Невидимки (ЛП) - Литтл Бентли - Страница 35

Когда я закончил, он сказал:

— Не переживай. Ты сделал то, что должен был.

Я ему не поверил, но всё равно кивнул.

Он осторожно вытолкнул меня из кабинки.

— Прошу прощения.

— Чего?

— Отлить надо.

Он закрыл дверь. Я услышал, как он расстегнул ширинку, затем послышался звук журчащей в унитазе воды.

И всё.

Я пришёл сюда, снова всё увидел, снова всё пережил, но это ни на секунду не избавило меня от беспокойства. Но услышав, как Фелипе мочился в той же кабинке, где я убил Стюарта, я вдруг успокоился. Каким-то неведомым образом я понял, что прошлое осталось позади, а будущее, вот, оно — перед моими глазами. И оно мне нравилось.

Будущее за нами.

Когда Фелипе смыл за собой и вышел, я улыбался.

— Всё хорошо? — поинтересовался он.

— Всё отлично, — ответил я.

— Идём, проверим твой кабинет.

Я провёл его дальше по коридору. Как и у Стюарта, у меня было пусто. Замены мне видимо пока не нашли. Блин, они поди даже не заметили, что меня нет. Стопка бумаг на столе так и лежала.

Фелипе оглядел кабинет.

— Господи, ну и мрак.

— Ага, — согласился я.

— Тебя не бесило здесь работать?

Я кивнул.

Он посмотрел на меня и протянул коробок спичек.

— Так, сделай что-нибудь.

Я всё понял и мой пульс ускорился. Да, решил я. Так и надо.

Он вышел в коридор.

Это я должен сделать сам.

Некоторое время я просто стоял, затем поджёг одну спичку, поднёс её сначала к инструкции, затем к руководству по эксплуатации. Пламя разгоралось медленно, постепенно растекаясь по всему столу. Я вдруг вспомнил о визитках, бросился к тумбочке и вытащил. Горел уже весь стол, я бросил визитки в огонь. Они немедленно почернели и скукожились.

Со старой жизнью покончено.

Навсегда.

Назад я вернуться больше не мог.

Я вышел в коридор, кивнул Фелипе и под звон пожарной тревоги мы спокойно вышли из здания, разбрасывая по пути наши визитки.

Я снова задумался над тем, кто я такой. Кем были все мы. Обладали ли мы отличными от других генами и хромосомами? Было ли этому вообще хоть какое-то научное объяснение? Мы какие-то пришельцы или отдельная раса людей? Глупо думать, что мы не люди, учитывая, что мы являли собой стереотипных, самых обыкновенных граждан. Но в нас определенно было нечто, что отделяло от остальных. Могло ли быть так, что каждый из нас по отдельности, в силу какого-то совпадения, настолько глубоко впитал в себя общественные нормы, привычки нашего окружения, что наша собственная культура, призванная видеть всё необычное и отвергать очевидное, нас просто отторгла? Или мы действительно были настолько оригинальными, что излучали вокруг себя физически ощутимое поле, которое и делало нас невидимыми для окружающих?

Ответов у меня не было, одни вопросы.

Не уверен, что остальные думали о том же. Внешне это, по крайней мере, никак не проявлялось. Возможно, Фелипе. Он был умнее нас, ярче, был более амбициозен, более серьезен, более задумчив. Остальные, в некотором смысле, были похожи на детей, и мне казалось, что пока Фелипе оставался для них неким опекуном, продолжал за них всё планировать и решать, они были счастливы. Он считал, что так и надо, ведь мы — Невидимки, мы прошли через ад, обычные люди на нас не реагировали, мы не соответствовали их стандартам, представлениям. Мы были предоставлены сами себе. Мы получили право стать личностями. Однако другие террористы таковыми не являлись. Раньше они идентифицировали себя со своей работой, теперь же они считают себя террористами. Они просто переключились с одного определения на другое.

Впрочем, говорить об этом Фелипе я не решился.

Пусть он видит нас такими, какими хочет видеть.

Мы стали ближе друг к другу после визита в «Автоматический интерфейс». У нас не существовало какой-то формальной иерархии — Фелипе был главным, а остальные следовали за ним — но если бы она существовала, я был бы вице-президентом, или старшим помощником. Если ему нужно было чьё-то стороннее мнение или оценка, он спрашивал меня. Именно в моих советах он нуждался более всего. Все остальные, за исключением Джуниора, были с ним гораздо дольше, чем я, но очень быстро стало ясно, что среди равных, я, некоторым образом, равнее других. Никто не выражал обиды, все согласились с данным порядком вещей и дела шли своим чередом.

В течение следующих недель мы посетили старые рабочие места всех наших соратников.

И мы их разрушали.

Однако, несмотря на то, что мы везде разбрасывали свои визитки, ответной реакции так и не последовало.

Хотя, несколько новых статей мы в альбом вклеили. И, хоть пока про нас не было показано ни одного сюжета в новостях, Фелипе продолжал нас убеждать, что рано или поздно это случится. Я лично ни капли не сомневался в его правоте.

Я начал гулять. После трудного дня, когда остальные террористы расходились или высаживали меня около дома, я не чувствовал никакой усталости. К тому же, мне не очень нравилось сидеть в запертой квартире. Поэтому я начал гулять. Раньше я нечасто ходил пешком. Район, где я жил, был не самым презентабельным и ходить там по вечерам — довольно опрометчивое решение. Но сейчас, когда я знал, что никто меня не замечает, я мог спокойно разгуливать по улицам Бреа.

Ходьба успокаивала.

Однажды я дошел до противоположного края города и пришёл к дому родителей Джейн. Не знаю, чего я ожидал, машину Джейн на обочине, наверное. Или её силуэт в окне. Но, когда я подошёл к дому, в окнах было темно, а на обочине пусто.

Кажется, я простоял около дома несколько часов. Я вспомнил, как впервые пригласил Джейн на свидание, как мы потом сидели у меня в машине, в двух домах от дома её родителей. На какое-то время, до того, как мы начали жить вместе, жилище её родителей стало моим вторым домом. Здесь я проводил почти столько же времени, сколько у себя.

Сейчас тут всё казалось незнакомым.

Я стоял, смотрел и ждал, пытаясь собрать волю в кулак, подойти к двери и постучать.

Живёт ли она с родителями? Или переехала куда-то ещё? Даже если она жила в другом городе, в другом штате, родители должны знать, где именно.

Впрочем, судя по всему, родителей дома не было.

А если бы были и я спросил бы их о Джейн, что они бы мне ответили? Узнали бы они меня? Увидели бы?

Я ещё какое-то время постоял перед домом. Ночью стало прохладно, у меня замёрзли руки. Надо было захватить куртку.

Наконец, я решил уйти. Родители Джейн так и не вернулись, и я даже не знал, когда вернутся. Может они вообще в отпуск уехали. Или в гости к Джейн.

Я развернулся и пошёл обратной дорогой. Улицы были пусты, народу не было, но занавески на окнах домов светились голубоватым светом экранов телевизоров. Как там Карл Маркс сказал? «Религия — опиум для народа»? Неверно. Телевизор — опиум для народа. Ни одна религия не имеет такого влияния на население, как этот электронный ящик. Ни у одного попа не было такой аудитории, как у Джонни Карсона[16].

Я вдруг понял, что с тех пор как стал террористом, перестал смотреть телевизор.

Означало ли это, что и все остальные перестали его смотреть? Или я теперь не совсем обычный?

Я так много ещё не знаю и, видимо, никогда не узнаю. Я решил, что гораздо продуктивнее было бы попытаться разобраться в этих вопросах, нежели пытаться привлечь к себе внимание. И всё же я отбросил эту мысль. Ведь, привлечение внимания к нам, означало привлечение к нашей проблеме других, более развитых в интеллектуальном плане людей. Тех, кто могли бы нас изменить, спасти нас из этой ловушки.

«Спасти нас».

Вот, значит, как я рассуждал? Несмотря на все заверения Фелипе в том, что мы особенные, избранные, более везучие, чем остальные, несмотря на непреклонную веру, я до сих пор хотел быть как все, вписаться в этот мир?

Да.

Домой я вернулся за полночь. По пути я многое обдумал, проиграл в голове множество сценариев, составил кучу планов. Не раздумывая и не позволяя себе отступить, я позвонил родителям Джейн. В трубке раздался один длинный гудок. Затем второй, третий.