Наши тени (СИ) - Хайруллин Миша - Страница 24

— Ненавижу вас.

Девушка утирала слёзы с глаз кистью рук, спрятанной в кофту. Веки её покраснели, осушились, но затем быстро намокли снова. Она продолжала беспощадно тереть свои глаза. Я взглядом показал Болди и Еве, что им следует извиниться.

— Харли, ты это… Прости нас, мы правда не хотели, —

оправдывался парень.

— Ничего, — снисходительно ответила только что плакавшая девушка. — Со всеми бывает.

«Неужели они настолько демократично помирились? Прямо не верится», — подумал я.

Тишина. Она продлилась недолго.

— Осталась одна проблемка, — указала пальцем на забор Ева, — как будем действовать?

— Обходить смысла нет, — ответил я, — придётся вас подсадить.

— Серьёзно? А сможешь?

— Думаю, да. Ну, по одному.

Пара уступила Харли. В конечном счете, они провинились перед ней.

Мы все провинились перед этой хрупкой на первый взгляд девушкой. Она с разбега упёрлась своими тёмными кроссовками с весьма колючим протектором в мои ладони и перемахнула за границу. Затем это повторила Ева. Болди же повторил это только со второго раза, да и то с особым трудом. Его вес, как мне тогда показалось, перевалил за отметку в 80 килограммов. Я остался один. Между нами прочертили очень внушительную черту. Я не мог с такой ловкостью перелезть через забор. Тут даже уцепиться не за что!

— Ник, а ты как тогда? — с испугом спросила Ева.

— Попробую обойти. Болди, у тебя есть вторая копия карты?

— Есть, вроде, но там только часть.

— Сойдёт. Покажи, где мы, а дальше сам разберусь.

Он откопал в своём рюкзаке клочок жёлтой, измятой бумаги и сунул его сквозь сетку, свернув листок в неаккуратную трубочку. Я принял эту посылку и начал вглядываться в изображение. Неудивительно, но я не смог ничего разглядеть.

Фонарик. Не помню даже, когда я последний раз им пользовался. Откопав его во внешнем кармане рюкзака, я осветил чуть ли не всю улицу. Верне, мне так показалось, когда свет отразился от бумажного листа и попал мне прямо в глаза. Тьма незаметно легла на город, закрыв его от солнца своей длинной, мохнатой шерстью. На карте, вернее, на клочке карты, чертёж был очень жирным, неаккуратным. От этого я долго не мог вникнуть в построение чертежа. Улицы были кривыми, дома вообще чуть ли не круглыми. Мда, ручная работа — явно не его конёк. Болди просунул палец сквозь сетку и ткнул куда-то перед автосалоном, который был выделен красным цветом.

— Вот, мы здесь. Обойдёшь тут, — он вёл свой палец очень криво, — затем тут, а потом через главный ход идёшь — и мы тебя будем ждать вот у этого дома. Включи рацию только.

Я нажал на кнопку, кольцо загорелось голубым.

— Ну вот, держи связь, идём, девчонки!

— Дурак, — злобно ему ответила Ева. — Ник, будь осторожен.

Я уверенно кивнул.

Они скрылись за поворотом. Болди, Ева, Харли. И я снова один перед обнажённым в ночи городом.

Когда я вышел из зловещей и коварной от своего размера улицы, я начал слушать бьющуюся в уши тишину. Давно проснулись мои старые знакомые — сверчки. Они звонко трещали под бетонными домами, в своих глубоких норках. Их песни, не понятные для обычных людей, служили мне как подсказки. Ночные насекомые смолкали, когда мне грозила опасность, и расцветали, когда я оставался один на один с этим мрачным, несчастным городом. Небо было чистым, полным от звёзд, больших и маленьких, ярких и не очень, и мне казалось, будто полоса Млечного Пути переливалась из сиреневого в синий цвет, чем-то напоминая наш коридор. Луна же давно затерялась на этом тёмном, блестящем полотне, так щедро усыпанном блёстками. Она превратилась в просто жёлтый, ничем не примечательный круг.

Я шёл довольно долго, рация тихо шипела, но я не спешил к ней обращаться. Наконец передо мной предстал невысокий дом, этажа в три высотой. Я подошёл вплотную к входной двери и хотел

ухватиться за ручку, но дверь всё сделала сама, начав скрипеть, она распахнула передо мной чёрный, непроглядный подъезд. Сверчки примолкли, разбежались. Из тьмы доносились звуки капель, падающих на пол. Я достал фонарик и включил его, навёл вперёд… Почти вплотную на меня уставился висящий вверх тормашками труп, чуть ли не разорванный до самого основания и костей. Он был привязан ногой к потолку железной цепью, врытой ему в плоть. С его макушки капала кровь, на лице застыла жуткая гримаса, глаз один, по всей видимости, левый, отсутствовал напрочь, на его месте была воткнута записка, пропитавшаяся кровью. Рук не было, бок был разворочен огромным предметом, словно бензопилой. Одежда мокла в крови, тонула в ней. Я долго стоял, долго думал, живот мой скрутило. Такой мерзости я не наблюдал ещё нигде. Я аккуратно вытащил записку, сложенную в треугольник, и развернул её. Красная, скользкая от крови бумага лениво раскрылась. Все складки слиплись. Текст оказался очень неинформативным:

«ЦЕНА: 120

28.06.18

Торговый дом Sun»

— Кто-то явно не смог придумать что-то интересное, оставляя эту записку.

Я бросил листок на пол, вряд ли он кому-то ещё понадобится. Обтёр свои липкие от крови руки об кофту и пролез под трупом.

Лучи фонаря боязливо освещали лестницу, идущую вверх. Но я всё равно не мог отчётливо разглядеть то, что ждёт меня впереди. Я осмотрелся вокруг. Чуть дальше стояла большая, железная, открытая, чуть ли не выломанная дверь. Ступеньки шли вниз, казалось, будто они вели прямо в ад. Что ж, делать нечего — придётся идти вперёд, вернее, вниз.

Ледяной воздух кусал мою оголённую шею, чёлка болталась перед глазами. Я вышел в освещённое уличным светом помещение. Очередной продуктовый магазин, разграбленный, как и все остальные. Касса пуста, даже кнопки забрали для потехи. Прилавок кричал своей пустотой о бедности ситуации и о том, как трудно жить после такого грабежа. Витрины разбиты, пол усыпан осколками стекла, рваными вещами, смешанными с грязью. Мне не хотелось оставаться здесь, и я вышел на улицу. Надо мной горела яркая светодиодная вывеска: «Sun». Очень интересное название, но если сравнивать этот магазин с Солнцем, то, скорее всего, оно давно уже себя изжило и сжалось до состояния чёрной дыры.

Я сел на лавочку, сырую от вчерашнего… Хм… Сегодняшнего дождя. Ничего, вода — не сало.

20:19. Я ждал, часы застыли. Вот с неба упала звезда, подтянув за собой яркий белый хвост, будто стараясь скрыть его от моих глаз. Я смотрел в небо и вспоминал о том, как мы с Милли выбрались ночью на прогулку.

Она — девушка порядочная, но и не такое могла сделать вопреки своей правильности. Мы долго расхаживали по освещённой мягким светом улице, улыбались прохожим, улыбавшимся нам. В ту ночь мы ели мороженое, которое купили в небольшом ларьке. Она очень любила вкус лесных ягод — при первой возможности она выбирала блюдо именно с таким вкусом. Я же очень любил — да и сейчас люблю — шоколадное мороженное. Мы оба заказали по три шарика. Гуляли в парке, смотрели на музеи, наблюдали за звёздами. Та ночь была наполнена теплом, счастьем. И даже холодное мороженое не давало нашим сердцам остыть от переполняющих их эмоций. Когда нам было пора расходиться, Милли задала мне странный вопрос, на который я до сих пор не могу дать ответа:

— Ник, а ты бы мог убить меня, если бы другие люди после этого никогда не страдали?

— Что?! Милли, о чём ты говоришь?!

— Ну, мне просто интересно — можно ли убить кого-то ради всего человечества? А если убиваешь другого человека ради своей жизни, значит, вероятно, жизнь имеет цену?

— Конечно же нет! Ведь жизнь человека бесценна!

Бесценна.

Милли захихикала и поцеловала меня в щёку.

— Мой герой!

Я вышел из воспоминаний. Пока я раздумывал, меня ещё не убили. Это уже хорошо.

Но к чему Милли задала такой странный вопрос? Не знаю наверняка, но, скорее всего, она просто хотела знать ответ. Знать, на что способен я. И в чём заключаются мои границы. Но разве человек познаётся в самопожертвовании? В таком случае, это просто смерть ради жизни.

— Да где же они?