Святая Мария (СИ) - Гордон-Off Юлия - Страница 7

  - Николай Оттович! Я вот хочу уточнить. Мне Георгий Самуилович сказал, что Вы всегда после боя первым делом идёте к раненым, это флотская традиция вообще или это особенность Вашего корабля?! - Мне понятен его вопрос, ведь со стороны мой приход в лазарет выглядит совсем не презентабельно, я просто подхожу, заглядываю в лица, ободряюще похлопываю, бросаю изъезженные фразы, кому-то вроде поправляю повязки и всё. Можно сказать, что со стороны это выглядит как этакая рисовка, поза изображения опеки раненых заботливым командиром, ведь никому не видно, что я успеваю за эти мимолётные касания увидеть и сделать.

  - Василий Васильевич! Не знаю обо всём флоте, но я считаю своей обязанностью навестить пострадавших из экипажа, который под моим командованием шёл в бой и которые пострадали, ведь в этом можно усмотреть и мою прямую вину, как командира призванного заботиться и беречь свой экипаж. У нас наверно самый замечательный доктор на флоте, а я уж чем могу...

  - Знаете, мне доктор Рыков уже излагал свою теорию, любопытную, вынужден признать, только ведь у меня за спиной не одна кампания и победоносные в их числе были, а вот такого стремительного выздоровления я ни разу не наблюдал. Георгий Самуилович всё пытается придумать способ, чтобы свои наблюдения сделать менее субъективными, кстати, в его теории и Вам место нашлось, как одному из важных факторов, в том числе и этими Вашими посещениями после боя, он объясняет чудодейственный эффект своего лечения. Знаете, матросы говорят, что все раненые очень ждут Вашего прихода, якобы после него и боль уходит и заживать всё начинает прямо на глазах. А когда, говорят, Вас раненого на корабль привезли, все старались не шуметь, тише ходить и даже громко разговаривать никому не позволяли. Вас ваши матросы и офицеры любят гораздо больше, чем адмирала Макарова на эскадре...

  - Куда ж мне с адмиралом тягаться? Василий Васильевич! Только он высоко и далеко, и его любят как далёкого небожителя, а я тут рядышком из одного котла уже больше года. И не придираюсь без причины, не деру три шкуры, у нас даже "под ружьём" наверно уже год никто не стоял, не говоря про телесные наказания и зуботычины. Служба и так тяжёлая и если офицеры её сами выбрали, то матросов забирают не спрашивая, поэтому им и служить труднее, а я стараюсь сделать эту службу если не легче, то осмысленнее. Вы ведь знаете наверно, что за каждое дело нужно стараться вознаградить и поощрить. А я к тому считаю, что главное поощрение, которое существует, это моральное, мне кажется, что никакими деньгами не измерить удовлетворение от своей нужности, полезности и видимых результатов своего труда. Вот и получается, что мои матросы не просто служат или лямку тянут, а осознают пользу Отечеству, которую ощутимо приносят, а это очень много, поверьте! А медали и ордена, которыми Россия их отметила только овеществлённые символы признания качества их труда, ведь ратный - это тоже труд.

  - Вот Вы куда увели из разговора про раненых...

  - А что раненые? Это доктора нашего епархия! Я тут только бекать, да мекать буду, а он Вам такую латынь скажет, что уважение само вылезет!

  - Но вы же не будете отрицать, что у Вас на корабле ни одного смертельного случая, кроме случайности от своего снаряда?

  - Василий Васильевич! Вы хотите у меня получить формулу за которую Пушкинский Герман душу продал?

  - А при чём тут "Пиковая дама"?! Помилуйте! Николай Оттович!

  - Связь самая прямая! Вы затронули вопрос везения и удачи, да нам везёт, но до каких пор и почему это есть неведомые эмпиреи, в которые я бы предпочёл не лезть, ибо суеверен и боюсь такую эфемерную субстанцию отпугнуть, которая не знаю почему нас посещает и совершенно не известно как её удержать... А про не было смертей, были, Василий Васильевич, ещё на переходе без всякой войны у нас погиб молодой матрос, когда мы с пиратами столкнулись, так, что все мы под Богом ходим!

  - Так всё-таки влияет ваше посещение на раненых или нет?

  - Василий Васильевич! Ну, ей же Богу! Это не у меня спрашивать нужно! Это со стороны лучше видно должно быть...

  - Вот я и спросил графа, он и говорит, что как вы подошли вчера, так у него и бок болеть перестал!

  - Василий Васильевич! А может это из ряда какого-нибудь самогипноза?! Сейчас это модно. Матросы верят, что с моим приходом станет легче, вот и становится... Я вот хотел бы узнать, Иннокентий Сергеевич, как же это Вас угораздило, я же велел Вам на палубу носа не казать!

  - Николай Оттович! Я как Вы велели и ушёл в каюту. Только там душно было, и я иллюминатор открыл, наверно в него осколок и залетел, я как раз из-за стола вставал. - М-м-да. И как тут на орден представление сочинять? Хорошо, что хоть не при посещении гальюна. Но всё равно придётся чего-нибудь придумать.

  - А теперь, Иннокентий Сергеевич, мне ваша любящая матушка в столице вендетту не объявит?!

  - Нет! Нет, что Вы! Она вспыльчивая и эмоциональная, это не отнимешь, но очень разумная, я ей всё напишу и объясню, не сомневайтесь! Да, я Вам даже благодарен, не поверите! Это же кому ещё так везло в бою на легендарном "Новике" побывать! Вот господин художник не даст соврать...

  - Значит, на том и порешим! Только, прошу Вас иллюминатор больше не открывать сегодня. Сейчас Макаров с эскадрой подходит, к сожалению, Василий Васильевич, мы в стороне будем, и в сражении линейных кораблей участвовать не имеем возможности, а видно не будет толком, очень далеко это от нас будет. Вам для этого нужно было бы на "Петропавловске", оставаться, вот там бы Вы в самой гуще сражения броненосцев побывали. А наше дело не дать транспортам разбежаться и их уничтожить, при первой возможности.

  - Как же так? Николай Оттович! Там же говорят солдаты японские, они же утонут. - Бобчинский чуть не подпрыгивал при этом вопросе.

  - Видите ли, Иннокентий Сергеевич! Это тоже одна из причин и задач войны, как бы это жестоко не выглядело. Япония очень маленькая страна с ограниченной территорией и ресурсами, а рост населения там очень большой, в результате перенаселение и это одна из причин этой войны, ведь Императору Японии нужно как-то от лишних ртов избавиться, вот он и послал их завоёвывать новые территории или, в крайнем случае, эти лишние рты не вернутся. В любом исходе он проблему перенаселения на какое-то время для себя решит. Так, что, уничтожая солдат, мы тем самым убираем одну из предпосылок войны с Японией, пусть это звучит жестоко. Но если мы их оставим, даже взяв в плен и обеспечивая кормёжкой, а потом вернём в Японию после войны, значит, тем самым приблизим новую войну с Японией, ведь ей всё равно придётся с кем-то воевать, а такого "вкусного" соседа, как Россия у неё больше нет. И ещё, учтите здешний менталитет, если мы их утопим, нас будут уважать за силу. А если мы их помилуем, то нас будут презирать, как слабых и даже официальная наша победа этого отношения не изменит, а только приблизит новую войну. Вот так примерно...

  Сейчас мы с Клёпой смотрели в искрящуюся морскую даль, по которой под черными столбами дымов ползли такие маленькие нелепые японские железные коробки. И вот, наконец, в западной стороне пока ещё робким карандашным росчерком показались дымы русской эскадры. Николай посетовал, что лучше бы нам поменяться с "Аскольдом" противниками, ведь против него суммарно те же четыре единицы, как и против нас, только калибры у троих значительно больше, и вероятность устоять против них у "Аскольда" гораздо меньше, чем если он сойдётся в бою с крейсерами типа "Цусима", ведь там у одного подранка асамоида пары попаданий может хватить "Аскольду" для приобретения надолго весьма грустного настроения. В прочем, как ни сравнивай и прикидывай, бой всё равно сделает не так. Японцы не атакуют нас с "Аскольдом", видимо есть приказ не отходить от транспортов, и они наверняка знают, что не только "Новик" хороший ходок, но и "Аскольд" умеет побегать, а значит вполне можем попробовать раздёргать охрану, чтобы за счёт преимущества в скорости потом по отдельности разбираться как с охраной, так и с караваном. Так, что они ждут нашей атаки, до которой уже не очень долго осталось ждать, как только мы заметим движения в виде реакции на появление нашей эскадры, можем атаковать. В принципе, если они так красиво колонной и будут ходить, то можно одной атакой, если повезёт утопить все четыре крейсера, потом пойти на помощь "Аскольду" и добить подранка, как самую опасную артиллерийскую единицу, а может параллельно и ещё кого удастся зацепить. С канонерками "Аскольд" и сам справится, как и с малым крейсером, про миноносцы промолчу, потому, что их опасность в дневное время можно даже не рассматривать. Это ни в коем случае не план, ведь в нём "Если" и "Бы" в два ряда, и что будет на самом деле неизвестно. Пока диспозиция остаётся прежней, вся кавалькада движется на северо-северо-запад к Ляодунскому побережью где-то посредине между Бицзыво и Тюренченом, до берега больше сорока миль. Впереди двигается броненосная кильватерная колонна из восьми единиц, по бокам от неё двумя колоннами идут восемнадцать транспортных пароходов. Отстав от них в трёх милях движутся две группы, одна с нашей стороны, другая закрывает от "Аскольда", мы и "Аскольд" следуем ещё в пяти милях от арьергарда. А с запада накатывает эскадра Макарова, чуть южнее нашей эскадры в десяти милях к западу от нас остров Хай-Ян-Дао. До Бицзыво больше пятидесяти миль, до Цинампо больше ста, до Артура миль сто двадцать. Кажется на броненосцах заметили русскую эскадру. Как в бинокль или с высоты по движению кораблей можно сформулировать "занервничали"?! Ведь корабли - не тараканы, их движения и манёвры неспешно медленные, но полное ощущение, что именно занервничали, толи потому, что где-то стали разрывать дистанцию, толи потому, что кто-то неловко рыскнул на курсе. На мачту флагмана поползли флажки, и мы с "Аскольдом" не сговариваясь увеличили ход. Но наши сторожа словно нас здесь нет, тоже прибавили ход и поспешая к эскадре, при чём группа крейсеров резко приняла влево и пересекая общий курс пошла в сторону нашей эскадры. Пароходы опять превращая строй в табор продолжили двигаться вперёд, когда увеличившие ход броненосцы стали выходить и через десять кабельтовых выполнять левый поворот ложась на курс сближения с нашей эскадрой, а канонерки и за ними подранок наметились войти на оставляемое броненосцами в середине каравана место, а за такое пренебрежение к нам нужно наказывать.