просто хотел…

— Благодарю вас, Володя…

*

смена кадра

*

Конти берет с заднего сиденья автомобиля портфель, аккуратно прикрывает дверцу с тонированными стеклами. Начинает подниматься по длинным широким ступеням.

— Послушайте, нам надо поговорить!

Конти ускоряет шаг.

Врач выныривает сбоку, бежит рядом, пытается заглянуть в лицо. Тараторит:

— Не понимаю вашего упрямства!.. Хорошо! Пусть!.. Я хирург, мне трудно поверить, но — пусть! Пусть не было операции, пусть, но ведь что-то же было?!. Нетрадиционные методики, хелеры или кто там ещё, я понимаю, да, понимаю, хотя мне и трудно поверить, но — пусть… Я даже в шаманство могу поверить — пусть, если оно работает, почему нет… Но зачем отрицать очевидное?!

Не обращая на него внимания, Конти проходит через предупредительно распахнутые тяжёлые деревянные двери. Кивает охраннику.

Охранник осторожно выдавливает Врача наружу, дверь за ними закрывается беззвучно.

*

смена кадра

*

Из окна второго этажа Конти наблюдает, как перед ажурной решёткой ворот Врач объясняется с ребятами из охраны. Ребята вежливы, но непреклонны. Звучат первые такты «Поп-корна» — сигнал мобильника.

Конти отворачивается от окна, берет со стола трубку.

*

Смена кадра

*

Воображала лежит на спине на подоконнике в расслабленной позе, болтает ногой, смотрит, щурясь, в яркое небо. Руки закинуты за голову, в ухе гарнитура.

— Привет!.. Ага, кто же ещё… Я к тебе тут намылилась — не возражаешь?.. Ну-у-у, папка, какая школа! Каникулы же… Покупаемся, рыбу половим… Да брось ты, на пару дней всегда можно… скучно здесь, все разъехались…

*

смена кадра

*

Конти смотрит в окно.

Врача перед решёткой уже нет, но охранники все еще стоят у ворот, о чем-то переговариваются, то и дело поглядывая в сторону дома.

Конти перекладывает телефон в другую руку, говорит задумчиво:

— Тоська, а ты бы не хотела куда-нибудь слетать, а? К морю, например… недельки так на три… Или в горы…Ты на Алтай вроде хотела?.. А дней через пять-шесть и я бы к тебе…

*

смена кадра

*

— Папка, у тебя что — проблемы?!

Воображала уже не лежит на подоконнике — она сидит на нём, поджав под себя ноги и готовая в любой момент вскочить. Она не встревожена — скорее, обрадована.

— Тогда я точно приеду, да?! Сегодня же, прямо сейчас, да?!..

У Конти на этот счёт явно другое мнение. Воображала долго слушает, скучнея на глазах и лишь изредка вставляя:

— Ну что ты, в самом деле… Ну что я — совсем, что ли… Ладно, не буду… Ну я же сказала… Ладно, ладно… Обещаю… Сказала же — обещаю!.. Не, не хочу… Одна, говорю, не хочу… Я лучше тут покисну, пока ты со своими несуществующими проблемами разберёшься… Ладно, ладно, пока.

*

Смена кадра

*

— Малая Ахтуба, вторая терапевтическая…

Врач стоит в таксофонной будке, опираясь плечом на прозрачный пластик. Стоит давно, поза удобная, почти расслабленная.

— Да нет, Эдвард Николаевич, я отлично знаю, куда звоню, просто хотел успеть самое главное, пока вы не бросили трубку… Вторая городская больница на Рабочей, номер дома не помню, там ещё такой смешной заборчик и ёлочки… Я был там. И что любопытно — они таки хранят архивы за последние тридцать лет… Интересные у вас дочери, Эдвард Николаевич… Особенно младшенькая… Да, и в нашей семнадцатой я тоже был, с Александром Денисовичем у нас нашлись общие знакомые, разговор получился занимательный… Чего я хочу? Поговорить. Всего лишь. И сейчас я хочу этого даже больше, чем раньше. Особенно после разговора с Никитенко… Нет, вы ошибаетесь, это меня совсем не устроит… Нет, дело не в сумме, я хочу просто поговорить… ну, вот так бы с самого начала, совсем ведь другое дело! Да, благодарю, мне это вполне подходит… Хорошо, договорились.

*

Смена кадра

*

На черный затертый пластик падает треугольная бирка ядовито-желтого цвета с нарисованным черепом. В одном из углов просверлена широкая дырка, на лбу у черепа — чёрные цифры. Звуки дискотеки приглушены парой дверей, но вполне отчётливы. Рука с черным лаком на заостренных ногтях сгребает номерок, заменяя его оранжевой ветровкой.

— Ты что — уже уходишь? Рано же!

Воображала натягивает оранжевую ветровку перед огромным треугольным зеркалом в чёрно-жёлтой раме. Пожимает плечами.

— Скучно тут.

Рядом с зеркалом отираются шестеро ребят приблизительно ее возраста, три девчонки — как бы сами по себе, и трое же парней — тоже как бы сами по себе.

— Да брось ты! — неуверенно возражает густо намазанная черно-белым гримом девочка в зеркальных лосинах. — Сейчас наши подгребут, будет весело…

— Не будет. — Голос у Воображалы куда более уверенный. Она не просто говорит — она словно прислушивается к чему-то, лишь ей одной слышимому, и, наконец, кивает решительно. — Здесь весело сегодня уже не будет. Точняк.

Личико накрашенной под оголодавшего вампира девочки огорченно вытягивается. Она спрашивает с непонятной надеждой:

— А ты сейчас домой или…