Выбор офицера - Гришин Алексей Иванович - Страница 25

А зря.

Я из зала не вышел — меня вынесли. Спящим. И проспал я, как мне потом сказали, ровно двое суток, минута в минуту.

А проснувшись, понял, что сорвал джек-пот на колесе Фортуны! Хотя и проблемы получил — куда же без них.

Я понял, что такое видеть магию во всем ее великолепии! Вы помните, я рассказывал, что видел желтый туман между собой и Транкавелем и красный мутный шар, слетевший с рук местной ниндзя? Так вот это то же самое, что описать Джоконду словами «ничего так бабенка», а Биг-Бен — «башня с часами». Кто видел — меня поймет. Такой сложности, красоты и информативности магического мира я и вообразить себе не мог! Все вокруг буквально расцвело! Не красками, а чем-то, что описать я даже не смогу. Нет в русском языке таких слов, как нет в нем и магии. Да, я не понимал того, что вижу, не понимал, что к чему относится и что означает. Было лишь ощущение причастности к тому прекрасному и великому, что поймут только мои праправнуки, но впервые увидел — я.

А проблемы, как обычно, — продолжение удачи. Прежде всего, как отделить магическое зрение от обычного. Ну и хрен с ним. Как там Скарлетт О’Хара[25] говорила: «Я сегодня об этом думать не буду. Я подумаю об этом завтра». Великая женщина!

Две недели после Коррекции я привыкал к новым возможностям. Бегал кроссы, ходил на занятия, дежурил в нарядах, но постоянно стремился воспользоваться новыми способностями, как ребенок, едва научившийся читать, читает все подряд, радуясь самой возможности использовать новое умение.

Во-первых, оказалось, что магия каждого человека индивидуальна и, сотворяя волшебство, маг оставляет свою строго индивидуальную метку не только на самом внешнем проявлении воздействия, но и на его результате. То есть, глядя на результат, я, теоретически, могу определить, кто и каким заклятием его достиг. Впоследствии индивидуальная метка исчезает, но далеко не сразу.

Более того, у каждого мага есть своя… ну, я для себя назвал ее аурой, хотя это и явно неправильный термин, поскольку видна она не глазами, но для меня совершенно четко различима и определяема. Более того, аура носит явно выраженные семейные черты. Например, есть совершенно схожие участки аур де Ри и его дочери. Да, оказывается, Сусанна тоже имела ауру, хотя, как всякая женщина — не дочь Хранителя, колдовать не могла.

Кстати, я сразу сделал открытие, правда, пока только для себя. Выяснилось, маг не оказывает прямого магического воздействия на реальный мир. Он создает некую силовую конструкцию, и уже эта конструкция формирует нечто, воздействующее на материю. Именно это нечто, и только его, маги видят и считают внешним проявлением волшебства.

В общем, есть что изучать и систематизировать. Только оглашать свои открытия рано. Как учил меня мой начальник в прошлом: «Получил информацию — затаись! Посмотри, как будут развиваться события. И только потом…!».

Через две недели я привык к новым способностям. В том смысле, что опять смог сосредотачиваться на чем-то другом, кроме наблюдений за магическими процессами.

Мои однокурсники также полностью возвратились в учебную колею и это событие решено было отметить грандиозным воскресным загулом. В этот раз моим мнением никто не интересовался — меня просто поставили в известность, что в воскресенье пьем и пьем много. Ибо традиция Академии — а это не обсуждается.

Таким образом, в районе десяти часов утра курс Военной академии Бретони набора 1617 года провел успешную операцию по оккупации лучшего трактира Клиссона — «Трезвый сержант», имея целью его удержание до 10 часов вечера, после чего курсантам надлежало возвратиться в Академию на вечернюю поверку.

В ходе последующих боевых действий по уничтожению винных и съестных припасов побежденных, я узнал много нового и интересного об однокурсниках. Нет, разумеется, я знал их имена и статус, учебные пристрастия и физические кондиции. Но все наши разговоры крутились исключительно вокруг образовательного процесса. Внезапно оказалось, что к моей кличке «Черный барон» уже добавлена менее благозвучная «Зубрила», употребляемая, правда, строго в мое отсутствие. Что же, спасибо что не Гермиона Грейнджер — этого бы я точно не перенес. А так ладно — чем бы дети не тешились…

Кроме того, мне по секрету Полишинеля поведали, что у ребят в Клиссоне богатая личная жизнь. Конечно, врожденный дворянский цинизм помогал курсантам побеждать романтические порывы и оставаться в рамках удовлетворения естественных потребностей, но не всегда. Все-таки молодость склонна к идеализму. Или идиотизму — кому как нравится. И главным пострадавшим неожиданно оказался наш граф Филипп. Вот ведь и мозги у парня есть, и выдержка, и умение разбираться в людях. А запал этот истинный ариец, характер нордический, твердый, на племянницу нашего каптенармуса, как Ромео на Джульетту.

После часа пьянки он мог говорить только о ней, причем состав аудитории его не сильно волновал. Видимо всем остальным он с этими разговорами успел изрядно надоесть, потому что вцепился в меня как клещ. И красавица она, и умница, и добрая, и ласковая. И как он благодарен судьбе и каптенармусу (нормальное сочетание?) за это знакомство. А уж когда стал жаловаться на ее тяжелую жизнь и своих жестокосердных родственников, мне совсем нехорошо стало. А как же — его сестра сбежала с каким-то мелким шевалье непонятного происхождения, вышла замуж и счастлива! А он чем хуже?! Где-то после часа этой пытки мое терпение лопнуло, и я посоветовал этому несчастному идти искать свою любовь, пока какой-нибудь ловелас не увел.

В ответ прозвучало нечто по-телячьи невразумительное, после чего потомок древнего рода попросил прикрыть его на поверке и растворился в трактирном сумраке. Как сказали ребята, жила эта пассия в соседнем доме, так что заблудиться нашему другу явно не грозило.

Затем пьянка вошла в нормальную колею и закончилась вполне мирно. Трактир не разгромили, если не считать сломанной стойки — а нечего хозяину криво смотреть на дворян, и не важно, что у него от рождения косоглазие. Да даже морду никому не набили! Все-таки вежливый народ в Клиссоне. И умный — знает, что не следует соваться в трактир, когда в нем курсанты гуляют.

Вечером графа действительно пришлось прикрывать. Появился он только на утреннем кроссе. Донельзя довольный и измотанный, словно всю ночь грузчиком работал. Так что с этого момента и до второй пары мне пришлось эту белокурую бестию буквально под руку держать, чтобы не упал. Неважно, из стоячего или сидячего положения.

А в начале второй пары в аудиторию вошел де Фонтэн и передал мне приказ де Ри срочно явиться пред его светлые очи. Только пошли мы не в кабинет шефа, а во двор, где стояли два солдата роты охраны и сам де Ри, который отвел меня в сторону, так чтобы наш разговор никто не мог услышать.

— У нас, кажется, беда. С утра не вышел на службу каптенармус, из-за чего сорвался урок фехтования у второго курса. Послали к нему домой посыльного. Тот вернулся и доложил, что на стук никто не ответил, а из-под двери натекла лужа крови. Надо идти разбираться. Я хочу, чтобы ты, как специалист, пошел с нами.

— Прямо лужа? Размером, видимо, с озеро? Где этот посыльный?

Де Ри знаком подозвал одного из солдат, который подбежал и в соответствии с Уставом вытянулся во фрунт. На полголовы выше любого из нас, широкоплечий, с могучими кулаками, похожий на медведя, он двигался также легко и пластично.

— Солдат, ответьте на вопросы курсанта.

Служивый лихо повернулся ко мне.

— Уважаемый, что Вы видели около квартиры каптенармуса?

— Пятно крови, вытекшей из-под двери, — шаляпинским басом ответил солдат.

— Как определили, что это кровь — на вкус, на цвет? Может, это вино?

— Господин курсант, я в армии пятнадцать лет, прошел войны и с кастильцами, и с островитянами. Кровь я всегда отличу.

— И все же, как? Мы не ставим под сомнение Ваш опыт, но очень важно знать, на что именно Вы обратили внимание, что увидели, что почувствовали. Иначе ошибку можем допустить мы.