Рыцарь духа (Собрание сочинений. Том II) - Эльснер Анатолий Оттович - Страница 7

Высокий господин слушал его с тонкой улыбкой на губах, в то время как его черные глаза смотрели на Леонида чрезвычайно серьезно. Вокруг его бледного лица огибались черные, перевитые белыми нитями волосы.

— Никакой здесь метафоры нет, — ответил он. — То, что мы называем рождением человека, есть заключение духа во временную темницу — тело, и то, что называем смертью, есть освобождение от этой тюрьмы. Мертвые рассеяны во всем пространстве и их гораздо больше, нежели живых, но вы их не видите, потому что телесное зрение ваше не может видеть нетленных существ. Они делаются видимы только при известных условиях, и кто посвящен в тайны оккультизма, тот всегда может их вызывать.

— Вы говорите вполне уверенно, что мы бессмертны! — взволнованно воскликнул Леонид.

— Мы вечные существа. Из глаз каждого человека смотрят его прежние жизни, но мы не умеем читать живой летописи человеческих глаз. Вас, кажется, очень удивляют мои слова?

— Страшно! — вскричал Леонид. — Будучи в университете в России, я из всего, что мне пришлось узнать от профессоров и из книг ученых, должен был вполне убедиться, что мы, люди — организмы-машины, что дух — самообман, что вечного существа никакого нет и что ожидать бессмертия может только невежда или слабоумный.

— Роль ученых ограничивается некоторым знанием мира вещественного, но от их знаний навеки скрыты Матери-Причины, порождающие все видимые явления. Не желая сознаться в своем невежестве, они стали отрицать незримые Сущности и Силы и все объяснять законами форм. Сфинкс великого таинственного бытия тысячелетия стоит пред ними, предлагая разгадать его, а они, не будучи в силах проникнуть в его вечный дух, занимаются описанием камней, вылетающих из его пасти, покровов, покрывающих его бока, крыльев, которые он разбросал по обе стороны неба. Они исследовали все это, но великий стихийный дух, заключенный в груди Сфинкса, повелевающий двигаться мирам и зажигающий новые солнца, для них скрыт за семью печатями. Эти господа разбили все прежние живые силы в душе человека — надежду, веру, святые упования, — и вместо них там живет теперь отчаяние, ревет ненависть и бешено кружатся все злые грехи, бросающие его в бездну грубого разврата и смерти.

Проговорив все это, высокий человек шагнул вперед, движением руки приглашая Леонида присоединиться к их компании. Разговор возобновился. С каждой фразой незнакомца Леонид проникался все большей радостью: в его грудь возвращались его прежние боги, рассеянные современными учениями. Оказалось в то же время, что он ровно ничего не читал из области таинственных сокровенных знаний, временно похороненных жрецами позитивных наук и теперь возродившихся снова — теософии, оккультизма, теургии, магии и друг. Все это, по совету незнакомого господина, надо было приобрести и углубиться в область мудрецов древности.

Подойдя к крыльцу высокого дома, все остановились. Сконфузившись, Леонид начал раскланиваться, и вдруг, только теперь заметив высокую брюнетку, стал смотреть на нее, поражаясь ее классически правильным лицом и в особенности выражением ее глаз: они были черны, как ночь, почти совершенно круглы и казались бездонными. Глаза эти на бледном маленьком лице, по губам которого блуждала загадочно-скорбная улыбка, выделялись чрезвычайно резко и, казалось, высказывали какие-то тайны.

— Вот удивительно, — взволнованно воскликнул Леонид, — мне действительно кажется, что из глубины ваших глаз смотрят тайны ваших прошлых жизней.

Девушка скорбно улыбнулась, пристально посмотрела на Леонида и потом уже проговорила, что ей это приходилось слышать и от других, а высокий человек сказал:

— Она наш медиум и, так как у нас сегодня сеанс, то мне, вероятно, удастся вам доказать, что мертвые вокруг нас. Вы их увидите.

— Мертвых! — воскликнул Леонид, пораженный ужасом, радостью и удивлением.

— Да.

Вся компания стала подыматься по лестнице. Леонид в это время думал: «Своей особой он внушает полное уважение и на шарлатана нисколько не похож. Однако же, верить, чтобы могли по приглашению являться мертвые — надо иметь на плечах больную голову. Что все это значит, я решительно не понимаю». Поднявшись по лестнице, Леонид приостановился и, почувствовав большую неловкость, проговорил:

— Милостивый государь, извините, я очень смущен, что иду в ваш дом, не будучи знаком с вами настолько, что вы не знаете даже моего имени.

— Какой вздор. Имя — пустой звук, ровно ничего не объясняющий. Единственный аттестат души человеческой — его лицо, и на вашем я читаю, что ваш дух мятежно бился в клетке, ища ответа на вечные вопросы и, не находя их, в отчаянии падал от неба на землю, и тогда внутри тела вашего бушевал огонь адский… Я хочу, чтобы дух ваш снова поднялся к небесам. Если же вы хотите знать имя мое, извольте — Рабу.

Они вошли в большую комнату, где в ожидании хозяина сидели несколько человек. Немного спустя, вся компания уселась вокруг большого круглого стола — все, кроме хозяина, который стоял в стороне. Лампы неожиданно погасли, но луна ярко светила в окна и в ее сиянии лица казались призрачными. Леонид взглянул на сидевшую рядом с ним брюнетку-барышню и уже не мог отвести от нее своих глаз. Лицо ее казалось прозрачно-белым, а черные, как ночь, глаза казались нечеловечески большими, высказывающими со своих глубин чарующие, но полные ужаса, тайны. Он смотрел долго в ее глаза, испытывая такое чувство, точно его втягивала в себя какая-то пропасть с мерцающими огнями в ней. Содрогнувшись, он сделал усилие над собой и стал поочередно смотреть на лица других спиритов. Все сидели неподвижно в ожидании как бы чуда. Царила жуткая тишина и, хотя Леонид испытывал нервную дрожь, в уме его все- таки проходили такие мысли: «Я не позволю себя обмануть, хождение столов — детские сказки. Если он пойдет, я буду думать, что это шарлатанство, если же не пойдет — что меня хотели одурачить».

Мысли его внезапно прервались: послышался треск, и в этот же момент под руками его что-то вздохнуло, зашевелилось и стол плавно поднялся вверх. Расширив глаза, Леонид смотрел со страхом в одну точку: под потолком светилась маленькая звездочка.

Наступила мертвая тишина.

— Медея, — раздался властный голос Рабу. Леонид взглянул на барышню-медиума.

Она сидела, откинувшись на спинку дивана, с неподвижностью статуи. Лицо ее было мертвенно-белым и в глазах не было зрения. От всего тела ее исходило холодное дуновение, как от трупа.

— Медея, ты видишь пред собой кого-нибудь?

— Да, — раздался из уст Медеи как бы чужой голос.

— Наш незнакомец, может быть, хочет видеть кого-нибудь из своих умерших. Пусть он только о нем подумает.

Наступила снова мертвая тишина.

Леонид продолжал смотреть на золотую точку, светящуюся над его головой. Она то подымалась к потолку, то опускалась, скатываясь по его волосам и лицу на пол. Тогда в глазах его вспыхивал яркий свет, все нервы вздрагивали и его охватывало неизъяснимое ощущение — удовольствия и страха, а огненная звездочка катилась по полу, ползла по стене и снова вспыхивала над его головой. В это же время под руками его что-то продолжало дышать, подымаясь все выше, и ему казалось, что и он сам подымается и уносится куда-то, что комната шевелится и ее стены распадаются, и вдруг из-под его рук что-то вспорхнуло, огромное, беловатое и светлое. Раздался звон струн. Охваченный испугом и изумлением, он хотел увидеть присутствующих, но их не оказалось: над ним был голубой свод неба с рассыпанными звездами по нему и где-то глубоко внизу — земля. Теперь ему казалось, что он мчится с необыкновенной быстротой и впереди его белое светящееся облако. Вдруг оно остановилось над вершиной остроконечной зеленой горы, из него выглянуло женское прелестное лицо и в его глаза пристально уставились чьи-то знакомые, голубые мертвые очи. «Клара!..» — шептал он, в то время как облако, все более рассеиваясь, обнажало стройную женскую фигуру с арфой в руке.

Леонид потерял сознание.

На другой день Леонид очнулся в своем номере в гостинице, где жил в Латинском квартале. В голове его пронеслись картины вчерашнего вечера, но, так как он увидел себя проснувшимся в своей комнате, то сейчас же подумал: «Вот удивительно яркий сон… Мне кажется, что я жил обычной жизнью и только видение Клары показывает, что я спал… Что это, право, я ничего понять не могу… Или я схожу сума».