Гимназия Царима - Сурикова Марьяна - Страница 47

— Прекратите отвлекаться, тэа Эста! — тут же раздался окрик нашей «Де». — Перед вами поставлена определенная задача, а вы вместо четкого ответа сверлите глазами стену. Я вам велела спуститься со мной в костюмерную. Что вы молчите?

— Конечно, дона. — Я изобразила неуклюжий поклон, насладилась кислым выражением лица преподавательницы и вместе с Сешей последовала за кураторшей в нижние этажи башни, где находилась костюмерная.

Здесь было прохладно и немного пахло сыростью и пылью. Каменные стены, казалось, поглощали свет, шедший от круглых тусклых светильников, и он рассеивался где-то под высоким потолком.

— Нужно выбрать для всей группы одинаковые платья. Подберите по размерам, вот список.

И, сняв с себя таким образом все хлопотные обязанности, она строго наказала Сеше:

— Надеюсь на вас, как на более серьезную, Селеста. — Подруга и правда всегда обращалась к Эстель с должным уважением. — Мне нужно пойти помочь нашим мужчинам, — последнее слово она выделила с особой гордостью, — со сценическим инвентарем. Я буду в помещении по соседству. Не шумите и не тратьте понапрасну время. Вернусь за вами через час. Надеюсь, к тому моменту управитесь. Без меня никуда не уходить. Это понятно?

Мы с подругой присели в поклоне, удостоившись еще одного строгого взгляда напоследок, а затем Эстель вышла, а мы с веселым хихиканьем принялись рыться в груде одежды. Часть костюмов висела ровными рядами на вешалках, другие лежали сложенными в большие картонные коробки, а еще у дальней стены шел ряд широких полок, на которых тоже громоздились горы вещей.

Сперва, начихавшись от пыли, мы просмотрели несколько коробок, а затем принялись вприпрыжку носиться вдоль вешалок. Вели мы себя точно не как благовоспитанные тэа, но, получив от нашей «Де» недвусмысленный приказ быть паиньками, всячески старались его нарушить. Под конец я даже вскарабкалась на полки, цепляясь за них как обезьянка, притом что длинное ученическое платье путалось в ногах. Просто на самом верху углядела один большущий бумажный пакет, в который было что-то завернуто. Бумага, прежде явно белая, давно пожелтела. С громким шлепком тюк грохнулся на пол; когда за него потянула, за стеной в этот момент тоже громыхнуло, словно упало нечто тяжелое. От неожиданности разжав пальцы, я приземлилась аккурат на гору вещей. Они смягчили мое падение, а Сеша уже подбежала и принялась стаскивать меня с лопнувшего пакета.

— Маришка, не ушиблась?

— Нет.

— Что ты там нашла?

— Пока не знаю.

И мы незамедлительно сунули любопытные носы в дырку, проделанную в шуршащей бумаге.

— О, что это за наряды?

Селеста вытащила наружу длинное легкое платье белого цвета. С открытыми плечами и глубоким декольте, оно имело разрезы по бокам и выглядело в высшей степени привлекательно. Особенно для юных тэа, которым непозволительно было не то что оголять плечи, но даже думать об этом. По крайней мере, до окончания гимназии.

— Неужели кто-то в подобном выступал, как считаешь? — спросила подруга.

— Маловероятно. Да разве нас выпустят в таком на сцену?

— Но их тут много. Хватило бы на весь класс. — Селеста любовалась платьем.

— Это точно. Знаешь, мне кажется, они очень давно здесь лежат. Когда к материи прикасаешься, пощипывает магией.

— Считаешь, кто-то сгрузил платья тысячу лет тому назад и защитил материю от старения?

— Не знаю. Но эти наряды определенно не в моде в наше время. Слишком откровенные, а на прочих вещах нет защиты.

— Странно, конечно. Но нам такие для выступления не подойдут. Разве только примерить, просто посмотреть, как они сидят.

— А время есть? А то Эстель вернется, опять начнет причитать: «Что вы, тэа Мариона, творите! Где выбранные наряды?»

— Все равно будет чем-то недовольна.

За стеной в этот миг опять громыхнуло.

— Чем они там занимаются?

— Кажется, в том помещении еще и старую мебель складируют. Думаю, освобождают декорации.

— Скорее роняют.

— Ой, Маришка, смотри, какая здесь по лифу вышивка идет. Золотой нитью.

— Красота! Это точно мой размер, Сеша!

— А моего нет? Я тоже хочу примерить. Они все какие-то длинные. Я бы в таком платье перед Эсташем станцевала.

— А он бы опять сквозь тебя смотрел.

— Не смог бы. Чего здесь стоят одни только разрезы по бокам юбки, а декольте!

Подруга рылась в пакете, пытаясь отыскать платье для себя.

— Маришка, дай мне твое. Остальные еще длиннее.

— А не дам! — Я показала подруге язык и, по-быстрому стянув ученический наряд, принялась надевать белое платье.

— Вот вредина!

Завязав на спине красивый бант, я перешагнула через ворох одежды и стала пробираться между рядами вешалок.

— А где здесь зеркало?

— Снаружи есть. Я видела, когда мы сюда заходили. Древнее такое, громоздкое и на ножках. Его, наверное, со склада вытащили.

— Хочу посмотреть, как это платье сидит.

— Пошли потихоньку, чтобы Эстель нас не услышала.

Выглянув из двери и осмотрев пустой коридор, мы на цыпочках выбрались наружу и побежали к старинному комоду с высоким зеркалом.

Я остановилась, оглядывая совершенно простое по крою легкое платье, изумительно облегавшее фигуру. Оно не только красиво обрисовывало грудь и тонкую талию, но и очень привлекательным образом открывало при ходьбе ноги до середины бедра.

— Ой, Маришка, в таком точно не выпустят танцевать.

— А было бы очень красиво, — восторженно выдохнула я. — Представь себе весь класс в таких нарядах.

— Только прическа никуда не годится, — заявила Селеста и больно дернула за волосы, срывая заколку.

— Сеша!

— Это тебе за вредность. — Подруга растрепала локоны и сунула заколку в карман.

— Отдай!

— Не-а! Теперь образ в самый раз, наши преподаватели упали бы в обморок.

В этот момент за спиной и правда что-то грохнуло, а мы быстро обернулись.

Из распахнувшихся настежь дверей склада вышли учителя, несшие тяжелый шкаф. Преподаватель стихосложения, поддерживающий мебель с левой стороны, увидел меня, замершую у зеркала, и от шока разжал руки. Ножка шкафа подломилась, он стал заваливаться на выбежавшую следом Эстель, та завизжала, но падение громоздкой мебели замедлилось, благодаря кому бы вы думали? Эсташу тен Лорану, удержавшему неподъемный предмет.

В узком коридоре установилась тишина, а участники этой немой сцены замерли в безмолвном и неподвижном созерцании. Преподаватель стихосложения, не отрываясь, глядел на одетую в откровенный, странный наряд ученицу с неприлично распущенными волосами, Эстель открывала и закрывала рот, стремительно наливаясь краской, а Эсташ отпустил шкаф, выпрямился и медленно оглядел меня с ног до головы.

И мгновенно стало холодно и жарко. Озноб пробирал от ощущения грядущего грандиозного скандала, ведь Эстель и наш учитель стихосложения застали меня в совершенно неподобающем виде, а жаром распалял взгляд Эсташа. Серьезно-задумчивый, пронзительный, задевающий самые потаенные струны души, взывающий к запрятанным в темные-претемные закоулки сердца чувствам. Внимательный, волнующий и одновременно невыносимый. Я продержалась не дольше минуты и опустила глаза. Хуже всего, что растерялась вовсе не по той причине, которая была столь очевидна для других, — гимназистка в неподобающем виде предстала перед мужчинами-учителями. Хуже, все было намного хуже — я потерялась в его взгляде. Чистом, глубоком, совершенно нечеловеческом, поскольку люди, даже самые сдержанные, подвластны слабостям и маленьким порокам. У состоявшихся взрослых мужчин не бывает столь чистого прозрачного взгляда и столь затягивающих в стремительный водоворот эмоций глаз. Кажется, я пропала. Совершенно, бесповоротно и окончательно.

Мне следовало сперва попятиться, а после стремглав кинуться в направлении костюмерной, а я потупилась, прижала руку к груди, удерживая в ней заходящееся бешеным ритмом сердце, и перестала понимать, что в этом коридоре мы не одни. Селеста спасла меня. Пользуясь всеобщим смятением и молчанием учителей, она ухватилась за пояс откровенного наряда и стремительно потащила меня спиной назад. Благо я не споткнулась, не врезалась куда-то и ни за что не зацепилась, а благополучно влетела следом за Сешей в костюмерную. Здесь все, на что достало сил, — это упасть на распотрошенный тюк с белыми платьями, сжать руками изо всех сил голову и зажмуриться. Но даже этот маневр не помог забыть взгляд защитника. И жар, пробиравший даже сквозь холод и озноб, сейчас разворачивался в груди слепящим смерчем. Меня трясло и лихорадило, но исключительно в душе. Сердце продолжало трепетать и биться, силясь вырваться из ловушки слабого и податливого девичьего тела. Кожа казалась обжигающе холодной, а внутри бушевал огонь. Я оказалась не в состоянии даже отреагировать на скрип отворившейся двери.