Закон Жизни (СИ) - Георгиевич Ярослав - Страница 13

Врывающийся в приоткрытое окно ветер пахнет весной и ночью, играет волосами и дарит ощущение свободы. Двигатель под капотом ревёт разъярённым зверем. Колёса сухо стучат подвеской, встречаясь с выбоинам на дороге.

Мигающий зелёный, переходящий в жёлтый… Тормози! Тормози, дурень, безмолвно кричу этот-я. Но тот-я, наоборот, только ещё сильнее распаляется, разгоняясь, выскакивает на встречку и объезжает благоразумно тормозящую тойоту. Сердце бешено ухает в груди и уходит в пятки, но мы пролетаем перекрёсток и несёмся дальше. Наплевав на визг тормозов и то, что кто-то сигналит…

Пешеходный переход. Нерегулируемый. Парнишка выскакивает на него, не глядя по сторонам. Я хочу закричать, но не имею никакой власти. Резкий манёвр, и наша машина объезжает его, лишь чудом не сбив. Всплывает в голове дурацкое — мужчин надо объезжать сзади, а женщин спереди. Потому что, когда пугаются, первые прыгают вперёд, а вторые назад… Звучит как анекдот, но кто знает, вдруг — правда?

Казалось бы, после этого надо сдать в сторонку, выйти, перевести дух, постоять на трясущихся ногах… Но не тут-то было! Тот-я продолжает нестись вперёд, к своей цели, и ему безразлично всё это. Я ощущаю его злость и раздражение, желание нарваться, и одновременно забить бешеной гонкой зиющую пустоту внутри.

Но стоит ли оно того? Что случилось, почему тот-я разгневан и так наплевательски относится к своей, и не только, жизни? Ответов на вопросы я не нахожу. Но гонка всё же заканчивается. С трудом найдя место для парковки, резко загоняю туда своего железного коня, чуть не задев соседей, и выбираюсь наружу. Автомобиль прощально пикает и мигает сигналкой, я не смотрю, широко шагаю к подъезду, отмечая по дороге свет в нужных окнах.

Гостеприимно пищит домофон, открывая путь в сырое чрево подъезда. Поднимаюсь пешком, презрев лифт, прыгаю через две ступени. Морщу нос от очередной грязи на лестнице — какие-то жильцы совсем распоясались, надо бы найти и покарать, причём страшно. Тут тебе и бычки, и смачные плевки… Вообще, создаётся ощущение, что кое-кто только вылез из свинарника, и, хоть встал на две задние ноги, но принадлежит к роду «хомо сапиенс» только номинально.

Звон ключей, замок услужливо проворачивается, и вот я внутри. Скидываю одежду и обувь, быстрым шагом прохожу внутрь, туда, где мигает голубоватым свет и доносится чьё-то бормотание.

На диване перед телевизором, это говорящий и идущий рябью ящик, невысокая миловидная девушка. Сидит, закутавшись в домашний халатик. Поворачивает ко мне своё лицо, здоровается. И я понимаю — вот она, эта самая причина. И моей бешеной езды, и поганого настроения.

В моих руках папка. Не отвечая на приветствие, открываю её и достаю бумагу, протягивая этой… Чёрт, как же её зовут? Столько всего вспомнил уже, а имя — никак. Как отрезало.

— Что это? — приятный, мелодичный, знакомый и будто бы родной голос. От которого всё внутри переворачивается и нутро сводит болезненной судорогой.

— Результаты анализов.

— Анализов? Каких?

— Моих.

— Твоих? У тебя какие-то проблемы? Что случилось? — в голосе прорезается лёгкая тревога.

— Проблемы, да. Но не только у меня. Читай. Внимательно, блять, читай!

Я вижу, как она вскидывается и бросает на меня гневный взгляд, готовая вспылить, но всё же сдерживается и погружается в чтение. И в его процессе глаза её вдруг округляются, а губы начинают дрожать.

— Чт… Ч-ч-что?…

— Да, дорогая. Там написано русским по белому. СПИД! И, прости меня, я с наркоманами не дрался, грязными шприцами не ширялся, да и чистыми тоже, и, кроме тебя, уже, подумать только, второй год ни с кем и ничего! — я взвинчен, почти кричу, но всё же беру себя в руки и продолжаю более спокойно: — Нет, я понимаю, так сложилась эволюция. Вы, женщины, слабее. Чтобы добиться своего, вы чаще прибегаете к хитростям, манипулируете, говорите неправду, совершаете что-то такое, что нам, мужикам, кажется противоестественным. Я давно смирился, и многое мог бы простить. Но не это…

Какое-то время после пробуждения лежу, приходя в себя. Настолько реальным показалось всё это… Хотя, почему показалось? Чего себя обманывать? Явно же, вспомнилось что-то из прошлой, настоящей жизни. Иначе, что это ещё может быть? К сожалению, лишь небольшой, незначительный фрагмент, так и не давший ответа на вопрос — кто я и что со мной случилось. Но, тем не менее, я чувствую прилив оптимизма, ведь если вспомнил что-то одно — не исключено, что вспомню и другое. Это лишь вопрос времени! Узнать бы ещё, что это за зверь такой страшный, СПИД…

Лес всё ещё погружён в непроглядную темноту, время вставать явно не пришло. Тихонько сопят рядом козочки, устроившиеся на ночлег прямо на земле. Сперва думаю, что проснулся, видимо, из-за того, что слишком переволновался. А потом слышу ворачние Рекса. И вдруг понимаю в чём дело — просто, мы больше не одни на поляне.

Не подавая вида и не открывая глаза, пытаюсь сориентироваться, прежде чем начинать какие-то действия. Но, видимо, либо сбивается дыхание, либо ещё как-то себя выдаю.

Приятный и смутно знакомый голос, совсем рядом, тихонько спрашивает:

— Это я. Хотела извиниться. И… можно с тобой?

Какие-то мгновения пытаюсь понять, кто это за «я» и что ей от меня надо. Мыслями я частично всё ещё там, в волшебном сне, который никак не хочет отпускать и почему-то кажется гораздо более настоящим, чем вся эта моя теперешняя «жизнь». Мозг лишь с огромным трудом, с почти осязаемым скрипом соглашается вместо того, что было во сне, обрабатывать и воспринимать как реальность окружающее.

Наконец, до меня доходит.

— С чего вдруг? Я же не ответил, кто меня послал.

— Теперь верю, что никто.

— Да? И почему же?

— Ну… Я следила. Никто из тех, кого могли послать за мной, не повёл бы себя так.

Промолчал и не стал спрашивать, что значит «так». Если честно, просто не хочется казаться дураком. Я всё ещё плохо понимаю этих людей и их жизненные принципы. Вопрос про то, кого могли послать, решил отложить до лучших времён.

— Ну, допустим. А с чего тебе вдруг так понравилась идея напроситься в попутчики?

— Мне некуда идти. А ты знаешь, что делаешь. И не пропадёшь.

Опять промолчал. Если по-хорошему, надо сразу раскрыть глаза наивному юному созданию на размеры той пропасти, что лежит между её впечатлениями обо мне и тем, что есть на самом деле… Но я опять воздержался от комментариев.

— Не боишься?

— Нет. Я уже была в твоей власти, ты не воспользовался. Даже не попросил ничего. Хотя… У меня же всё равно ничего нет, — тут она сбилась, и если бы было светло, готов биться об заклад — увидел бы, как краснеет. Кажется, понял, что за мысль пришла ей в голову.

— Не бойся, мне претит насилие. В этом смысле тебе нечего опасаться. Но… ты же понимаешь, что по меркам здешнего мира я мало что значу, и не смогу тебя защитить?

— Меня и так… любой может… хуже не будет.

Девчонка всхлипнула. И вот это уже оказалось выше моих сил. Женские слёзы — секретное и безотказное оружие, против которого у меня просто нет защиты. Ещё и вспомнилось тоскливое и с печатью отчаянья выражение на её лице, тогда, когда в первый раз увидел. Стало понятно — нет, не смогу отказать. Даже несмотря на не особо-то удачную первую попытку знакомства. И теперь это моя ноша, моя забота, моя головная боль…

— Не знаешь, который час?

— Что такое «чйас»?

— Ай, ладно, проехали. Говорю — долго ещё ночь будет? Ты же не ложилась, наверное.

— Да, посветлеет не скоро…

— Устала, небось? Спать хочешь?

— Ужасно.

— А поесть?

— Тоже.

— Тогда, иди сюда, садись… — зарывшись в мешок, нащупываю половинку уже зачерствевшего хлеба и кусок сыра. — Воды вот только нет, было козье молоко… Но я в темноте споткнулся и разлил. Ну чего, где ты там? Держи!

Чувствую движение воздуха и жар девичьего тела рядом. Протягиваю туда, в темноту, найденные припасы, и вскоре уже тихонько усмехаюсь про себя звукам, с которым бедняжка принимается спешно утрамбовывать всё это в себя. Впрочем, длится это недолго, очень скоро наступает осторожная, выжидающая тишина.