На далекой заставе (Рассказы и очерки о пограничниках) - Никошенко Иван Николаевич "Составитель" - Страница 19

Сзади остались разорванный мост, три разрушенных дома, девятнадцать землянок и вагончиков, около десятка машин и до двухсот трупов гитлеровцев.

Пограничники исчезли так же внезапно, как и появились, одним только им известным путем. Им лучше знать. На то они и пограничники!

1941 г.

Раненного в грудь, потерявшего сознание Вицева бойцы отнесли в окоп второй линии обороны. После перевязки политрук пришел в сознание.

— Как там? — тихо спросил он.

— Плохо, товарищ политрук, — ответил перевязывавший его Павлов. — Немцы наседают — спасу нет.

Вицев хотел подняться.

— Вам лежать надо, товарищ политрук.

— Ты погоди мной командовать… Я ведь еще не в госпитале… — морщась от боли, сказал Вицев и сел. — Кажется, не сильно зацепило: Пожалуй, я даже и ходить сумею.

Донесся усиливающийся грохот выстрелов и разрывов.

Павлов выглянул из окопа.

— Наши отступают!

— Что? Отступают? — переспросил Вицев. — Быть не может!

Он поднялся и, держась за стенку окопа, посмотрел вперед. Пограничники отступали ко второй линии обороны… Павлов с винтовкой выскочил из окопа.

— Помоги мне вылезть! — приказал Вицев, прицепляя к поясу связку гранат.

— Куда вы, товарищ политрук? Вы же не дойдете! — протестовал Павлов.

— Выполняйте приказание! Будете меня поддерживать… Нельзя их сюда допускать, нельзя! Это прорыв…

С помощью Павлова он вылез из окопа, некоторое время стоял с высоко поднятой головой, стиснув зубы. На побелевшем лице с левой стороны подергивался нерв. Собравшись с силами, пошатываясь, Вицев двинулся вперед.

Он видел: в оборону проникло только несколько немецких солдат, но к ним спешило на помощь целое подразделение В этом была главная опасность.

Защищавшие этот участок пограничники начали отступать, не прекращая огня. Одни стреляли, стоя во весь рост, другие — с колена. Вицев чувствовал: пройдет минута-две, и они будут не в силах сдерживать натиск врага.

— Пограничники, вперед! — напрягаясь, закричал он бойцам. — Вперед… — Вицев захлебнулся, струйка крови показалась в уголке рта и потекла по подбородку. Спотыкаясь, он шел вперед, поддерживаемый Павловым.

Вид раненого политрука, тоненькая струйка крови заставили пограничников забыть о численности врага. С удвоенным мужеством бросились они снова на фашистов, молча кололи их штыками, били прикладами, стреляли. Казалось, смерть устрашилась этого натиска, отступила от них и с яростью набросилась на немецких солдат.

Из окопов враг выбит. Пограничники бегут навстречу новой волне наступающих. Все так же, с высоко поднятой головой, крепко сжав губы, Вицев идет вперед. Его шаг неровен, он часто спотыкается, тяжело опираясь на плечо санинструктора…

Многоголосый крик рванул воздух — пограничники столкнулись с вражескими солдатами. В урагане криков, выстрелов, лязга оружия раздался голос Вицева:

— Ни шагу назад! Пограничники не отступают!

Бросив последнюю гранату, Павлов начал стрелять из винтовки. Вдруг он покачнулся и без стона повалился на землю.

На политрука налетело около десятка немцев. Они окружили его, стараясь взять живым. Пограничники спешили ему на помощь. С ожесточенным упорством пробивались они к клубку человеческих тел.

— Пограничники не сдаются! — напрягая все силы, снова крикнул Вицев и отодвинул предохранитель гранаты.

Раздался оглушительный взрыв…

Смерть Вицева потрясла пограничников, вызвала у них ярость, увеличила их силы. Немцы не выдержали, отошли…

Бескрайний, бездорожный лес. То густой, лиственный, местами вперемежку с лохматыми старыми елями, то сосновый, гордо поднявший к небу свои кроны. Между соснами мертвые, отжившие свой век деревья, оголенные, склонившиеся к земле. Толкни ногой — и они с тихим хрустом повалятся, задевая соседей. Буйная поросль молодняка, густые заросли малинника сменяются зеленым ковром черничника и брусники. Изредка пройдет сохатый, нервно втягивая чуткими ноздрями воздух, да тетерев с шумом перелетит с дерева на дерево. Редкое щебетание птиц и тоскливый, призывный свист рябчиков нарушают безмолвие леса.

Шесть молодых бойцов, выполнив задание, возвращались на свою заставу. Путь предстоял далекий, нелегкий. Но что значит тридцать пять — сорок километров для полных сил и здоровья пограничников?!

Шедший впереди внезапно остановился.

— Финны! Человек семьдесят!

Небольшая полянка, покрытая мелкими, редко растущими кустами, была плохой позицией для боя, но делать нечего. Пограничники залегли, приняв круговую оборону, открыли стрельбу из автоматов. Огонь застал противника врасплох… Финские солдаты тоже залегли и открыли ответный огонь.

Бой становился ожесточеннее, финны. все больше сжимали кольцо окружения.

— Сопротивляться бесполезно! — кричали они по- фински.

— Сдавайтесь!

Пограничники молчали. Зачем тратить слова? Меткий огонь красноречивее всяких слов! Каждый из них уже знал: это его последний бой, надо подороже отдать свою жизнь. Уже четверо были ранены, но бой не ослабевал…

Командир отряда, раненный вторично, быстро терял силы. «Продержаться… — думал он, — продержаться во что бы то ни стало…» С тревогой поглядывал на своих бойцов: кто жив?

— Русь, стафайся! — требовали финны.

— Вы храбрые солдаты, — раздался совсем невдалеке, из-за прикрытия голос, произносивший русские слова с легким акцентом. — Зачем вам умирать? Мы вас не тронем!

Пограничники стреляли молча.

«Скоро конец», — подумал командир. В голове стоял туман, пальцы плохо повиновались, дальние кусты и деревья сливались в мутную пелену. «Конец…» — тихо повторил он и, перед тем как бросить последнюю гранату, достал блокнот в металлическом переплете, на одном из листков написал: «Нас шесть человек. Встретили до семидесяти егерей, приняли бой. Прощайте, товарищи…» Подписав записку, отшвырнул блокнот в кусты и возобновил стрельбу из автомата. Вдруг он поник головой, перестал шевелиться — третья пуля пробила сердце.

Огонь пограничников становился реже. Истекая кровью, с трудом поднимая головы, они продолжали стрелять. Но вот бой закончился… Финские солдаты окружили тела пограничников.

— Все убиты! — проговорил финский офицер. И подумал: «А у меня убитых больше тридцати…» И обращаясь к солдатам, громко приказал — Обыскать трупы. Собрать оружие.

Марину удалось пробраться в лес незамеченным. В зарослях он снова впал в полуобморочное состояние. Непреодолимое желание спать сковывало его, веки смыкались помимо воли. За последнюю неделю он спал не более двух-трех часов в сутки, две ночи провел совсем без сна.

Где-то рядом послышались голоса. Говорили по- фински. Близость опасности заставила насторожиться. Но скоро голоса смолкли.

— Куда же идти? В какую сторону? Где наименьшая возможность встречи с врагом? Марин полез за картой в полевую сумку.

Его рука натолкнулась на что-то твердое. Это были полузасохшие куски хлеба. Как-то, день-два назад, Марин собирался позавтракать, его вызвали на участок обороны, и он ушел, сунув в сумку бутерброд с сыром. Значит, в сумке должен быть еще кусок сыру. Марин ощутил сильный голод. Быстро вытащив карту и небольшую общую тетрадь в клеенчатом переплете, он нашел сыр и с жадностью съел половину. Показалось, что прибавилось сил.

Все дальше углублялся Марин на финскую территорию. Потом он повернет вдоль границы и постарается перейти линию фронта, соединиться со своими…

Прошли сутки. День клонился к вечеру. Марин слабел, но продолжал двигаться вперед. Наиболее открытые места он обходил, иногда ему приходилось лежать, зарывшись в листья и мох, выжидать, когда пройдут неприятельские солдаты. Он потерял ориентировку… На его карту не была нанесена та местность, по которой он проходил, и Марин вынужден был идти только по компасу. На второй день набрел на хорошую лесную дорогу. По окуркам, по следам установил: здесь прошли немецкие солдаты. Он не знал, в какой населенный пункт ведет эта пешеходная дорога. Одно было очевидно — враги пользуются ею для переноски клади: в некоторых местах остались глубокие следы солдатской обуви, подошвы которой были подбиты крупными гвоздями. Марин осторожно двигался вдоль дороги, скрываясь в кустах. Часто Марин останавливался, прислушивался. Дорога вывела его на заболоченную поляну, на которую кем-то были набросаны для прохода связанные жерди. Долго Марин не решался выйти на открытое место, но другого пути не было. Благополучно переполз через болото, поднялся на каменистый кряж и сквозь просветы между деревьями увидел полуразвалившуюся охотничью избенку, каких немало разбросано в карельских лесах.