1970 - Щепетнов Евгений - Страница 4

В любом случае – мне надо искать людей. Стало гораздо холоднее, и уже реально зуб на зуб не попадает!

И я побежал. Вначале тяжело, хромая на пораненную ногу, разминая застоявшиеся мышцы, потом уже легче и еще легче. Для своих лет я бегаю очень недурно, учитывая, что делаю это теперь очень редко. Ну да, в тренажерном зале волей-неволей отрабатываешь «дыхалку» на кардиотренажерах, но бегать я не бегаю – и не потому, что так важен. Типа такой важный господин. «Генералам нельзя передвигаться бегом – во время войны это может вызвать панику, в мирное время – смех». Совсем не потому. Просто… не люблю. Набегался уже за свою жизнь, хватит уже! Замерз, вот и побежал. Нет сейчас другого способа разогнать кровь, вот и бегу.

Ни одного фонаря по обочине дороги. И ни одной машины ни в попутном направлении, ни в обратном, из города.

Стоп! Что у меня с головой?! Нет, мозги у меня не вываливаются, я не протухлый зомби, но почему я так туго думаю?! За каким хреном я бегу в город, до которого четыре километра, когда в пятистах метрах от меня – МОЙ ДОМ?!

Господи… я и правда спятил! Если это Гуселка, то по прямой до моего дома пятьсот метров, а я бегу в противоположном направлении, как настоящий идиот!

Может, я и правда ударился головой… стал глупеть, как герой рассказа «Цветы для Элджернона». Вот был умным бывшим воякой на пенсии, подрабатывающим написанием фантастических боевиков, один из нескольких «настоящих профессиональных графоманов». Ну… так нас хейтеры именуют, которые анонимно оставляют свои высеры в Сети, зная, что достать их, мелких говнюков, чтоб разбить им башку, практически невозможно. Но теперь я превратился еще и в тугодума! Простейшая задача – определиться на местности и выработать план действий – вызывает у меня головную боль и подвигает на совершенно глупые поступки!

Я остановился на обочине, обхватил себя руками, пытаясь укрыться от пронизывающего ветра, со свистом разметающего листья и пыль на обочине (вот только что не было ветра, и вдруг поднялся! Ну что за хрень?), и попытался привести мозги в порядок.

Итак, что я имею: примерное определение на местности – всего лишь по мостику, ПОХОЖЕМУ на мостик возле моего дома! Речка, которую я почему-то принял за Гуселку. И полное отсутствие огромного моста-путепровода, который должен быть над этой самой Гуселкой!

А еще – вместо четырехполосной Усть-Курдюмской трассы обычная двухполосная асфальтированная дорога, ПОХОЖАЯ на ту дорогу, которая… хм… На какую дорогу она похожа? Да ни на какую конкретно! На ЛЮБУЮ дорогу, которую покроют асфальтом!

И что делать? Ну что делать… идти к дому, конечно. Кто-то спер мост-путепровод, забросил меня на берег Гуселки, спер всю мою одежду…

Черт! Я схожу с ума!

Я! Схожу! С ума!

Голова заболела так, что я даже подумал, как бы какой-нибудь сосуд в ней не лопнул. Не хочу подыхать голым на хрен знает какой дороге. Без семьи, без жены. Хочу умереть лет в сто пятьдесят, окруженный внуками, правнуками и праправнуками. На своей постели, что характерно!

И тут мое внимание привлек звук. Машина! Сюда ехала машина со стороны города!

У меня даже дыхание в груди сперло – наконец-то! Сейчас попрошу сотовый, позвоню жене, и меня отсюда заберут домой! И все это сумасшествие закончится!

И тут снова по башке как пыльным мешком шарахнуло: а может, мне это все видится? Чудится? Лежу я в виде овоща где-нибудь в больничке – после аварии доставили – и вижу сны! Сны бывают такими яркими, насыщенными, что их можно как кино смотреть! Я нередко вижу сны, да такие яркие, что сам потом дивуюсь. Яркие и странные. Иногда – эротические. Ну а что? Я мужик! Хм… мужики – в поле пашут. Мужчина я, да! Люблю женщин! И что теперь?! Мысли путаются…

Свет ударил в глаза, машина с визгом тормозов остановилась, и я шагнул к ней, забыв, что на мне нет никакой одежды, кроме естественного «шерстяного» покрова. Да и тот совсем редкий – ну не грузин, особой шерстистостью не отличаюсь. Из машины кто-то вылез, кто это был, мне не видно. Фары (видимо, на дальнем свете) слепили так, что у меня из глаз, привыкших к темноте, едва не полились слезы, и в пространстве завертелись красные круги. Но голова теперь работала довольно-таки четко, и я для себя отметил, что, судя по звуку, это «уазик». Деревенские? Или какой-нибудь поклонник оф-роуда?

– Мужики! – начал я и вдруг замер, не закончив фразу. Фары потухли, теперь горели только подфарники, и в свете тусклых фонариков я и в самом деле увидел «уазик». Полицейский «уазик». Желтый, как лимон, с синей полосой. И на водительской дверце у него что-то темнело – что-то нарисованное, но что именно, я не разглядел.

– Эй! – Голос был мужским, молодым, и шел он от стоящего возле машины мужчины в полицейской фуражке. На ней ясно выделялся блестящий кругляшок кокарды. – Ты откуда взялся?! Что тут делаешь посреди ночи? Да еще и голышом! Пьяный? Что, обобрали, что ли, пока пьяный валялся?

– Я не пью, мужики… несколько лет уже не пью! – с некоторой обидой ответил я. – В аварию попал! Сознание потерял, очнулся – и вот! Здесь! Я где вообще нахожусь? Что это за речка? Что за дорога?

– Дорога на Усть-Курдюм… речка – Гуселка! В аварию, говоришь? А где авария была? Что за авария?

– Выше, у «Ленты»! Почти у «Ленты»! Я на «Ниве» ехал, а козел на «мерсе» меня хотел подбить. Вылетел навстречу и в фуру, «Вольво», она в город с моста шла. «Вольво» на встречку вылетела ко мне, и меня в лоб! Я сознание потерял, «очнулся – гипс»!

– Какая такая «лента»? «Вольво»? Что за «Вольво»?! Какой тут «мерс»?! Это тебе Москва, что ли? – хохотнул голос с водительского сиденья. – Спятил совсем! Андрюх, ты поосторожней! Он вон какой здоровый бугай! Борец, видать! И клоун… ха-ха-ха…

– Вот что, борец… – продолжил первый полицейский. – Ты где вообще живешь-то? Мне с тобой времени нет лясы точить, мы на вызов едем в Курдюм. Так что давай быстрее колись, кто ты да что ты.

– Ребята, дайте трубочку – позвонить, – попросил я едва не дрожащим от холода голосом. – Жене позвоню, она меня заберет! Я тут живу, рядом, за Гусельским мостом! У нас там дача, переделанная в жилой дом, мы там пять лет уже живем. На Мраморной.

– Андрюх… он ненормальный, точно! – опасливо бросил водила. – Какие, на хрен, дачи?! Там пустырь! Никаких дач нет! И тем более домов! И какую трубку он вообще требует?

– Позвонить дайте, ребята! – попросил я снова. – Я оплачу разговор! Брошу денег на счет… потом! Как домой доберусь! Пожалуйста!

– Вот что, мужик… – начал первый. – Залезай назад. Не в салон! Назад! Доставим мы тебя в отделение, а там уже и разберутся – кто ты, откуда и какую трубку ты требуешь. Нет у нас никаких трубок. Сигарету могу дать! «Приму». Потом. В машине курить нельзя. Васька дыму не любит.

– Не люблю! – откликнулся водила. – Мало того, что засрете, наблюете тут, засранцы, так еще и дым ваш нюхай! А между прочим, он вредный! Давай полезай!

Водила вышел из машины с кривой ручкой, что должна быть приделана к двери, пошурудил ею в нужном отверстии, дверца багажника и открылась. А я, повинуясь жесту первого (летеха, теперь вижу – глаза привыкли), шагнул к машине.

И остолбенел! На дверце красовался ясно различимый в свете луны герб! Герб Советского Союза! А выше, на синей полосе (и как я это не заметил?!) – надпись «милиция»!

– Ну что застыл, твою мать! – ругнулся сержант, стоявший у дверцы. – Влезай, пьянь чертова! Как вы уже за…ли, пьянь поганая!

– Слышь, Вась. От него и правда спиртным не пахнет, – сказал летеха, мимо которого я проходил. – Я пьянь за полтора метра чую. У меня нос – как у собаки! Мужчина трезвый. И не с похмелья. Кстати, в отличие от тебя! Несет от тебя – мама не горюй! Вчера набухался, что ли?

– Свадьба же у другана, святое дело! – весело хмыкнул сержант, закрывая за мной дверцу. – Имею право! Не на службе же.

– Давай быстрее! Щас прибьет этот гад кого-нибудь, и будем потом отписываться, где это мы застряли и почему быстро не приехали! И не хрена было Костяну на ужин дежурку брать! Сам бы дошел! Вот понадобилось – и на чем ехать?!