Небесная Точка (ЛП) - Форд Фил - Страница 5

Когда тяжёлые стальные двери грузового лифта закрылись за Луккой, единственным свидетелем его возвращения осталась скрытая камера видеонаблюдения, но это его не беспокоило. Единственным местом, куда передавались изображения с неё, была группа мониторов в его собственной квартире. Беснику Лукке было сорок два года, и он планировал прожить ещё как минимум столько же — и знал, что сможет добиться этого, только будучи сильным и осторожным. Именно поэтому он вложил так много денег в «Небесную Точку»: это был не просто многоквартирный дом, возвышающийся над Кардиффом, как любое другое подобное здание, — это была крепость Бесника Лукки.

Лукка вышел из лифта на двадцать пятом этаже и ввёл очередной код безопасности, а затем открыл дверь своего пентхауса. Как только он переступил порог, автоматически зажглись лампы. Это означало, что больше никто здесь не ходил и что Кармен по-прежнему лежала на кровати, где он её оставил. Не было шанса на то, что она могла одеться и уйти; он не оставил ей кода, который позволил бы ей выйти из квартиры. Она никуда не уходила, пока он ей не велел. И за две недели, прошедшие с тех пор, как он привёл её обратно в квартиру, мысль об уходе, казалось, ни разу не пришла ей в голову. Это было вроде героина. К этому довольно быстро можно было привыкнуть.

Он не потрудился проверить, как она. Он прошёл мимо её двери прямо в свою спальню. Город и залив лежали у его ног, тёмные, но сияющие огнями из баров, ресторанов и других квартир. Он разделся и полюбовался своим отражением — обнажённый бог с целым городом, распростёршимся у его ног — а потом пошёл в душ и смыл с себя запах смерти молодого наркоторговца.

В мраморную стену душа был встроен телеэкран, а среди мыла и лосьонов лежал водонепроницаемый пульт. Лукка воспользовался им, когда вода из душа обрушилась на него, словно тёплый тропический ливень, и на экране появилось изображение вестибюля «Небесной Точки».

Временной код внизу экрана сообщил ему, что он смотрит какую-то дневную запись, когда внизу не происходило ничего особенного — если не считать того, как белокурая девушка из агентства по продаже недвижимости любовалась своим отражением в дымчатом стекле. Он улыбнулся, когда она расстегнула несколько пуговиц на груди. Девушка понятия не имела о тайной наблюдательной сети Лукки. Никто не знал об этом, кроме Лукки и людей, которые всё это настраивали. Если кто-нибудь приезжал по его душу — представители других компаний, желающие завладеть его сферами, или кто-то из его бывшей страны, кто по-прежнему охотился за его головой, или даже полицейские — Лукка мог видеть, как они приходят, и был готов. Он был готов, даже если они оказывались умными и нападали изнутри. Камеры были установлены не только в общественных местах; каждая квартира также находилась под наблюдением. Всего этого нельзя было добиться с обычным кабелем, даже если бы он был премиум-класса.

Лукка переключился на изображения с других камер. Многие квартиры до сих пор пустовали, но он знал, что когда-нибудь они заполнятся, и обычно люди, селившиеся в них, были молодыми и привлекательными.

Он вспомнил пару, которую видел в вестибюле перед отъездом. Они были как раз из тех людей, которых он хотел бы видеть среди жильцов «Небесной Точки».

Ладно — она была из таких людей.

Он смотрел на экран, показывавший спальню на тринадцатом этаже. Рядом с временным кодом внизу экрана помещался и номер квартиры: сорок четыре. Семья Ллойд. Лукка не знал по именам всех, кто селился на нижних этажах его крепости, но Юэн Ллойд работал на него. Он был бухгалтером, причём хорошим. Он не был связан с криминальным миром, но не задавал лишних вопросов.

Когда Лукка впервые встретился с ним год назад, Юэн Ллойд был алкоголиком, который мог позволить себе разве что очередную бутылку виски и ни о чём не спрашивал. К бутылке его подтолкнули какие-то семейные проблемы; Лукка предполагал, что это было связано с женой парня.

Венди Ллойд была обворожительна. Слишком обворожительна для кого-то вроде её мужа, который не только был обычным рядовым офисным сотрудником, протиравшим штаны за скучной работой, но и полысел ещё до того, как ему исполнилось сорок, и обзавёлся пивным животом. Что бы ни заставило такую женщину, как она, выйти замуж за такого мужчину, как он, всегда было ясно, что надолго она с ним не задержится. Однажды Лукка пообещал себе, что обязательно переспит с ней, но не раньше, чем её муж перестанет быть полезным для него. Некоторым людям не следовало давать повода предать тебя — и хороший бухгалтер был одним из них.

За последние полгода Ллойд бросил пить; Лукка предполагал, что они с Венди вновь сблизились ради их маленькой дочери.

Лукка собирался переключиться с изображения пустой спальни на что-нибудь другое (потому что Венди не раздевалась там — а он знал, что такое зрелище пропускать нельзя), когда в комнату вошла девочка.

Лукка не особенно разбирался в детях, но он мог предположить, что ей лет пять-шесть. Её звали Элисон. У неё были золотистые волосы, как и у её матери. Очень густые и красивые. Девочке повезло, подумал Лукка, наблюдая, как она взбирается на родительскую кровать с большой тряпичной куклой в руках. Она унаследовала бо́льшую часть генов Венди Ллойд, ничего не взяв от отца — толстого, уродливого пьяницы. Возможно, такое соотношение генов означало и то, что Элисон не унаследовала отцовский ум, но Лукка считал, что это не имеет значения: его интерес к женщинам не распространялся на их интеллектуальные способности. Лукка лишь надеялся, что родители Элисон никуда не уедут из «Небесной Точки» в ближайшие лет десять или около того.

Теперь Элисон сидела, скрестив ноги, на кровати Ллойдов. Напротив себя она усадила тряпичную куклу. Похоже, это было что-то вроде эльфа, гоблина или ещё какого-то мифического существа. На кукле был надет зелёный колпачок с бубенчиком на конце, а на её длинных полосатых ногах красовались тряпичные башмачки с загнутыми кверху носами. Кукла была потрёпанной и полинявшей, как будто она была другом девочки всю её жизнь, и разлучались они лишь тогда, когда игрушке предстояло посетить стиральную машину.

Кукла сидела на кровати, её ноги были раскинуты в стороны, а туловище наклонено немного вперёд для устойчивости. Это выглядело так, словно кукла склонилась к девочке, чтобы поговорить с ней. Лукка видел, что Элисон придаёт большое, едва ли не жизненно важное значение этой игрушке.

Лукка ощутил дрожь где-то внутри: в невинности этого ребёнка было что-то душераздирающее. В глубине души, в той её части, куда Лукка редко заглядывал, он чувствовал боль. Невинность не сохраняется надолго. Мир заботится об этом.

Лукка переключил канал.

Он едва не проворонил парня в длинной шинели.

Ногастая блондинка, чуть ранее днём расстёгивавшая пуговицы у себя на груди для лучшего обзора, теперь уступила место в приёмной консьержу в сером костюме, который, возможно, весил столько же, сколько заполненный общепитовский морозильник, и имел такое же телосложение.

Джек проверил этого парня, ещё когда они с Тошико сидели во внедорожнике, припаркованном рядом с «Небесной Точкой». Они могли пройти мимо него, но Джек не видел смысла в том, чтобы привлекать к себе внимание, если всегда можно зайти через чёрный ход.

Когда они нашли заднюю дверь, оказалось, что этот вход был одним из самых защищённых, какие только Джек когда-либо видел — с цифровым замком, который обычно можно найти у дверей какой-нибудь биологической лаборатории.

— Если бы я была грабителем, я предпочла бы какое-нибудь другое место, — пробормотала Тошико, быстро осмотрев замок и поднеся к нему прибор из своей сумки.

Дверь чёрного хода открылась.

— Если Разлом когда-нибудь закроется, я знаю, чем ты сможешь заняться, — улыбнулся Джек.

Тошико бросила взгляд на Джека.

— Да. Ну, у меня есть опыт, правда?

Джек почувствовал, что улыбка сползает с его лица. Он взял Тошико на работу из тюремной камеры UNIT, в которой не хватало места даже для того, чтобы лечь. Тошико очутилась там после того, как украла засекреченные чертежи экспериментального оружия. Её вынудили сделать это террористы, похитившие её мать. Но за то, чтобы освободиться из военной тюрьмы, ей пришлось заплатить разрывом отношений с семьёй. Он дал Тошико свободу, но для тех, кто работает на Торчвуд, свобода — понятие относительное.