Зов пустоты (СИ) - Валентеева Ольга - Страница 18

пошел к этому... Вайхесу, и тоже бы не согласился. Поэтому не убивайся так. Завтра... завтра

все станет ясно, да?

-Да.

Филипп поднялся и отошел к окну. Он смотрел на залитую солнцем улицу и на фоне

солнечных лучей казался таким же чуждым, как цветы на снегу. Наверное, я сама казалась

такой же. Хотелось одного - чтобы все это закончилось. Но - нет, не закончится. Даже с

судом над Анри, потому что я не остановлюсь, пока не узнаю, кто настоящий убийца, кто

сделал так, чтобы мой жених сейчас гнил в тюрьме, а я сама... едва не стала падшей девкой.

- Знаешь, мне снилась мама, - вдруг заговорил Филипп. - Она звала меня, а я испугался и

убежал. Странно, да? Вроде бы, и жить невыносимо, и умирать страшно.

- Не говори так, - подошла к нему, обняла за плечи. - Надо жить, Фил.

- Ради чего?

Я не знала ответа, но сказала:

- Ради самой жизни. Ради меня, если хочешь. Я не выдержу, если с тобой что-то

случится.

- Спасибо.

И снова отвернулся к окну, а я искала ответ на его же вопрос. Ради чего? Ради мести?

Ради того, чтобы поквитаться с врагами? Спасти все, что еще можно спасти. Хлопнула

входная дверь, и в кухню ввалился сияющий Пьер.

- О, ты вернулась! - затараторил радостно. - Держи.

И протянул мне едва распустившуюся розу. Я взяла цветок и поднесла к лицу. Он пах

так, что кружилась голова. Непрошенная улыбка появилась сама собой.

- Благодарю, - ответила от души. - Куда бы её поставить?

Мы вместе принялись искать вазу или бутылку, или хоть что-нибудь. Для этого пришлось

перевернуть всю кухню. Фил измазался в муке - и где он только её нашел? Пьер достал из

шкафа какую-то кастрюлю, надел на голову и принялся декламировать стихи поэтов

древности. Выходило до того уморительно, что мы едва не забыли о причине поисков. Затем

все-таки решили: отобрали у Пьера кастрюлю и налили в неё воды. Чем не ваза? К столу

садились втроем, запыхавшиеся от поисков и довольные. Сразу стало все равно, что у нас нет

изысканных блюд, а только бутерброды, созданные упорством Филиппа. Впрочем, бутерброды

долго не прожили - мы проглотили их в один миг.

Я была благодарна Пьеру, кем бы он ни был, потому что камень на сердце снова будто

стал легче. Нет, я не забыла о суде и судье, но то и дело отвлекалась на его шутки, смеялась, как последний раз в жизни. И Фил перестал хмуриться, снова начал походить на себя самого.

- Знаешь, мне снилась мама, - вдруг заговорил Филипп. - Она звала меня, а я испугался и

убежал. Странно, да? Вроде бы, и жить невыносимо, и умирать страшно.

- Не говори так, - подошла к нему, обняла за плечи. - Надо жить, Фил.

- Ради чего?

Я не знала ответа, но сказала:

- Ради самой жизни. Ради меня, если хочешь. Я не выдержу, если с тобой что-то

случится.

- Спасибо.

И снова отвернулся к окну, а я искала ответ на его же вопрос. Ради чего? Ради мести?

Ради того, чтобы поквитаться с врагами? Спасти все, что еще можно спасти. Хлопнула

входная дверь, и в кухню ввалился сияющий Пьер.

- О, ты вернулась! - затараторил радостно. - Держи.

И протянул мне едва распустившуюся розу. Я взяла цветок и поднесла к лицу. Он пах

так, что кружилась голова. Непрошенная улыбка появилась сама собой.

- Благодарю, - ответила от души. - Куда бы её поставить?

Мы вместе принялись искать вазу или бутылку, или хоть что-нибудь. Для этого пришлось

перевернуть всю кухню. Фил измазался в муке - и где он только её нашел? Пьер достал из

шкафа какую-то кастрюлю, надел на голову и принялся декламировать стихи поэтов

древности. Выходило до того уморительно, что мы едва не забыли о причине поисков. Затем

все-таки решили: отобрали у Пьера кастрюлю и налили в неё воды. Чем не ваза? К столу

садились втроем, запыхавшиеся от поисков и довольные. Сразу стало все равно, что у нас нет

изысканных блюд, а только бутерброды, созданные упорством Филиппа. Впрочем, бутерброды

долго не прожили - мы проглотили их в один миг.

Я была благодарна Пьеру, кем бы он ни был, потому что камень на сердце снова будто

стал легче. Нет, я не забыла о суде и судье, но то и дело отвлекалась на его шутки, смеялась, как последний раз в жизни. И Фил перестал хмуриться, снова начал походить на себя самого.

- Что значит, я не пойду? - Филипп кричал так, что хотелось заткнуть уши.

- Прости, малец. - Пьер развел руками. - Понимаешь ли, все дело в том, что у меня

вышло добыть только один пропуск, и я беру с собой Полину.

- Почему? Пусть Полли остается дома, а я...

- Я не останусь, - тут же перебила его. - А вот тебе действительно лучше ждать нас

здесь.

- Ты думаешь, после того, что я видел на площади, меня еще можно чем-то испугать? -

Филипп прищурился и стал так похож на отца, что я едва не осенила себя защитным

знамением.

- Нельзя, - согласилась с ним. - Но пропуск все равно один. Поэтому и выбора нет.

Пока наш спор не вышел на следующий уровень, быстро схватила накидку, обулась и

поспешила за Пьером. Наш приятель тоже преобразился. На нем была кипенно-белая сорочка с

воротником-стойкой, черный сюртук с тремя блестящими пуговицами и такие же черные

штаны. А туфли блестели так, что, казалось, в них можно глядеться. Волосы, до этого буйно

торчащие во все стороны, сейчас были тщательно зачесаны на пробор. Настоящий защитник.

Фил все еще пытался спорить, когда мы выскочили за дверь и помчались на улицу. Мои

аргументы иссякли, а вот его, похоже, нет. Шли быстро - Пьер не позаботился об экипаже, а

здание суда находилось далеко, но мне было все равно. Я готова была одти, куда угодно.

- Фух, - вытер Пьер вспотевший лоб, - оторвались. Я думал, мелкий не сдастся.

- Я тоже, - призналась искренне. - Остановить Филиппа сложно.

- Особенно учитывая, что перед нами - неинициированный темный маг. Ему надо учиться, и чем скорее, тем лучше. Пройти посвящение. А пока что он нахально питается нашей магией.

- Что? - Даже глаза округлились от такого заявления.

- А ты не чувствуешь? Своих сил у мальчишки мало, а эмоций - крайне много. Тьма

частенько питается за счет света, когда нет других источников. Но ты не беспокойся, это

пока что безобидно. Я, конечно, мог достать еще один пропуск, только вряд ли вид

измученного брата его порадует. Как бы не сорвался. Глупый мальчик и так прошел по

границе смерти. На его магии до сих пор отпечаток гибели. Он со временем растает, но пока

его лучше не тревожить.

- Откуда ты это видишь? - спросила тихо.

- Секрет. - Пьер улыбнулся во все тридцать два зуба. - Главное, сама в обморок не

ухни, я не смогу тебе помочь.

- Не ухну, - ответила уверенно.

- Вот и умница. Мы пришли.

Здание суда напоминало крепость - огромное, с маленькими бойницами окон и

внушительным количеством стражи у входа. Вот сюда мы бы с Пьером точно не проникли

тайком. Вдруг стало страшно. Так страшно, что захотелось сбежать, но надо было идти

вперед. Пьер предъявил наши пропуски, лязгнула решетка - и мы очутились в узеньком

коридорчике. После человеческой проверки нас ждала магическая. Поблескивали кристаллы, проверяя, нет ли при нас запрещенных магических предметов. Ничего не было, поэтому мы

без вопросов прошли в большой зал, полный искусственного света. В центре была круглая

площадка, с одной стороны которой располагалась клеть, с другой - высокая трибуна судей.

От площадки вверх уходили ряды скамеек. Правая часть была отведена для свидетелей, левая

- для зевак. Я спустилась ниже, села так, чтобы хорошо было видно заключенного. Рядом с

клетью по обе стороны стояли две тумбы - для защитника и обвинения, которое должен был

вести сам главный дознаватель. Я помнила ледяной взгляд этого человека. Страшный взгляд, вскрывающий душу ножом.