Коллекция (ЛП) - Литтл Бентли - Страница 14

Иногда мне хочется сказать отцу, что, возможно, его семя не стоит использовать повторно, в нем может иметься дефект. Взгляни на Шари, хочу сказать я, взгляни на Зверюшек. Но, я люблю Шари и их тоже. Я не хочу ранить чувства ни одного из них.

Я также не хочу злить Отца.

Поэтому я и молчу.

Месячные у меня закончились несколько дней назад, и я должна постирать прокладки в недельной воде после мытья, а потом полить ей растительность во дворе. Но мысли о собственной крови вызывают у меня тошноту, так что я не могу заставить себя сделать это.

Прокладки хранились под матрасом, и завтра я планирую набить ими белье и принести в школу. Здесь я выброшу их в женском туалете, как делают все.

Чувствую злость и отвращение.

Надеюсь, Отец не узнает о моем плане.

Но он все выяснит во время Инвентаризации.

Я пыталась предложить Отцу отдавать мою старую одежду на благотворительность или в Армию Спасения. Так мы могли бы вторично использовать ее, предлагая другим людям. Я подсказала, что можно покупать мне ношенные брюки и рубашки в тех же организациях. Так у меня бы появлялась новая одежда, и при этом мы бы не прерывали цикл вторичной переработки. Но он не слышал. «Одежда, которая у нас есть, будет у нас всегда», — говорил он, — «и только после нашей смерти она перейдет другим».

И он отрезал ткань, распарывал старые швы и перешивал наши вещи, делая новые рубашки и штаны.

В школу я ходила как клоун, регулярно подвергаясь насмешкам одноклассников.

Возвращаясь домой, я кормила Зверюшек. Они располагаются в загоне, в центре заднего двора. Их место обитания огораживает невысокий забор из переделанных консервных банок и картона. Я кормлю питомцев остатками вчерашней трапезы, смешанными с компостом из наших собственных экскрементов. Мне это кажется неправильным, но Отец говорит, что наши тела не настолько эффективны, как могли бы быть. И наши жидкие и твердые отходы содержат неиспользованные питательные вещества, которые и будут полностью переработаны Зверюшками.

Я стою за пределами их загона, наблюдая, как они кормятся и играют. Если отца точно нет рядом, я беру на руки одного из питомцев. Их тела холодные, кожа склизкая, а крылья — жесткие. Один раз я дала им имена и иногда даже пытаюсь звать по ним, но, к своему стыду, не всегда могу понять, кто откликнулся. Как и остальные, я не могу различить Зверюшек по виду.

Не знаю, почему Отец держит и заставляет меня кормить их. Он никогда не делает ничего без причины.

Иногда, давая им пищу, я отчетливо понимаю, что их место обитания напоминает загон.

Периодически я пытаюсь рассказать одноклассникам об ужасах переработки отходов. Но, похоже, мне никогда не удается подобрать правильные слова, чтобы описать ситуацию. Они говорят, как им нравится вместе с родителями посещать пункт приема вторсырья по субботам, распределяя по отдельным контейнерам консервные банки, бутылки и газеты.

Ха.

Однажды, во время экологической недели, я сказала учителю, что любая идея может зайти слишком далеко, даже переработка вторсырья. Она попыталась объяснить мне важность этого процесса, что он помогает сохранить планету для будущих поколений. Я ответила, что, возможно, вместо вторичной переработки, мы могли бы использовать вещи, которым она не требуется. Учительница сказала, что я не поняла концепцию движения в защиту окружающей среды, но, после того, как я сдала задание и пересмотрела все видео, она изменила мнение.

В этот вечер я пришла домой, помочилась в голубое ведро и покакала в красное.

Сегодня четверг, и я знаю, что это значит.

Я тихо сижу на диване, разрывая на части сегодняшнюю газету, которую мы потом помоем и высушим, чтобы сделать бумагу для моих домашних заданий. Я ничего не сказала, когда Отец вошел в комнату, хотя и заметила, что его темный силуэт заслонил свет из кухни.

Он пошел прямо ко мне.

— Я чувствую Потребность, — сказал он.

Желудок скрутило и было трудно дышать, но я заставила себя улыбнуться, потому что понимала, что, не получив меня, он возьмется за Шари. Его семя в действительности нельзя было использовать для вторичной переработки. Хотя Отец пытался замораживать его и греть в микроволновке, используя как лосьон и зубную пасту. Но, несмотря на провал, он не хочет выбрасывать семя и, чувствуя Потребность, старается быть уверенным, что нашел подходящий сосуд. По его мнению, оплодотворить меня лучше, чем оставить семя неиспользованным.

Именно так появились Зверюшки.

Я сняла штаны, трусики и согнулась на диване, стараясь не плакать, когда Отец пристроился сзади.

— О, Боже, — сказала я, перерабатывая слова, которым он научил. — Ты так хорош!

Он застонал.

Прошло четыре дня с того момента, как Шари в последний раз говорила. Я волнуюсь. Отцу все равно, но он не счастлив из-за меня. Вчера он чувствовал Потребность, и я дала поиметь себя, но не смогла притвориться, что мне это нравиться, как делала это обычно. Он рассердился, так как это значило, что его эмоции не были переработаны. Он не хочет, чтобы что-то оставалось вне этого цикла. Отец считает, что, удовольствие, которое он испытывает во время секса, должно передаваться мне. Я должна радоваться тому, что он меня поимел как минимум день (хотя на самом деле обычно я чувствую себя несчастной, больной и грязной) и передавать эти эмоции Шари. Она же переработает их, поделившись со Зверюшками.

Но я не чувствую себя счастливой и в этот раз не смогла притвориться.

Я сказала Шари, чтобы она заперла дверь, когда пойдет спать.

Придя со школы, я увидела, что Шари плачет, привязанная к детскому стульчику возле обеденного стола, а Отец готовит еду на кухне. Я знала, что что-то не так, но ничего не сказала. Я просто помыла руки в воде из-под посуды недельной давности и села к столу возле сестры. Уже чувствовался запах пищи. Это было какое-то мясо, и я надеялась, что Отец не решил переработать умершую собаку или кошку.

Независимо от типа подаваемого животного, потом мне придется чистить и разделывать кости, чтобы сделать из них вилки, ножи и зубочистки.

Я пыталась не смотреть на Шари, но заметила, что ее плач за это время не прекратился и не ослабился, что меня обеспокоило.

Отец вышел с едой, размещенной на одной большой тарелке, которую мы делили, чтобы не тратить лишнюю воду на мытье посуды. Он принес нечто вроде запеканки. Отец улыбался, и я узнала это выражение — он гордился собой. Я внимательнее взглянула на мясо в запеканке. Кусочек, оказавшийся на вилке, был странно белым и эластичным. Взглянув на обратную сторону, я заметила более темный участок кожи.

Склизкой шкуры рептилии.

Я отбросила вилку и уставилась на него, а Шари заплакала еще сильнее.

— Ты убил одну из Зверюшек, — закричала я.

Он с энтузиазмом кивнул.

— В будущем мы сможем стать полностью самодостаточными. Нам не нужно будет выходить за пределы семьи за пропитанием. Мы сможем создавать собственное мясо, выращивая его на своих же отходах. Мы станем прототипом семьи будущего. — Он ухмыльнулся, указывая на запеканку. — Попробуй ее. — Отец взял вилку с куском мяса и отправил ее в рот, прожевал, проглотил и улыбнулся. — Вкусно и питательно.

Я уставилась на еду, понимая, что она вышла из моего тела, отправится обратно и покинет его снова. Неожиданно пришла тошнота. Я стала кашлять и выбежала из комнаты.

— Желтый контейнер! — закричал Отец, — желтый контейнер для блевотины!

Я могла слышать, что Шари начала плакать сильнее, а ее стул заскрипел, так как она начала раскачиваться, пытаясь высвободиться.

Проблевавшись в желтое ведро, я подумала, а была ли Зверюшка, ставшая нашим обедом из тех, которым я успела дать имена.

Отец стал грубее. Он ведет себя более жестоко и я думаю, мог ли он измениться из-за моего неподчинения.

Я бы убежала, если бы не Шари.

В школе нас учат нести ответственность за собственные поступки и убирать собственный беспорядок без напоминания родителей.