Некромант для рыжей шельмы (СИ) - Гринберг Александра - Страница 30

Лори харкнул кровью в его сторону, но Макс успел обратить её в прах.

— Будем считать, что понятно.

Он направился к выходу, когда его окликнули:

— Эгертон, одно мое письмо в Иленгард — и твоей карьере конец.

— Ну хоть бы заклятием каким бросил, — разочарованно вздохнул Макс, берясь за дверную ручку. — Как надумаешь писать, сообщи — бумагу с пером тебе пришлю.

Ответа дожидаться не стал — что интересного ему вообще может сообщить эта паскуда? Хотя потряхивало, это да, и нога снова ныла. От адреналина, бурлившего в крови, от невыплеснутой магии и желания всё же кого-нибудь прибить. Жаль, что он уже слишком взрослый. И даже иногда сдержанный. Лори, вон, в живых оставил.

«Эгертон, ты там жив?» — заговорил амулет голосом Анджелины.

— Слегка испачкал туфли.

«Не спеши чистить. У нас твой любимый сорт трупа. Ждем в Низине».

Нога никогда ещё не ныла зря — пора бы уяснить это накрепко.

24

За почти полвека службы в некроотделе Макс навидался всякого. Трупов и их внутренностей без счёта, жертв жутких убийств. Подери Бездна, он застал два «явления» Элриссы Аз-Саадат, которая была той еще выдумщицей — один только Красный бассейн чего стоил. Но даже её, психопатку-некромантку с тягой то ли к вечной жизни, то ли к мировому господству, он понимал. Ни одна из её жертв не была напрасной, в каждом шаге поехавшей любовницы тупицы Альфарда был расчет, идея и смысл. И это вызывало некоторую долю уважения со стороны всех некромантов. Даже Блэр восхищалась ею, хотя вот уж кто огреб от неё по полной.

Зверобой вызывал только отвращение. Поначалу, когда он потрошил гильдейскую шваль и прочий сброд, его действия можно было списать на желание отомстить за что-то. Было в этом даже нечто благородное, если опустить всякую сомнительную мораль, — всё равно его предыдущим жертвам за их преступления светила ровно та же смертная казнь, пусть и менее жестокая. Но ни Дора, ни уж тем более девчонка из Низин, подрабатывающая курьером, подобной смерти не заслуживали.

При виде того, что осталось от двадцатилетней Айдис, Макса не стошнило только благодаря солидному стажу и крепкому желудку. Эта судьба настигла боевиков, обнаруживших труп: одному из них явно потребуется помощь менталиста. Да что там — даже на Бэйли, чей отряд снова оказался дежурным, лица не было.

Окровавленная ванна казалась извращённым подобием витрины в мясной лавке — методично освежеванное и расчлененное тело бедняжки Айдис было аккуратно разложено в мутно-багровой водице; сверху, будто вишенка на долбаном кровавом торте, красовалась почти нетронутая голова. Длинные мокрые волосы змеились по голубоватым эмалевым стенкам ванны, липли к мясу, которым стала девушка в руках маньяка, и к лилейно-белым, бескровным щекам с чёткой, будто нарисованной россыпью веснушек. Даже под маской жуткого посмертия легко разглядеть, что Айдис была очень хорошенькой, с правильными чертами лица, роскошными тёмными волосами, фарфоровой кожей и большими голубыми глазами, которые сейчас казались парой мутных стекляшек. И Зверобою, должно быть, тоже понравилось её лицо — иначе с чего бы он отнесся к нему так бережно?

Больной, мать его, ублюдок, чтоб его все демоны Инферно драли.

Однако вместо Зверобоя драть будут их — прямо с утра, когда вместе с бесполезным отчетом о вскрытии и результатами исследования места преступления перед генералом положат свежую газетёнку.

Хотелось напиться. Совершенно по-свински, каким-нибудь дешёвым пойлом прямо из горла, забыв о всяком воспитании. Выкурить сигариллу с запрещёнными травками, улечься на полу перед камином, с котом под боком, и страдать ему в шерсть о собственной бесполезности. А потом выпить ещё — чтобы прекратила уже так невыносимо болеть нога, на этот раз потому, что за последние шесть часов он не присел ни разу.

Карманные часы показывали три ночи, когда Макс добрёл до своего дома. В окнах гостиной горел тусклый свет, заставляя отстраненно подумать о том, что неплохо бы привести в порядок систему освещения. И только потом, небрежным движением отменив запирающее заклинание на двери, вспомнил о Билли, которую притащил к себе невесть зачем. Ещё и в такое неудачное время. Хочется только расколотить что-нибудь, а придётся отвечать на вопросы и хоть как-то реагировать на чужое присутствие.

Как же всё хреново.

Первым, что он узрел, войдя в гостиную, была мелкая Фоули, растянувшаяся на ковре во весь свой немалый рост и использующая его кота вместо плюшевого мишки. Вредный и своенравный Бэзил, как ни удивительно, стоически терпел сие непотребство — с обычным своим недовольным видом, но тем не менее.

— Отлично, ты сломала моего кота, — вполголоса заметил Макс.

Билли, естественно, не ответила — она знай себе дрыхла в обнимку с чужим котом. Вокруг неё были разложены чертежные инструменты и несколько толстых стопок бумаги, исписанной каллиграфическим почерком и расчерченной какими-то мудреными схемами. (На одной из стопок кверху лапами растянулся Персик, увлеченно охотящийся за своим хвостом.) У Макса в доме всего этого заклинательского добра не водилось, да и Билли уже принарядилась в собственную одёжку — значит, успела смыться и побывать в своей квартире. (А жаль… его одежда на ней Максу больше нравилась.) И вернулась, пусть до того явно не горела желанием оставаться под чужой крышей.

И правильно сделала, что вернулась. Иначе Макс бы её из-под земли достал… разумеется, из принципа, а вовсе даже не из-за какого-то там глупого беспокойства. Это вообще до Бездны странно — беспокоиться о ком-то кроме себя, кота и давно уже выросшего сына, в котором Макс, как и всякий родитель, всегда будет видеть щекастого карапуза. (И плевать, что Калебу скоро стукнет тридцать.)

Билли стоило бы разбудить — нечего дрыхнуть на полу в окружении бумажек и котов, когда в её распоряжении целая комната. Одно только «но»: молчать Билли не умеет, а Макс был отчего-то уверен, что никакой их разговор сейчас добром не кончится. Достаточно вспомнить их милую беседу в его кабинете, которая превратилась в совершенно отвратительную сцену то ли ревности, то ли глупости.

Глянув на неё ещё раз, Макс махнул-таки рукой, бросил китель на спинку дивана и, стараясь ступать не слишком громко, направился на кухню. Пить, без всякой закуски, как того хотелось ещё три часа назад.

Один из минусов бытия некромантом — нажраться до непотребного состояния, как того хотелось, физически невозможно. Хорошо хоть в доме на такие случаи всегда имелся дешёвый виски, который без всяких сожалений и этикета можно пить прямо из горла. Усевшись на стул и вытянув ноющую ногу, Макс призвал бутылку и пепельницу. Закурил, выдохнул струю дыма в освещённое только ночником пространство кухни. Откинулся на спинку стула, подумал, что стоит приобрести мебель поудобнее, закрыл глаза.

Зверобой определенно некромант. Никто другой не смог бы так профессионально подчищать за собой следы, не оставляя малейшей ниточки. И мозгов в головах несчастных жертв. Можно было взять за рабочую версию очередного поехавшего фанатика, вознамерившегося поднять какую-нибудь жуткую нежить — ритуалов по призыву всякой хрени, как и вообще ритуалов с жертвоприношениями, имеется в достатке. Другое дело, что Макс в эту версию не верил ни на гран. Во всех действиях Зверобоя было что-то личное, иначе ничем не объяснить, что до Доры он резал только всяческую шваль. И почему он вообще переключился? Что заставило его так резко сменить поле деятельности? Ублюдки среди оборотней вряд ли закончились — только в услужении Найри таких наберется с добрый десяток, и это из тех, о ком Макс в курсе. У Хельты зубасто-клыкастых наёмничков куда больше, есть где разгуляться…

«В Бездну».

Один из главных принципов — не тащить работу домой, никогда и ни при каких условиях. Макс тряхнул головой, не глядя затянулся ещё раз и только потом открыл глаза. Чтобы в тот же миг столкнуться со взглядом Билли, замершей в дверном проеме.