Нова и Куинтон. Без сожалений (ЛП) - Соренсен Джессика - Страница 11

Меня разозлило, что он открыл эту дверь, и я был еще больше зол на себя за то, что все еще не могу говорить о таких вещах. Меня впереди ждет очень длинный путь восстановления, все говорят мне об этом, как будто я сам этого не понимаю. Я все знаю. Я все время думаю об этом, как много мне может потребоваться времени, чтобы найти хоть какой-то баланс в моей жизни. Но тот факт, что я осознаю, как долго это может продолжаться, должно что-то означать, верно? Означает ли это, что есть надежда для меня избежать рецидив - слово, которое мне хорошо знакомо по реабилитационному центру. Многие люди были там после рецидива, и я не мог им помочь, но думал об этом. Как легко было бы просто сделать это снова. Заблудиться. Перестать думать о работе. И терапии. Забыть сны о Лекси и смерти. Но это трудно, потому что в моем окружении есть несколько людей, которые толкают меня в противоположное направление.

Тем не менее, я не могу не быть в курсе всех мест, где, я знаю, могу достать наркотики. Например, у Маркуса, что живет вниз по улице, я слышал, он до сих пор этим занимается. Или у моего старого друга Дэна, именно с ним я впервые накурился. Я столкнулся с ним на днях в магазине, пока выбирал молоко по просьбе отца. Он выглядел обдолбанным, и я ему позавидовал. Он даже спросил меня, принимаю ли я еще, и я был готов сказать «да», потому что знал, куда меня это приведет. Но вместо этого я нашел в себе силы ответить «нет» и несколько минут спустя стоял в очереди в кассу, такое обыденное и скучное занятие, которое позволяет многим мыслям проскользнуть в голову. Например, насколько близко к магазину место, где произошла авария. Там, где я умер и вернулся к жизни. Там, где потерял двух людей.

- Ты уже готов? - спрашивает отец, постучав в дверь, прежде чем зайти в мою спальню, прерывая мое занятие.

Я перестаю двигать ручкой по бумаге и отрываю взгляд от блокнота. Он одет в футболку поло и брюки, вместо обычной рубашки с галстуком, но это потому, что он взял сегодня выходной на работе.

- Сколько времени? - спрашиваю я, отложив блокнот и ручку в сторону на кровать.

Он поглядывает на часы. - Без пятнадцати два. Немного рано, но я подумал, что мы могли бы остановиться перекусить и поговорить. - Он чешет затылок, выглядя смущенным.

- Конечно, - встаю с кровати, хватая куртку со спинки компьютерного кресла, и мы выходим из комнаты.

Как обычно, никто из нас не говорит, пока мы садимся в машину и едем вниз по дороге. Всю поездку между нами нет ничего, кроме молчания, но мне это знакомо. По сути, это стало очень удобно. Но кое-что меняется в сторону незнакомой мне территории, когда отец подъезжает к ресторану, проезжая мимо придорожного авто-фаст-фуда. Посещение кафе никогда им не практиковалось. На самом деле, я даже не могу вспомнить, чтобы он когда-нибудь водил меня в ресторан.

- Мы будем есть здесь? - спрашиваю у него, пока он паркует машину на свободное место возле забора.

 Он глушит машину и смотрит на кафе, которое оформлено декором ко Дню Благодарения: оранжевые фонарики и нарисованные индейки на окнах. - Я подумал, что мы могли бы поесть что-нибудь получше для разнообразия. Я знаю, что был ужасным поваром последние несколько недель. Просто я слишком привык готовить для одного.

- Поверь мне, за эти несколько недель я ел лучше, чем за все лето. - Как только я это говорю, мне хочется взять свои слова обратно. Я никогда не знаю, насколько могу быть честным со своим отцом. Как много он хочет знать о том, что я делал, как много я хочу, чтобы он знал. Не похоже, чтобы у нас когда-либо были такие прекрасные отношения и честно, я думал, что он ненавидит меня из-за аварии. И может, так и сеть. Может, он просто чувствует себя обязанным помочь мне, потому что я его плоть и кровь. Я не совсем уверен. Я спросил Чарльза об этом еще в период своей реабилитации, и он сказал, что я должен поговорить с отцом о своих чувствах, но не думаю, что готов это сделать, не зная, смогу ли я справиться с этим или он.

- Но все-таки было бы хорошо поесть нормальную еду, - он больше ничего не говорит, вылезая из машины и захлопывая дверь.

Я тоже выхожу, и мы идем через парковку и входим в кафе. Нас встречает администратор, блондинка с винтажными очками, и я сразу улыбаюсь при виде их. Мне кажется, она думает, что я с ней заигрываю, потому что на ее лице появляется широкая улыбка, и она начинает накручивать прядь волос вокруг пальца, пока болтает о еде и ведет нас к столику.

Я улыбаюсь, только потому, что вчера Нова спросила меня, стоит ли ей носить очки. Она сказала, что врач рекомендовал их при чтении и работе за компьютером. Ей не очень нравится эта идея, и она думает, что будет выглядеть еще глупее, чем есть. Когда я не согласился с ней и сказал ей, что она будет выглядеть круто, она засмеялась и сказала, что она может просто купить винтажные очки с цепочкой, как женщины носили в 1950-х годах.

- Что ты улыбаешься? - удивляется отец, когда мы занимаем место за угловым столиком.

- Ничего, - я смотрю на хостес, которая по-прежнему улыбается мне, когда кладет меню на стол перед нами.

- Я что-нибудь еще могу сделать для вас? - спрашивает она, косясь на моего отца, а затем ее выжидающий взгляд перемещается на меня.

Мой папа начинает качать головой, когда я говорю, - Да, могу я сфотографировать ваши очки?

Отец бросает на меня ошеломленный взгляд из-за стола, как будто я потерял рассудок, но девушка кажется польщенной.

- Конечно, - говорит она, и широко улыбается, когда я поднимаю мобильник, который купил через три дня после того, как мой отец опаздывал на час, забирая меня с терапии, и не мог позвонить мне, чтобы сказать, что задержится.

Я делаю фото очков и благодарю ее, прежде чем она уходит, выглядя очень довольной собой.

- Что это было? - спрашивает отец, пока я стараюсь обрезать изображение и увеличить очки как можно больше. - Тебе понравилась эта девушка?

Я качаю головой, прикрепляя фото к текстовому сообщению, адресованному Нове.

- Нет, мы с Новой просто разговаривали об очках прошлой ночью, и она упомянула о таких же, что были на этой девушке. - Я печатаю: Эти хорошо бы смотрелись на тебе. Они подошли бы к твоим глазам. Я передвигаю палец, чтобы нажать «отправить», но потом останавливаю себя, подумав, что может быть, я слишком кокетничаю с ней. Мы должны оставаться просто друзьями. Это тоже хорошо. Все говорят, что мне нужно успокоиться. Ни стрессовых ситуаций, ни стрессовых отношений, особенно когда мои чувства к Нове настолько интенсивны.

Но это всего лишь сообщение.

Черт, я так запутался в этом жизненном выборе, с каких пор, черт возьми, я должен мучиться, чтобы отправить простой текст сообщения. Раньше все было намного проще. Или, может, я просто не обращал внимания.

Наконец я нажимаю «отправить» и будь, что будет, говорю себе, чтобы прекратить все анализировать. Но даже сейчас, когда я убираю телефон, тысячи мыслей проносятся в моей голове таких, как то, что я могу сидеть здесь, выбирая очки для Новы, в десяти милях от Лекси, закопанной в землю на кладбище на холме. Или если я проеду около пятнадцати миль к востоку, то попаду в то место, где ее жизнь оборвалась. Но тебе нужно просто отпустить это. Исцелиться. Принять то, что есть. Все, что случилось с тобой. Все плохое. И это не означает, что ты не заслуживаешь жить. Это то, о чем говорил мне Чарльз в клинике, и я стараюсь напоминать себе об этом снова и снова. Но я впадаю в уныние, и когда мой телефон вибрирует в кармане, я не хочу на него смотреть, поэтому не обращаю внимания и заказываю еду, когда подходит официантка, чтобы принять наши заказы. Она приносит нам воды, и когда она уходит, отец начинает болтать о своей работе. Я отключаюсь, не переставая думать, правильно ли поступил, прикрепив к сообщению такое фото.

- Так что ты думаешь? - спрашивает отец, расправляя свою сервировочную салфетку.

Я отвлекаюсь от своих мыслей и фокусируюсь на нем. - О чем?