Зенит Левиафана. Книга 2 (СИ) - Фролов Алексей - Страница 92

В общем, на Пирамиде Отражений не было ни узоров, ни вездесущих рунических строк, что покрывали почти каждую поверхность в Аркаиме. Но если с пирамидой все было ясно, то полной загадкой оставалась вторая часть названия — причем тут, собственно, отражения?

— Что ж, поговорить нам больше не придется, — Иван оторвал взгляд от мегалита и посмотрел на Карна с Мидасом. Сощурился. — По крайней мере, не в этой жизни. Но я рад, что встретил вас и мне было бы интересно побольше узнать о ваших судьбах. О ваших целях…

Он немного помолчал, из чего фригийский царь сделал вывод, что Брат Вюрда знает о них гораздо меньше, чем казалось. Он уже открыл рот, чтобы хоть немного просветить мага, но тот качнул головой.

— А, не имеет значения, — отмахнулся он. — Это дело Всеотца. И ваше. Не мое. Вы привели ко мне Зака, и это многого стоит, поверьте. Кстати, он, похоже, собирается написать сагу о вас двоих. Вы ведь понимаете, какая это честь?

С этими словами Иван подмигнул древнему богу (подмигивать Карну было бы, мягко говоря, странно) и зашагал по каменному проходу вглубь темной утробы Пирамиды Отражений. Такое вот странное прощание. Хотя и сам этот виток вышел довольно странным, совсем не таким, как два предыдущих.

Они последовали за магом в темноту, которая не спешила озаряться ни магическим светом, ни хотя бы свечами или факелами. Впереди двигались темные силуэты, в гулкой тишине шорох шагов по камню казался нестерпимо громким. Мидас на слух определил, что кроме них здесь еще шестнадцать человек.

Затем шаги смолкли, надо думать — Братья Вюрда заняли положенные места. Потом где-то высоко под потолком что-то сдвинулось и пространство вокруг неожиданно затопил ослепительный золотой свет. Фригийский царь тут же зажмурился, но все равно повредил сетчатку. А когда рискнул открыть глаза — его взору предстала невообразимая картина.

Теперь Мидас понял, почему ее назвали Пирамидой Отражений. Внутри это было одно колоссальное помещение (вовсе не система комнат и переходов, как он подумал вначале), а все поверхности — пол и восемь стен-граней — представляли собой сплошные зеркала. Невероятные, огромные, идеально ровные зеркала, которые перетекали одно в другое настолько легко и гармонично, что не было видно мест стыка, а отраженные картины обретали сюрреалистичный эффект.

Похоже, в верхней части пирамиды располагался механизм, впустивший в помещение единственный солнечный луч, который, мириады раз отразившись во всех направлениях, наполнил пространство бело-золотым сияниям непередаваемой мощи. Будто солнце взошло под угловатыми сводами непостижимого строения и растеклось по его граням жидким пламенем!

Затем Мидас разглядел Братьев Вюрда — они стояли в центре пирамиды, обступив редким кругом… О, здесь все-таки тоже было дерево! Вот только оно было сплетено из чистого света и с каждым мгновением росло, впитывая лучистую энергию, давшую жизнь всему, что есть вокруг. Дерево пылало неугасимым белым огнем, его крона с каждым мгновением становилась все больше, ярче, раскидистее.

Фригийский царь внезапно понял, что у него отвисла челюсть. Звучно сомкнув ее, он посмотрел на Карна. Древний бог и не заметил, как парень сполз на колени и теперь сидел неподвижно, опустив голову на грудь и обхватив ее руками.

— Слишком, — шептал он едва слышно. — Слишком много. Так много…

— Ты как вообще? — Мидас встревожено склонился над другом. — Тебе… плохо?

— А? — Карн дернул головой на звук, но так и не поднял ее. — Нет. Нет! Просто… слишком много света! Так много…

Едва первый солнечный луч скользнул в Пирамиду Отражений, Карн инстинктивно прикрылся от мощнейшего энергетического всплеска. Рефлексы подсказали сжать сознание, полностью отключить ментальный локатор и подавить все чувства физического плана. Парень намеренно ослепил и оглушил себя во всех известных ему диапазонах, и несмотря на это он слышал и видел все, что происходило на сотни километров вокруг. Он в один миг постиг мысли каждого живого существа в Аркаиме и Городе Просителей, он впитал в себя память камней и деревьев, песка и ветра.

И все вокруг затопил надмировой свет, который обжигал, но это было приятно. Карн не мог найти аналогий этому ощущению, он не испытывал подобного прежде и знал, что уже никогда не испытает.

А Братья Вюрда тем временем продолжали ритуал. Дерево Света уже выросло настолько, что его трепещущая иллюзорным пламенем крона начала изгибаться, упираясь в сходившиеся под острыми углами стены пирамиды. А потом стены и пол вспыхнули снова — еще ярче, будто в них отразились все восходы и все закаты Вселенной, зеркала стали полупрозрачными и в их глубине проступили рунические письмена, отливавшие невозможными цветами.

Братья Вюрда действовали в полном молчании, они не шевелились и, похоже, не дышали. Пространство вокруг начало изменяться, перспектива поплыла и завихрилась спиралью. Мидас встал на колено и закрыл глаза, его замутило. Тогда фригийский царь понял две вещи. Во-первых, если так пойдет и дальше — он попросту потеряет всякую ориентацию и даже себя перестанет осознавать. Во-вторых, ему следует достать Вегвизир и активировать артефакт, пока он еще в состоянии это сделать.

Дар Всеотца нашелся на своем месте — в кожаном мешочке на поясе. Фригийский царь вытащил его и привычно зажал между своей ладонью и ладонью Карна. Затем он попытался прояснить сознание, пляшущее в лихорадке распадающихся законов физики, чтобы подумать о Фавне. Образ возлюбленной, услужливо сформированный внутренним взором, помог обрести необходимую ясность. Древний бог тут же расслабился.

Карн в этот момент, как ему и было положено, подумал о Ниссе. О том, что ее все-таки можно вернуть, и плевать, что это эгоистично и нужно только ему одному. Если уж разрушать или спасать целую Вселенную, то из-за чего же еще, как не из-за любви? Особенно если ты действительно может это сделать.

Ну, или думаешь, что можешь.

— Достаточно! — голос Имира раскатился под куполом зала штормовым фронтом, но ярость в его ледяных глазах улеглась также быстро, как и пробудилась. Он был истинным сыном своей расы — прямолинейным в речах, но непредсказуемым в действиях.

— Достаточно, — добавил он тише. Его дыхание вырывалось изо рта полупрозрачными облачками морозного духа, а по подлокотникам и на спинке кресла, которое занимал великан, поблескивал слюденистый налет свежей изморози. — Вы даже сейчас не в состоянии прекратить свои предвечные споры. Сейчас! Когда мы — мы с вами — раскололи мир пополам и…

— … и не знаем, что с этим делать, — грубо перебил его Кром. Могучая фигура поднялась со своего места и стало видно, что хотя ростом он уступает Имиру, в плечах мрачный гигант превосходит своего названного брата. Он был злобен, жесток и справедлив. Как и его народ.

— Не знаем, — подтвердил Силен. Его глубокий голос звучал тихо, раскатисто. Высокий и согбенный, он представлял здесь расу сатиров, но не был столь же словоохотлив, как большинство его родичей. Поэтому когда Силен говорил — было принято слушать.

— Однако это не значит, что выхода нет, — продолжил он. — Я соглашусь с досточтимым турсом в том, что на поиски виновных нет времени, нам надлежит…

— Мне плевать, что тебе там надлежит! — Иблис не встал — вскочил со своего места. Тело ифрита раскалилось добела, источая жар, который почувствовал даже Имир, находящийся по другую сторону зала. Кром тихонько хохотнул себе под нос, предвкушая забавное зрелище.

— Знаю я, как это у вас происходит! — разгоряченный Иблис брызгал стрекочущими искрами. — Сейчас мы все дружно возьмемся за руки и в очередной раз прикроем их синие задницы, — он мотнул головой в сторону Карны, восседавшего по правую руку от него. — А потом все благополучно забудут, что они в очередной раз чуть не завершили наш виток раньше времени. Куда как раньше!