Москва - 36 (СИ) - Кротов Сергей Владимирович - Страница 7

Вздыхаю, отворачиваюсь и решаю сходить на 'бахчу', где поспели арбузы, заесть расстройство. Ребята дежурные вчера приглашали, им удалось заныкать в кустах от Власика здоровенный полосатый кавун.

'Из Ростова... Олин звонок записала прослушка в Москве, это понятно. Передала сигнал по инстанции. Дальше звонок в краевой центр и последовала вполне себе адекватная реакция на непонятную активность вблизи дачи Сталина: задержать нарушителя. И чего тут неясного? Тут ребят из линейного отделения поощрять надо за операттивность и выучку'.

Урча вгрызаюсь в ароматную сочную розовую арбузную мякоть и замираю, мысленно сравнивая свои теперишние ощущения детскими.

-Чаганов!- На поляне, где наша троица расположилась вокруг освежеванного кавуна, появляется Власик.- Вот вы где...

-Николай Сидорович!- Подскакиваю и прикрываю помертвевших от ужаса подельников.- Ребята не виноваты, чёрт меня попутал.

-Выезд через два часа! Всем марш наверх собирать вещи!

Неспеша иду за рванувшими наверх к домику ребятами, мой чемоданчик уже давно собран. Судя по всему главный 'торопыга' отдал приказ.

-Волнение усилилось до четырёх баллов,- Власик идёт на перерез показавшимся из дверей Сталину и Кирову.- капитан предлагает отложить выход в море до завтрашнего утра. Начинается долгое глухое препирательство, закончившееся победой начальника охраны и примкнувшего к нему хозяина Москвы.

-Товарищ Сталин,- пользуюсь образовавшейся паузой.- разрешите мне вылет в Москву. Погода лётная.

-На чём летите, товарищ Чаганов?

-На Аэрофлоте. Рейс через полтора часа.

-Разрешаю. Товарищ Власик, довезите до аэропорта.

-Спасибо!- подхватываю свой чемоданчик и не оглядываясь спешу к, подъезжающей ко входу по сигналу начальника охраны, машине Сталина 'Бьюик', запрыгиваю на заднее сиденье и вижу в окно смеющихся вождей.

Рядом не спеша усаживается Власик, машинально опуская шторку на боковом окне, спереди знакомый сержант и машина плавно трогается вниз к дороге.

'Что день грядущий мне готовит'?

Самое главное почему я рвусь в Москву, это почти неизбежные кадровые изменения на Лубянке. Ежов войдя в курс дела наверняка уволит всех начальников отделов и управлений. Под горячую руку может попасть и моё СКБ, особенно если меня не будет на месте. Мне на плечо на очередном повороте серпантина дороги наваливается сразу уснувший Власик, не спавший последние несколько суток, занятый согласованием усиленного режима охраны со смежниками.

После поворота открывается прямой участок дороги метров сорок-пятьдесят, затем поворот в другую сторону. У самого поворота справа от дороги на электрическом столбе в полутора метрах от земли замечаю какой-то странный предмет, от которого вглубь кустарника уходит тонкий кабель 'полёвка'. Напрягаю зрение.

'Вещмешок?... Блин'!

-Стой! Тормози!- Обнимаю правой рукой ничего не понимающего со сна Власика и толкаю его вниз в проход между сиденьями, сам при этом врубаюсь лбом в спинку сиденья водителя из-за резко затормозившей машины, но успеваю до взрыва упасть на заднее сиденье.

-Лейтенант Чаганов,- Ежов, ещё не получивший спецзвания и потому в гражданке, заглядывает ко мне за ширму устроенную позади стола президиума и понижает голос до шёпота.- у вас всё готово?

'Лейтенант... даже знаков различия ещё толком не выучил: две звезды в петлицах- это старший лейтенант госбезопасности'.

-Всё готово, товарищ нарком.- Эхом шепчу я.

'Скользит по паркету как гимназистка на рождественском балу. Жизнь удалась... Вчера, когда проводил совещание с руководящими сотрудниками НКВД на Лубянке, вёл себя более развязно, грубо затыкал пытавшихся задавать вопросы, грозил, совсем не стесняясь секретарей ЦК Пятницкого и Андреева. Здесь он более скован, оно и понятно на расширенном заседании Военного Совета при наркоме обороны присутствует Сталин. Похоже правительство желает объясниться с военными, заручиться поддержкой крутых мер в предстоящем суде на заговорщиками'.

Ягоду не включили в их число, видно не хотят называть заговор военно-чекистским. В газетных статьях его имя вообще не упоминается. Чистку в НКВД проводят потихому, но более масштабно. Уже отстранены от должностей все начальники управлений и отделов центрального аппарата, на очереди начальники УНКВД регионов. Бокия я уже не застал когда неделю назад возвратился в Москву на правительственном спецпоезде из Севастополе. В нём было всего три вагона: один Сталина и два охраны. На всём протяжении маршрута вдоль полотна железной дороги в пределах прямой видимости друг друга стояли часовые.

К тому времени мы с Власиком уже восстановились. Да вобщем-то и прочти не пострадали, в отличие от водителя и сержанта, сидевшего впереди. Машина затормозила метрах пяти от поворота и её салон почти не попал в сектор поражения, созданный пляжной галькой, находившейся в вещмешке. Побило все окна и стеклом посекло руки и лица, не сумевших пригнуться впередисидящих. У меня- два глубоких пореза на спине, Власик расквасил нос, но крови в салоне и на одежде было предостаточно, так что приехавшая на карете скорой помощи молодая врачиха поначалу собралась везти нас в больницу, но потом быстро разобралась...

Работал здесь явно профессионал, судя по месту закладки взрывного устройства на уровне груди сидящих в автомобиле, по тому, что на крутом повороте машина почти останавливается и легче выбрать момент взрыва, да и мощность взрыва с нужным количеством поражающих элементов была выбрана правильно, судя по раскуроченному двигателю авто и солидной проплешине в растительности с противоположной стороны дороги.

Ежов, узнав постфактум о плёнке, которую Сталин поручил мне воспроизвести на заседании Военного Совета, виду не подал, но похоже хамство по отношению ко мне затаил. Так что рассчитывать на его доброе отношение, учитывая мой прокол в Ленинграде не приходится.

Судя по нарастающему гулу в зале, народ стал возвращаться с перекура, из-за ширмы послышались возбуждённые разговоры и даже смешки.

'Отмякли немного'.

После краткого сообщения Ежова в начале заседания о результатах расследования военного заговора под сводами Свердловского зала повисла гнетущая тишина. Неизвестно что на это больше повлияло злорадный и даже несколько истеричный тон нового наркома внутренних дел или его неумение сформулировать суть показаний арестованных, но основная масса военных, из примерно двух сотен собравшихся, понуро сидела на деревянных, покрытых белыми полотняными чехлами, стульях с каменными лицами, мысленно оценивая весомость обвинений предъявленных своим бывшим сослуживцам.

Выступать полезли самые ушлые, которые давно подозревали, предупреждали и настойчиво советовали заклеймить, выкорчевать и уничтожить, но их не слушали, зажимали и задвигали. Из знакомых фамилий- Алкснис, Блюхер, Кулик, Урицкий с Куйбышевым (младшие братья известных деятелей). Им на смену пришли кающиеся, то есть бывшие в непосредственном подчинении у заговорщиков и даже в приятельских с ними отношениях (как Мерецков), но об их преступной деятельности не догадывающиеся. Затем трибуну надолго оккупировал командарм Белов, превративший своё выступление в клоунаду. Он припомнил арестованным все свои обиды: как Путна посадил его в Берлине на учёбе в германском генштабе на голодный паёк (давал в три раза меньше на представительские расходы, чем Якиру и Уборевичу), решительно отверг домыслы, что это было вызвано мордобоем немецкого гостя на приёме в торговом представительстве. Переключился на выпивку, поспорив с Ворошиловым, что он хоть и пьёт иногда неделю, но знает с кем и с заговорщиками у него такого никогда не было. Совещание превратилось в балаган.

Смотрю Сталин не пресекает это непотребство, а даже наоборот своими насмешливыми репликами поощряет перепалку, незлобиво подтрунивая над обеими сторонами.