Гимназия Царима - Сурикова Марьяна - Страница 52

— Что?

— По сути, вы совсем ребенок.

— Мне восемнадцать, арис Лоран, и я совсем не ребенок, — заявила, начиная закипать от гнева.

— Я говорю не о вашем внешнем виде или возрасте, тэа, а исключительно о взгляде на мир. Только детям свойственна такая прямолинейная жестокость.

Я жестока?!

— А вы, арис, разве не жестоки?

— Причина для отказа и приезда в гимназию вовсе не в моем эгоизме или нежелании связывать себя семейными обязательствами.

Эсташ вновь сложил на груди руки, словно закрываясь, и я вдруг увидела то, что сразу же переключило ход моих мыслей.

— У вас огонь на коже! Вы горите!

Он склонил голову, рассматривая маленькие язычки пламени, пляшущие с внутренней и внешней стороны ладоней.

— Почему вы так спокойны? Вам что, не больно?

— Это пламя защитника, тэа, оно не причиняет мне вреда.

— Пламя защитника? А мне причинит?

— Без моего на то желания — нет.

— Можно потрогать?

В чем-то я и правда порой вела себя как ребенок. Например, когда хотелось разузнать о необычном и ужасно любопытном явлении. Яркий, чистый интерес, неподвластный контролю. Так лишь дети удивляются.

Тен Лоран протянул руку ладонью вверх, а я очень осторожно коснулась огня кончиком пальца. Ощутила только тепло, не было ни покалываний, ни жалящих прикосновений настоящего пламени. Осмелев, положила поверх его свою ладонь, а Эсташ вдруг сжал пальцы, и они переплелись с моими, точно в целомудренном, но при этом не менее волнующем объятии.

Как зачарованная, смотрела на наши руки, и новые чувства совершенно перекрыли восторг от огненного чуда. В сердце разгоралось уже настоящее обжигающее пламя. И, признаюсь, что раньше не понимала описания тех ощущений, которые охватили сейчас. Например, как может собственное тело чувствоваться чужим? Как могут не слушаться ноги и руки? Почему соприкосновение ладоней кажется одним из самых откровенных и интимных жестов, ничуть не уступающим поцелую.

Дальше я действовала исключительно по наитию, никто ведь не учил, как вести себя в ситуациях, если рядом окажется мужчина, подобный Эсташу. И здесь не играло роли, что он старше и что невероятно красивый, а еще учитель и аристократ, стоящий не на одну социальную ступеньку выше. Важнее были чувства, которые он во мне вызывал. Так, оказывается, бывает, когда ты с легкостью кокетничаешь с привлекательными гимназистами или другими поклонниками, поддразниваешь их, порой отвечаешь на проявление симпатии многообещающими взглядами или фразами, но вдруг появляется один, из-за которого теряешь ориентир в пространстве. Не можешь флиртовать и кокетничать, и даже тело не слушается привычных команд. Мужчина, в чьем присутствии так неожиданно подгибаются колени, учащается дыхание и чувствуешь, что сходишь с ума. Он закрывает собой весь мир, просто оказавшись совсем близко.

Я не отняла руки и не отодвинулась, а ведь следовало, согласно всем правилам приличия, зазубренным в гимназии. Я с непередаваемым удовольствием наслаждалась его близостью, теплом ладони и легким скольжением другой руки, очертившей бедро и бережно обхватившей меня за талию. Эти ласки казались невыразимо нежными и осторожными, будто Эсташ опасался спугнуть.

И пока сама бы думала, как следует себя вести, тело ответило. Его ответ облек себя не в слова, а в безотчетное движение навстречу. И свободной рукой я провела от твердого живота вверх до груди, прижав ее в центре, ровно в том месте, где, четко помнила, находилась татуировка. А в следующий миг, когда защитник вдруг дернулся, точно от удара под дых, и опустил глаза, выражение лица Эсташа моментально изменилось. Все волшебные ощущения, окутавшие меня, вдруг перебил холод страха. Я боялась проследить за его взглядом и понять, что же он там увидел. Словно нечто ужасное, чего ждала, случилось, а вокруг запястья касавшейся его груди руки обернулась по меньшей мере ядовитая гадюка.

Эсташ резко отклонился, расцепляя наши руки, убирая ладонь и лишая меня своего тепла. Весь вид мужчины, казалось, говорил, что с отвращением оттолкнуть мои пальцы, точно примагнитившиеся к его телу, не позволяет лишь хорошее воспитание.

— Извините, тэа Эста, — в голосе его прорезался холод, — я рассудил, будто вы привели слова о замужестве лишь в качестве примера. Чрезвычайно жалко, что прежде навлек на вас все упомянутые неприятности. Сущность защитников такова, мы притягиваем инородных тварей, и они используют все слабые места, куда могут ударить. Моя слабость — это… А впрочем, к чему вам знать теперь? Стремление меня избегать более чем понятно. Последуем вашему желанию, Мариона, давайте и впредь не встречаться. Однако перед прощанием позвольте все же поздравить с помолвкой, будущая сабен Орсель.

Он рывком отстранился и, быстро развернувшись, продолжил свой стремительный спуск по лестнице, за доли секунды исчезнув из поля зрения, а я стояла и ничегошеньки не могла понять. Протянутая рука так и повисла в пространстве. Хватая ртом воздух, подобно выброшенной на берег рыбе, я опустилась прямо на ступеньки.

Поднеся к глазам ладонь, рассматривала ее, силясь хоть что-то понять, а когда развернула тыльной стороной, то заметила миниатюрный цветок по центру широкого золотого ободка. Скромное колечко, на которое уже и внимание перестала обращать, подаренное во время приема наравне с сюрпризами для остальных гостей, не походило на роскошную фамильную драгоценность. В духе Орселей как раз преподносить все впечатляющее и поражающее воображение. Однако было одно «но»: это колечко я не могла снять. Крутить на пальце — сколько угодно, а вот стянуть — ни в какую. В итоге просто развернула его символикой вниз, чтобы не провоцировать слухов, и решила дождаться встречи с отцом.

Наверное, не стоило ждать. Какой изумительный момент вдруг оказался испорчен! Горько вспоминать. У меня после прикосновений защитника до сих пор покалывало левую ладонь, и я бережно прижала ее к щеке, но тут же отстранила, поскольку щеку тоже закололо. С удивлением взглянув на руку, тихо охнула. На ладони плясали крохотные язычки пламени. Очень маленькие огненные капельки кружились и вычерчивали плавные линии. Так любители кататься на коньках выписывают на льду красивые фигуры, только эти складывались в единый рисунок. Я присмотрелась к огонькам, но они постепенно затухали. Сперва превратились в искры, а после в огненные точки. Перед тем как погаснуть окончательно, они вспыхнули в последний раз, а с ними и вычерченные линии. На миг на ладони проявился красивый рисунок огненных крыльев и исчез.

— Извини, задержался.

Эсташ отворил дверь своей комнаты, впуская Олайоша.

— Я уж решил, ты отправился без меня. Как раз стоял и думал, ведь договорились заранее, что один на свидания с чудовищами ходить не будешь.

— Кажется, мне снова семь лет, дар проявился, и я слышу маму.

— Тебе только дай повод улизнуть в одиночку. Я бы, честно говоря, и сам мог сходить. Вид у тебя неважный, знаешь ли. Давай сегодняшний рейд я проведу?

— Исключено.

— Всегда ты так. Мог бы переложить часть обязанностей на чужие плечи, не взваливать все на себя, по крайней мере, пока мы ждем приезда остальных защитников.

— Это если они найдут веский повод, — усмехнулся Эсташ, — и обойдут препоны, которые будет чинить инспектор из попечительского совета.

— Надеюсь, получится. Даже пара человек стала бы отличным подспорьем. Подменяли бы нас. Эти ночные вылазки здорово изматывают, особенно когда караулишь впустую.

— Ты можешь отдохнуть сегодня.

— И не подумаю.

— Тогда подожди пару минут, я лишь переоденусь.

— Да, конечно, — махнул рукой Аллар и присел на стул.

Эсташ достал тренировочный костюм, но что-то в его движениях насторожило Олайоша. Он внимательно присмотрелся к защитнику, а пока наблюдал, завел разговор на совершенно отвлеченную тему.

— Что за исключительный порядок в шкафу? Ты и вещи раскладываешь по местам? Признайся мне, как другу, в чем твой недостаток, дай порадоваться хорошему человеку. Ведь тебе совершенно не нужна жена, ты отлично заботишься о себе сам. Вот у меня после смерти сабен все носки остались без пары, а от тренировочных костюмов вечно исчезают то верх, то низ, то перчатки. Когда фьюрен Диара приходит прибраться, я нарочно прошу ее не заглядывать в шкаф. Кажется, наведи там сейчас порядок, и ничего нельзя будет отыскать.